Кладбищенский фантом. Кошмары Серебряных прудов - Устинова Анна Вячеславовна. Страница 15

— А почему ты, Федор, не допускаешь, что она сама работает в поликлинике? — спросила вдруг Жанна.

— Она была без халата, — ответил я.

— Ну, ты даешь, — усмехнулась Жанна. — По–твоему все врачи, как просыпаются, нацепляют белый халат и белую шапочку?

Поняв, что свалял дурака, я смутился.

— Ну, в общем–то, не совсем так.

— А верней, совсем не так, — с удовольствием подхватил предатель Макси–Кот. «Ну, ничего, я тебе это припомню», — пронеслось у меня в голове. Макси–Кот, однако, совершенно не чувствуя моего состояния, спокойно себе продолжал: — В общем, с поликлиникой мы, кажется, все выяснили. Тут нет ничего сверхъестественного. Ты, Фома, за ней бежал, а она вошла в один из тех самых кабинетов, куда тебя не пустили зверские тетки.

— Но я ведь спрашивал, и они мне сказали, что никакой старухи даже рядом не лежало, не сидело и не входило, — уточнил я.

— Мой друг, — покровительственно произнес Макси–Кот. — Ты не умеешь мыслить абстрактно. Это для тебя она старуха. А для теток из очереди — просто пожилой заслуженный врач.

— Точно! — воскликнула Жанна. — Но тогда и с телевидением ничего странного нет. Как раз вполне естественно, что местный кабельный канал брал, например, интервью у старейшего детского врача района.

— Запросто, — поддержал версию Макси–Кот. — Может, у нее какой–нибудь восьмидесятилетний юбилей.

— Какой юбилей? — запротестовал я. — Она с экрана мне тростью грозила.

— А почему, Федя, ты не допускаешь, что она грозила совсем не тебе, а каким–то чиновникам, которые довели до бедственного положения нашу медицину? — внимательно посмотрела на меня Жанна. — Вот пришли к ней брать интервью по поводу юбилея, или тысячного излеченного больного, или миллионного запломбированного зуба, а она решила воспользоваться возможностью, чтобы высказать возмущение недостатками.

Я молчал. Сейчас, спокойно беседуя с Макси–Котом и Жанной, я и сам уже готов был признать, что попросту нагородил себе всяких ужасов. Однако при всей логичности объяснений тревога меня почему–то до конца не оставляла. И мне кажется, Жанна испытывала те же чувства. По–моему, она даже смеялась нарочно, чтобы себя взбодрить. А в глубине души ей было жутковато. Пожалуй, один Макси–Кот искренне полагал, что досадное недоразумение разрешилось самым простым и наилучшим образом.

Поднявшись из кресла, он подошел ко мне и, хлопнув по плечу, наглым тоном изрек:

— Что–то ты быстро, Федя, закис без моего чуткого руководства.

— Заткнись, — огрызнулся я. — Тоже мне, чуткий руководитель нашелся.

— Ой! — хлопнула себя по лбу Жанна. — Совсем забыла о самом главном. Ждите. Я сейчас вернусь.

— Куда? — хотел я остановить ее. Но Жанна, вихрем пронесшись по коридору, выбежала на лестничную площадку.

— Не закрывайте, — попросила она мою мать. — Я мигом.

Мы с Котом удивленно переглянулись. Впрочем, долго томиться от неизвестности Жанна нас не заставила. Из коридора послышался хлопок входной двери, и она быстрыми шагами вернулась в комнату. В руках Жанна держала газету.

— Вот, — объявила она. — Это наша районная газета «Серебряные пруды». Весь номер посвящен жизни и смерти Князя Серебряного. Только здесь его величают исключительно Ильей Сергеевичем Голлановым.

Усевшись на мой диван — Жанна посредине, а я и Кот слева и справа от нее, — мы принялись изучать траурный номер. Первую полосу целиком занимала фотография Князя в черной рамке. Илья Сергеевич был запечатлен в полный рост. Одной рукой он небрежно оперся о какую–то ограду. В его облике и впрямь было нечто княжеское. Высокий, подтянутый и вальяжный. Лицо худое продолговатое. Скульптурный хрящеватый нос с горбинкой. Тонкие, словно вечно поджатые, губы. И, наконец, квадратный подбородок, который почему–то принято считать признаком сильной воли.

— Слушайте, — пригляделся я к заднему плану снимка. — А Князь ведь снят на фоне нашего кладбища.

Жанна и Макси–Кот так резко склонились над газетой, что едва не ударились лбами.

— Совершенно верно, — медленно проговорила девочка.

— Прямо ирония судьбы, — почти шепотом отозвался Кот.

Мне снова стало неуютно. Что–то в этом было угрожающее. Хотя тогда я и сам не понимал, что. Мы углубились в тексты. Сперва шла расширенная биография покойного, из которой мы выяснили, что он родился в деревне Серебряные пруды, на месте которой ныне стоял, в частности, наш дом. Семья его была скромной, но очень трудолюбивой. Мама — учительница деревенской школы, а папа — ветеринар. С юных лет Илья Сергеевич Голланов познал «цену тяжелого сельского труда». Также ему чуть ли не с пеленок была «свойственна тяга к знаниям». Он с отличием окончил школу, а потом — энергетический институт.

Далее началась трудовая деятельность Ильи Сергеевича на ниве какого–то научно–исследовательского института со сложным названием. Там покойный дорос до старшего научного сотрудника и защитил кандидатскую диссертацию.

Далее в биографии шел длинный перечень различных ООО, АО, АОЗТ, ЗАО, в которых господин Голланов работал последние годы. Также мы выяснили, что он возглавлял кучу самых разнообразных фондов и активно занимался благотворительностью крайне широкого профиля. Чего и кого только не поддерживал Илья Сергеевич! Местную спортивную команду. Две больницы. Детский дом. Финансировал реставрацию трех церквей. И так далее и тому подобное.

— Видите, какой уважаемый человек, — усмехнулась Жанна. — И нигде ни слова про то, что он местный авторитет по кличке Князь Серебряный.

— По–моему, он даже в тюрьме не сидел, — добавил я.

— Зачем ему–то сидеть? — удивился Макси–Кот. — Это птица высокого полета. Он руководил теми, кто сидел.

— Думаешь? — посмотрел я на Макси–Кота.

— Ежу понятно, — уверенно произнес тот.

— Вы лучше дальше прочтите, — ткнула пальцем в другую полосу Жанна. — Тут пишут, как он погиб.

Мы вновь углубились в чтение. История гибели Князя оказалась и впрямь очень странной. Если верить репортеру, Илья Сергеевич Голланов, подобно большинству других крупных бизнесменов, ни шагу не делал без усиленной охраны. Секьюри–ти сопровождали его повсюду. Тем более непонятно, зачем в ночь гибели он вышел из собственного особняка в полном одиночестве. Мало того, Князь Серебряный прошел незамеченным мимо собственной охраны, которая до последнего момента оставалась в полной уверенности, что босс находится дома.

Еще непонятней выглядело ночное путешествие, которое пешком предпринял Князь Серебряный. Дойдя до конца нашей улицы, он сквозь дыру в заборе проник на территорию стройки. Там он якобы случайно наступил в лужу, где валялся оборванный кабель высокого напряжения. Смерть от удара током была мгновенной.

По мнению следствия, причиной гибели Ильи Сергеевича Голланова явился несчастный случай. Однако автора статьи подобная версия явно не устраивала, и он задавал читателям множество вопросов, на которые пока не находилось ответов. И особенно местного репортера озадачивало, почему столь солидный и уважаемый бизнесмен отправился ночью без охраны в столь странное место?

Жанна сказала, что тоже ничего не понимает. Да и мы с Максом логику Князя не просекали. Если только он вообще не был с приветом. Однако биография Ильи Сергеевича на такой вывод не наталкивала.

Далее в газете следовали прочувствованные высказывания о покойном близких и просто знакомых. А потом репортаж о похоронах со множеством фотографий. Мы стали разглядывать их. Вдруг Жанна воскликнула:

— Эй! Смотрите!

Палец ее уткнулся в один из снимков. Я глянул. Внутри у меня похолодело. Неподалеку от гроба, окруженного скорбящей толпой, стояла… старуха в черном.

— Опять она, — прошептала Жанна.

— Вот, значит, какая эта старуха, — пристально разглядывал фотографию Макси–Кот.

Я молча кивнул. Слова почему–то застревали в

горле.

— Очень странно, — снова заговорил Макси–Кот. — Ребята, глядите, как она там стоит. Словно отдельно от остальных. Такое впечатление, будто ее потом подмонтировали.