Нина Сагайдак - Мищенко Дмитрий Алексеевич. Страница 13

Кстати, есть хороший повод сходить к тете Оле: она обещала узнать у врачей, что с дедом.

Отрывать санитарку от работы никто не станет. Поэтому Нина подошла к больнице в такое время, когда Ольга Осиповна должна была возвращаться домой. И вышло удачно. Та еще издали увидела Нину и, улыбаясь, пошла ей навстречу.

— Так-таки не утерпела, пока я к вам приду, сама прибежала?

— Да, не терпится, тетя Оля.

— А я сегодня ничего нового сказать не могу.

Нина остановилась:

— Почему же? Разве до сих пор нет анализа?

— Что-то у них там не ясно, сомневаются в показателях.

— А в чем сомневаются, что подозревают?

— Не говорят.

Нина готова была разрыдаться.

— Наверно, бабушка права, у него какая-то страшная болезнь.

Ольга Осиповна нахмурилась и печально смотрела на девушку. Это окончательно убедило Нину, что ее догадка верна.

— Не представляю, как мы будем жить без деда… Так тяжело, так больно…

Ольга Осиповна грустно ответила:

— Да, это действительно тяжело, но ведь жить как-то нужно. Людям вон еще хуже. Ты слышала, вчера расстреляли арестованных?

— Коммунистов? — спросила Нина, и ее глаза, полные слез, стали испуганно-тревожными.

— Да. А у них ведь тоже остались дети…

— Как же это… так быстро? Неужели их и не допрашивали, коммунистов?

— Немцы долго не канителятся. Им и одной ночи достаточно, чтобы отправить людей на тот свет.

— Значит, арестованные признались?

— Что ты! Там, в гестапо, признался или нет — один конец: расстрел. Тем более, когда речь идет о коммунистах. Рано или поздно с нами будет то же.

— С кем — с нами?

— Ну, со мной, с другими коммунистами, которые остались в городе.

Нина смотрела на Ольгу Осиповну широко раскрытыми глазами.

— Почему вы так думаете?

— Не оставят они нас в покое. Появится еще раз листовка — и все. Придет наша очередь идти под дулами автоматов в лес…

— Зачем же вы ждете этого страшного дня? Уехали бы куда-нибудь или ушли в леса к партизанам.

— Куда мне… с моей ногой. Не гожусь я для партизанских походов. А уехать можно было бы, да дела не пускают.

— Какие дела?

— Ну… всякие. Старики родители, вы с Лялей. Как я вас всех оставлю?

— Если вам грозит такая опасность, не думайте о нас. Мы как-нибудь проживем.

Ольга Осиповна обняла девушку.

— Сейчас только ты говорила, что не знаешь, как будете жить без деда.

— А теперь я вам говорю, тетя Оля: уезжайте. Проживем как-нибудь. Вы сами сказали, что есть люди, которым еще хуже, чем нам.

Ольга Осиповна крепко прижала к себе Нину.

— Никуда я, девонька, не поеду. Раз вовремя не эвакуировалась, надо держаться и делать свое дело здесь.

«Может быть, тетя Оля права, — подумала Нина. — Но нет, нельзя так рисковать. Напрасно Ольга Осиповна ссылается на хромую ногу. Добралась бы до партизан, и нашлось бы ей там дело».

— Может, пойдем вместе к нам, — заговорила она. — Я одна боюсь идти домой: бабушка ждет меня с вестями из больницы. Что я ей скажу?

— Ладно, зайду, — согласилась Ольга Осиповна. — Только уговор: не пугать бабушку плохими вестями, будем поддерживать в ней надежду…

XV

Два месяца прошло с тех пор, как не стало Ивана Михайловича. В доме все еще стоит похоронная тишина. Если бы хоть кладбище было подальше, может, не напоминало бы оно весь день о случившемся. А то выйдешь во двор, невольно глянешь в ту сторону, где похоронен дедушка, — сердце сжимается от боли, слезы подступают к глазам.

Лидия Леопольдовна после смерти мужа совсем согнулась, как-то вся съежилась, подолгу не встает с постели.

«Что будет, если и она уйдет от нас? — думает Нина. — На кого надеяться? У кого искать защиты? Самой маленькой нет еще и двух лет. Да и Толя еще ребенок…» Сумеет ли она, Нина, заменить им мать и бабушку. Вроде бы и не маленькая — шестнадцатый год идет. Но если бы кто знал, как одинока, как беспомощна она! Как бессильна в этом хаосе грозных событий и тяжких обстоятельств, которые называются одним страшным словом — оккупация.

Вот сидит она рядом с бабушкой, раскладывает собранные в саду яблоки. Одни пойдут на сушку; другие будут квасить; часть можно сохранить свежими до самой зимы. Когда-то из яблок варили вкусное повидло, варенье. Теперь об этом никто и не думает — нет сахара, а если и появится на базаре, то продают его кусочками. Какое там варенье! Нынче люди думают о другом: что повезти в деревню в обмен на пару килограммов картофеля, крупы, хлеба.

Думала об этом и Лидия Леопольдовна.

— Не слышала, внучка, — заговорила она вдруг, — кто из наших соседей собирается идти на село менять вещи?

— Не слышала.

— Надо поинтересоваться, детка. Может быть, я попрошу кого-нибудь взять тебя с собой.

— А что я понесу на село? У людей есть с чем ходить, потому и ходят.

— У всех теперь не густо. Мало кто несет лишнее. Несут необходимое, а часто и последнее. А мы начнем с летней одежды твоей матери.

— Что скажет мама, когда вернется?

— Она поймет, что иначе поступить мы не могли. Лишь бы вы остались живы и здоровы, а вещи — дело наживное.

Сама не зная почему, Нина сегодня упрямится и возражает бабушке. Может быть, потому, что в село предстояло идти ей, а этого как раз и не хотелось.

Лидия Леопольдовна настаивала, тихо и спокойно убеждая внучку:

— Именно сейчас и время, Ниночка. В селах собирают урожай, людям легче достать хлеб. А кончится молотьба, вывезут зерно, попробуй тогда найти его и выменять на вещи.

— Ладно, бабуся, — соглашается наконец Нина. — Я ведь знаю: кроме меня, идти некому.

— Так, так… — заплакала Лидия Леопольдовна. — Дедушки уж нет, я на такие странствия не способна. Одна ты теперь наша кормилица и надежда.

Нина старалась отвлечь бабушку от грустных воспоминаний.

— Слушайте, бабуся, а что, если пойти мне в Рудню. Может, тетя Оксана поможет обменять вещи.

— И вправду, — оживилась Лидия Леопольдовна, — надо искать попутчиков на Рудню.

В тот же день Нина пошла в город к знакомым, которые уже побывали в деревне. «Если сами они сейчас не идут, — думала она, — то подскажут, кто идет. Да и расспросить надо, как оно там бывает, нужны ли документы, встречаются ли по дороге немцы, полицаи, как относятся они к тем, кто идет в деревню менять вещи».

Задумавшись, Нина шла по улице и не заметила, что на противоположной стороне, поравнявшись с нею, остановился какой-то парнишка и смотрит на нее.

— Нина! — позвал он и, не раздумывая, пошел к ней через улицу. — Что же ты не узнаешь? Проходишь мимо, будто мы незнакомы.

— О-о! Жора! — обрадовалась она. — Откуда ты взялся?

— Оттуда, — засмеялся Жора и показал на противоположную сторону улицы. — А почему ты идешь так, словно ничего вокруг не видишь?

Жора очень подрос за этот год. Это был уже не тот слабый и неловкий мальчишка, который краснел, когда Нина к нему обращалась.

— Прости, — виновато улыбнулась девушка, — задумалась и по заметила.

— Куда же ты идешь? К девчатам?

— Да нет. Не до девчат сейчас.

— Я слышал, умер твой дед, — сочувственно сказал Жора.

— Да.

— И теперь у вас, кроме бабушки, никого нет?

В голосе Жоры Павловского слышалось искреннее участие. Но Нину оно почему-то раздражало. Она стояла потупившись, сдвигая носком туфли песок на тротуаре.

— Может быть, тебе нужно чем-нибудь помочь? — спрашивал Павловский. — Я поговорю с хлопцами, подумаем.

— Что ты! — обиделась Нина. — Зачем это?

— Ну как же, — смутился Жора, — мы же друзья. Вместе учились, вместе нужно выходить из беды.

— Спасибо. — Она холодно глянула на парня. — Пока нет в этом необходимости. Обойдемся как-нибудь сами.

Разговор не вязался. Надо было уходить, и Нина тихо сказала:

— Прости, но мне пора.

— Может… ты разрешишь проводить тебя?

— Да нет, не надо. Я ищу попутчиков. Придется ходить по дворам, а вдвоем неудобно.