Ухо, дыня, сто двадцать пять! - Крюгер Мария Людвика. Страница 15

Конечно, он ничего не понял из слов Яцека, произнесённых на собачьем языке.

— Если будешь лаять, — толковал он, — всё начнётся сначала. Лучше всего нам обоим сейчас потихоньку исчезнуть отсюда. Правда, номер оплачен до завтра, ну да ладно, пусть пропадает!

С этими словами он взял Яцека на руки, сунул под плащ и на цыпочках вышел из номера.

13. И всё-таки пимпусь!

Бегство из гостиницы удалось как нельзя лучше. На улице, всё время оглядываясь, не гонится ли кто-нибудь за ним, и продолжая крепко держать Яцека под мышкой, мужчина с усиками заспешил к ближайшему промтоварному магазину. По дороге он говорил:

— Надо непременно придумать тебе имя, мой пёсик. Это даже как-то глупо, что я не знаю, как тебя зовут. Поэтому я решил, что буду звать тебя… постой… как же всё-таки? Может быть, Цезарь?

«Цезарь — это, пожалуй, неплохо, — подумал Яцек. — Цезарь был вон кто!»

Но мужчина с усиками, видно, передумал:

— А может, лучше всё-таки Пимпусь?

— В-р-р-р! — решительно раздалось в ответ из-под плаща. — Вр-р-р!

— Я вовсе не собираюсь зваться Пимпусь, — разнервничался Яцек, — подумать только, опять Пимпусь! Те — Пимпусь, теперь снова — Пимпусь! Неужели ничего лучше нельзя придумать? И потом, меня зовут Яцек, и не надо ничего выдумывать!

Тут он вспомнил: ведь надо постараться побыстрее вернуться домой и сообщить родным, что он вовсе не пропал, а только превратился в жёлтую таксу. Яцек дёрнулся, пытаясь вырваться. Но хозяин держал его крепко, не собираясь выпускать, сказал только: «Сиди спокойно, Пимпусик!» — и заспешил дальше. Наконец он остановился перед витриной. Это был магазин спортивных товаров.

— Здесь! — с удовлетворением заметил владелец чёрных усиков и толкнул дверь.

— Чем можем служить? — любезно спросила продавщица.

— Дайте, пожалуйста, кожаный поводок для таксы и намордник.

— Намордник?! — рявкнул, услышав это, Яцек, он же Пимпусь. — Намордник?! — Он ворчал так грозно, что все бывшие в магазине сразу же согласились: такой злой пёс должен носить намордник. Только ни у кого не хватало храбрости примерить этот намордник рвущемуся из рук грозному Пим-пусю.

— Гав! Гав! Не дам примерить! Не позволю! — хрипел Пимпусь-Космаля.

В конце концов общими усилиями продавцов и мужчины с усиками на него всё же были надеты кожаные элегантные лямки с длинным поводком и изящный намордник.

— Теперь, — сказал мужчина с усиками, оплачивая покупку, — теперь можем ехать дальше. В деревню!

— В деревню? Я вовсе не хочу ехать в деревню! — Яцек-Пимпусь снова рванулся как сумасшедший, пытаясь сбежать вместе с поводком. — Мне надо домой, надо в школу! Я должен сообщить в милицию, что не пропал! — кричал он в крайнем возбуждении. Но поскольку всё это был обычный лай маленькой жёлтой собачки, никто не обратил на него внимания.

«Ах, до чего же плохо быть собакой», — с грустью подумал Яцек Космаля.

Выйдя из магазина, хозяин Пимпуся сел в такси и велел побыстрее ехать на вокзал. Там он купил билет, сел в поезд и занял в купе очень удобное место возле окна, а так как его жёлтая такса, кажется, тоже хотела смотреть в окно, он посадил её на колени.

«Может, мне удастся выскочить в окно?» — подумал Яцек.

К сожалению, окно было закрыто, и вдобавок перед самым отправлением поезда в купе вошла женщина с множеством свёртков и маленьким мальчиком. Она села напротив и сразу же стала возмущаться:

— Что это за порядок, чтобы собака ехала в купе! Я не согласна! Вот ещё! Проводник!

Поезд тронулся, а проводника нигде не было видно.

— Поглядите только, собака ей не нравится, — рассердился Яцек. — Собака её раздражает. Так где же мне ехать?

— Собака должна ехать в специальной клетке в товарном вагоне, — выкрикивала женщина, — а не вместе с людьми!

— Нет, вы послушайте, — ещё больше разозлился Яцек, — я уже не могу ехать в нормальном вагоне!

— Он очень спокойный пёс и к тому же в наморднике, — успокаивал нервную женщину мужчина с усиками. — Ведь он вас не укусил.

— Этого ещё не хватало! Заберите немедленно своего мерзкого пса!

— Это я-то мерзкий? — возмутился Яцек. — Я мерзкий! Вы слышали что-нибудь подобное?

И так расстроился, что даже заскулил.

— Тихо, тихо, пёсик, не волнуйся. — Хозяин погладил его по голове. — Ты очень хороший породистый пёс, просто эта женщина не разбирается в собаках.

— Разбираюсь или не разбираюсь, только я не могу позволить, чтобы собака ехала вместе с моим ребёнком! С моим дорогим Томусем!

Между тем дорогой Томусь уже успел высыпать на пол мусор из пепельниц, испачкать грязными ботинками новую красивую обивку сидений в купе и сейчас пытался дотянуться до занавески, чтобы её сорвать.

«Что за несносный мальчишка!» — Яцек Космаля в облике жёлтой таксы даже затрясся от возмущения. Его хозяин, видя это, тоже стал кричать:

— Успокойтесь немедленно! Даже собака разнервничалась от всего этого шума. А ваш сынок ещё более несносный, чем мой Пимпусь!

— Хи-хи-хи-хи! Пимпусь! — захихикал Томусь и попытался ущипнуть таксу за хвост.

«Видали, на мне намордник, защищаться я не могу, а он ко мне пристаёт, — возмутился Космаля, — разве это справедливо? И вообще надо запретить приставать к собакам!»

В этот момент Томусю удалось схватить Яцека за хвост.

— Ау-у-у, — завыл Яцек, — больно! А Томусь весело засмеялся.

— Мама! Смотри, как он меня боится!

— Скверный мальчишка! — стал на защиту своей собаки мужчина с усиками. — А вы должны сказать сыну, что так делать нельзя!

— Томусик, веди себя хорошо, сынок! Не надо тянуть собачку за хвостик!

— А я буду тянуть! — упорствовал Томусь.

— Попробуй только! — грозно рявкнул Космаля и оскалил зубы.

— Вот видишь! Если будешь тянуть, собачка на тебя рассердится!

Тут разговор прервался, так как поезд остановился на какой-то станции и мама с сыном поспешно вышли. В купе стало тихо и хорошо. Космаля пытался выглянуть в окно, и наконец это ему удалось. Он даже сумел прочесть большую надпись на здании вокзала: «Жабья Воля».

— Ай, ай, ай! Жабья Воля! — жалобно заскулил Космаля. — Ай, ай, ай! Это же страшно далеко, где-то на краю света! Бедный я, бедный! И куда же везёт меня этот незнакомый человек? Что со мной будет?

— Тихо, пёсик, тихо! — успокаивал его мужчина с усиками. — Скоро будем дома!

И гладил его по голове.

— Но я хочу к себе домой, — всхлипывал по-собачьи Яцек, — хочу домой!

Мягкое покачивание вагона и монотонный стук колёс действовали усыпляюще. Несмотря на все огорчения, Космаля всхлипывал всё тише и наконец уснул сладко и крепко. Так крепко, что не слышал, как поезд останавливался на разных станциях и как на одной из них мужчина с усиками взял его на руки и вышел на перрон. Солнце уже клонилось к закату. Поезд, отправляясь дальше, пронзительно засвистел.

— Ой! — испуганно вскрикнул Космаля, сразу проснувшись. — Ой! Что случилось?

Вскоре Яцек и его хозяин уже сидели в смешной бричке, запряжённой гнедым конём. На козлах торчал какой-то парнишка и правил. Щёлкая кнутом, он рассказывал обо всём случившемся за последние дни, а к мужчине с усиками обращался: «Пан лесничий».

Ухо, дыня, сто двадцать пять! - i_011.jpg

К Яцеку парнишка отнёсся добродушно. Для начала погладил его по голове и сказал, что хороший пёс в лесничестве пригодится, особенно охотничий, так как Бурый для этого не подходит.

— Только бы он не вздумал покусать этого маленького желточка, — добавил он, показывая на Яцека. — Бурый не любит чужих собак.

— Какого ещё желточка? — проворчал обиженный Космаля. Но никто не обратил на него внимания.

— Ничего, привыкнет, — успокоил лесничий и добавил: — А этого зовут Пимпусь.

Парнишка кивнул.

— Неплохо, хоть немного смешно, — похвалил он и, повернувшись на козлах, позвал: — Пимпусь!