Семейная библиотека. Выпуск восьмой - Кириллова Алла Александровна. Страница 24
Тогда мы взяли лопаты и пошли с Мишкой в сад сажать деревья. Физический труд — лучший отдых после умственного напряжения.
Когда мы выбежали во двор, то увидели Алика. Он все это время сидел на лавочке и караулил, чтобы мы не сбежали. Вот чудак! Узнав, что мы добровольно идем работать в сад, он вытаращил глаза и побежал следом за нами, щелкая на ходу фотоаппаратом. В саду нам сажать ничего не пришлось — все деревья были посажены. Тогда мы стали их поливать, а Алик опять все время таращил на нас глаза и щелкал фотоаппаратом. Потом мы вернулись опять ко мне домой и занимались до тех пор, пока и Мишка, и Костя не устали окончательно.
Когда Яковлев и Малинин разошлись по домам, я все еще продолжал сидеть над учебниками и заниматься самостоятельно. Самостоятельно я занимался до тех пор, пока не заснул за столом. Как я очутился в постели, я не помню, наверное, в постель меня перенес отец. Зато проснулся я на следующее утро сам, и так рано, что все еще спали. Я с-а-м застелил аккуратно постель, тихо позавтракал, собрал учебники, на цыпочках вышел из дома и побежал в школу. Сегодня я должен был, я был о-б-я-з-а-н прийти с-е-г-о-д-н-я в школу самым п-е-р-в-ы-м!
Так я и сделал. Я явился в школу тогда, когда все мои одноклассники еще крепко спали в постелях — и Зинка Фокина, и Мишка Яковлев, и Алик Новиков и Костя Малинин, — ну, этот-то, наверное, спит без задних ног! Один я из всего класса не спал. И не только не спал, а уже был в школе часа за два до начала занятий. Так рано, вероятно, еще ни один ученик в жизни не приходил в школу. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что по противоположной дорожке к школьному крыльцу за кустами сирени тоже крадется чья-то фигура. Я остановился. Фигура тоже остановилась. Я сделал три шага к школе, и фигура тоже сделала три шага. Я стал подкрадываться к входной лестнице, и фигура стала подкрадываться. Я высунулся из-за куста, фигура тоже высунула свою физиономию. Мы долго молча смотрели друг на друга, наконец мне надоело молчать.
— Малинин! — сказал я.
— Ну?
— Ты чего это так рано заявился в школу?..
— А ты?
— Я т-а-к п-р-о-с-т-о… А ты?
— И я т-а-к п-р-о-с-т-о…
— Понятно! — сказали мы вместе.
Тихо, стараясь не шуметь, мы с Костей поднялись одновременно по каменной лестнице и приникли лицами к холодному и мокрому от росы дверному стеклу и стали молча ждать, когда нас пустят в н-а-ш-у ш-к-о-л-у.
Мы стояли молча, не глядя друг на друга, стояли и просто ждали, даже не подозревая, что ровно через два часа начнутся такие удивительные события, события, которые потрясут не только весь наш класс, но и всю школу.
Во-первых. Ровно через два часа и десять минут меня вызовет к доске Нина Николаевна, и я буду ей рассказывать все, что я знаю о жизни бабочек. И Нина Николаевна мне скажет: «Юра Баранкин! Жизнь бабочек ты знаешь очень хорошо. Садись! Молодец! Когда ты отвечал, мне даже показалось, что у тебя за спиной выросли крылья!..» После этих слов весь класс так и покатится от смеха, и только мы с Костей не улыбнемся и будем сидеть за партой серьезные-пресерьезные.
Во-вторых. Через два дня мы с Малининым Костей исправим по геометрии двойки на четверки.
В-третьих. Через три дня Зинка Фокина заявит во всеуслышание, что будто бы мы с Костей, по ее мнению, заболели какой-то загадочной болезнью и что это у нас, вероятно, скоро пройдет.
В-четвертых. Еще через несколько дней Зинка Фокина вдруг почему-то перестанет при каждом удобном случае говорить мне: «Баранкин, будь человеком!»
В-пятых. Дней через пятнадцать мой отец будет, как всегда, проверять мой дневник, и первый раз за всю жизнь он при этом ничего мне не скажет и только удивленно пожмет плечами и молча переглянется с мамой.
В-шестых. Ровно через месяц директор нашей школы Василий Васильевич Туркин…
Впрочем, об этом, пожалуй, говорить еще рано, ведь это случится через месяц, а сейчас еще прошло только десять минут, всего десять минут, как мы стоим с Костей на школьном крыльце, просто стоим и ждем, когда же наконец-то откроется дверь и нас пустят в школу, в н-а-ш-у ш-к-о-л-у.
Герои этой повести — хорошо известные и полюбившиеся ребятам, неунывающие мечтатели Юра Баранкин и его лучший друг Костя Малинин. Из книги вы узнаете о приключениях Юры и Кости до их замечательных превращений в муравьев, бабочек и воробьев.
Валентин Брагин
Огородная сказка
1
Давным-давно в одной сказочной стране, на огородной грядке, жил-был большой огурец. Вообще-то он ничего особенного из себя не представлял: обычный зрелый огурец да и только. Но, во-первых, по сравнению с другими своими собратьями он был как-то уж очень велик; а во-вторых, как-то уж очень зелен. И это ему не давало покоя.
Он все думал и думал, сидя под широким листом, что это он такой большой да зеленый? И наконец придумал.
И вот однажды, как говорят в сказках, в одно прекрасное утро, когда взошло солнышко и огурцы проснулись, великан вдруг громко произнес:
— Огурцы!
Все вздрогнули и уставились на середину грядки, где сидел их собрат. Между прочим, огурцы между собой разговаривают мало. Можно всю жизнь пролежать на сырой грядке под резным листом и не услышать голоса своего соседа. А тут вдруг такое!
В первое мгновение всем показалось, что на грядке прогремел гром. Да и сам говоривший струхнул поначалу от такого неожиданного внимания к своей персоне. Но, набравшись смелости, он решил довести задуманное до конца.
— Огурцы! — повторил храбрец еще раз громко и членораздельно. Он был уверен в эффекте своей речи, ибо много раз повторял ее в своей голове. — Достопочтенное племя зеленых воинов! Я обращаюсь именно к вам. Вы поражены моими словами, а я хочу вам раскрыть глаза на истинное положение вещей на нашем огороде! Ведь это мы, именно мы должны стать хозяевами всего пространства, занимаемого, к нашему стыду, не только нами, — сказал оратор и окинул взором огромный огород и свою скромную грядку. — Нам ли прозябать в сыром углу, когда другие, низкосортные овощи занимают лучшее место? Тут он с неприязнью покосился на спелые помидоры, которые высоко висели над огуречной грядкой и еще сладко спали.
— Ведь мы же великие воины! На нашем знамени, — тут он показал на свой шершавый лист, — нет ни одного желтого или красного пятнышка. Мы все лето одного цвета. Мы в воде не тонем и в огне не горим. Мы никогда не изменяем своим зеленым идеалам, и в наших жилах течет благородная и чистая кровь. Мы… Мы…
Тут он сбился. Но его собратьям и этих слов было достаточно, чтобы вдруг сразу понять исключительность своего положения.
— Да, да, — зароптали они, — мы и в воде не тонем, и в огне не горим, а живем на сырой маленькой грядке.
И теперь они все вместе неприязненно поглядывали на спелые помидоры.
— Какой умный, какой великий огурец, — говорили одни.
— Смотрите, смотрите! — восхищались другие. — Какой он красивый, весь изумрудный!
— Изумрудный, изумрудный, — соглашались третьи, — и голова у него зеленая-зеленая. Ах, зеленая!
У большого огурца от похвал закружилась голова.
— Спасибо, спасибо, друзья, — благодарил он всех, — я думаю, вы не против, если наша грядка отныне будет называться Огурецией.
— Да! Да! Великой Огурецией! — подхватили все с жаром, да так громко, что даже на соседних грядках «низкосортные» овощи обратили на них внимание.
— Да здравствует Великая Огуреция! Да здравствует мудрейший и зеленейший наш владыка — Огурций Первый! Ура! — кричали огурцы все сразу, признав необходимость первенства в их государстве изумрудно-зеленого соплеменника.