Солнышкин плывёт в Антарктиду - Коржиков Виталий Титович. Страница 10

— Стойте, стойте! — крикнул Борщик и бросился к камбузу. У кока не было, конечно, под рукой свежих лягушек, однако два десятка лучших рыбин он приготовил! Но птицы уже взлетели.

— Что? Упустили жаркое? — крикнул сверху артельщик.

Но на него никто не обратил внимания. Все смотрели туда, где, выстраиваясь клином, аисты расправляли крылья.

На минуту они затерялись в облаке, но, вынырнув, сделали над пароходом круг.

— Кивают! — крикнул Перчиков.

— Они кланяются, — удивился Бурун.

— Какое благородство, — сказал Моряков и помахал рукой.

В это время что-то маленькое, едва заметное, закружилось над палубой.

— Смотрите, смотрите! — крикнул Солнышкин, протянул руки, и в ладони ему опустились два жёлтых берёзовых листка.

Он взмахнул ими, а Моряков посмотрел вслед улетающей стае и сказал:

— Значит, рядом земля.

И все услышали, как наверху артельщик с» многозначительной усмешкой повторил:

— Хе-хе, значит, скоро земля.

АРТЕЛЬЩИК НАЧИНАЕТ ДЕЙСТВОВАТЬ

Стёпка ходил по лазарету. На столе перед ним лежали недоеденные рыбьи хвостики. А за иллюминатором занимался закат. Он горел, как персидские ковры на жюлькипурской барахолке, и, казалось, даже колыхался и хлопал на ветру.

— Тысяча рубинов, тысяча алмазов! — Артельщик решил, что время выбираться из лазарета.

Он тихо приоткрыл дверь и, сделав несколько шагов, носом к носу столкнулся с Робинзоном. Старый инспектор выбивал медвежью шкуру.

«У, чтоб тебя мурманская селёдка слопала, и откуда ты взялся?!» — вздрогнул артельщик, но улыбнулся и пропел:

— Разрешите помочь?

Старик сдвинул фуражку на затылок и кивнул.

Почему бы не разрешить человеку сделать что-то доброе?

Артельщик взялся за край шкуры, тряхнул её раза два и уже посматривал, как бы половчее улизнуть, но сзади хлопнула дверь и рядом с ним раздался возмущённый голос Челкашкина:

— Послушайте, голубчик, разве вас кто-нибудь выпускал? У меня адмиралы не разрешали себе подобных вольностей!

— Хе-хе, — усмехнулся артельщик. — Извините, но меня просили помочь!

Он ещё крепче ухватился за шкуру и сдул с неё несколько пылинок.

— Мирон Иваныч…— Доктор повернулся к инспектору: — Как же так? Ну позвали бы меня!

Челкашкин приподнял фуражку. Робинзон, наоборот, надвинул свою на брови, с интересом покосился на артельщика и сказал:

— Прошу прощения!

Он свернул шкуру и, взяв её под мышку, удалился к себе в каюту.

— А вы, голубчик, за мной! — сказал Стёпке доктор и поманил его за собой.

— А я не пойду! — буркнул Стёпка. (Но доктор только усмехнулся и распахнул перед ним дверь.) — Я здоров! — крикнул артельщик. — Я тоже хочу в город.

— Чтобы вас выволокли на жюлькипурскую свалку, когда вы от голода потеряете сознание, — подмигнул Челкашкин. — Не выйдет! — Погрозив артельщику пальцем, он подтолкнул его в лазарет и щёлкнул ключом.

Стёпка взвыл от злости. Перед ним на столе торчали рыбьи хвостики, а вдалеке уже загорался огнями тысячи рубинов торговый город Жюлькипур.

ИСТОРИЯ КАПИТАНА МОРЯКОВА

Солнышкин стоял в гладильной, поплёвывал на шипящий утюг и наглаживал стрелочки на брюках Перчикова. Вот так Перчиков поведёт ногой — и стрелка сверкнёт на солнце. Вот так — и она зашелестит в воздухе. После случайной размолвки Солнышкину очень хотелось сделать для друга что-нибудь приятное. Так вот, пока радист передавал радиограммы, его брюки готовились к завтрашней прогулке по великому торговому городу.

В стороне, сидя в трусах на столе, старый морской бродяга Альфонсо-Мария-Тереза-Федькин исполнял такие мексиканские песни, от которых, казалось, мчатся по жилам львы и прыгают ягуары.

А за иллюминатором уже возникал огромный город, подмигивал многочисленными огоньками, и каждый огонёк обещал какое-то занятное дельце. Огоньки вспыхивали и гасли, словно спорили друг с другом и торопились.

Солнышкин посмотрел в иллюминатор и тоже заторопился.

— Ого! Великолепно! Сразу видно, что на носу Жюлькипур! — сказал Моряков, наклоняясь, чтобы войти в гладилку. С плеча у него свисали громадные брюки. — Вы слышите шелест?

Моряков поднял вверх палец. Солнышкин мигнул.

— Нет? — Моряков удивился. — Так это же Солнышкин идёт по Жюлькипуру! Это же свистит воздух за его брюками. Слышите? Надо слышать, Солнышкин!

Солнышкин снова плюнул на утюг и весело заработал.

— А знаете, — торжественно сказал Моряков, — когда-то я первый раз тоже наглаживал брюки у этих самых мест… А вон там… видите здания?..

На берегу среди высоких пальм светились две башни. На них по очереди вспыхивали и, сталкиваясь, гасли рекламы, будто нокаутировали друг друга, но, воспрянув, опять бросались в драку.

— Так вот, там, — кивнул Моряков, — у меня случилась забавная история, хотя началась она совершенно обычно.

Солнышкин хотел попробовать, горяч ли утюг, но забыл и поставил его на штанину.

— Я был штурманом. Юнец! Моложе Пионерчикова! Вышел в город. Бананы — с луну. Пальмы. Попугаи. Непривычные улицы. И со всех сторон ко мне несутся рикши. Старики, мальчишки — бегом. Только садись! Я им говорю: «Извините, не могу, мы на людях не ездим».

Солнышкин притих. Он не дышал и поэтому не слышал, какой ароматный дымок распространяется из-под утюга. Морякову же этот дым казался дымом воспоминаний. И он продолжал рассказ:

— И вдруг вот у того самого здания появляется человек в пробковом шлеме и с ним дама и презрительно говорит: «Юному русскому штурману жаль денег. Я плачу за него!» Представляете? Это мне-то жаль денег! Он с хохотом садится с дамой на мальчонку. То есть, конечно, не на мальчонку, а в его тележку. Но какая разница?

— Никакой! — возмущённо крикнул Солнышкин, передвинув утюг на другое место.

— Меня бросило в краску. — Моряков заходил взад-вперёд. — Представляете положение?! Ехать на рикше я никогда себе не позволю, не сесть — тут же обвинят в жадности весь наш флот! Тогда я…— Моряков упёрся головой в потолок. Солнышкин тоже потянулся за капитаном, Федькин опустил на пол гитару. — Тогда я сказал: «Плачу вдвое больше, если этого джентльмена никто не повезёт!»

— Занятно! — сказал Федькин.

— Занятно! Если бы вы знали, что тут было! Свист, шум, визг. Но, — Моряков поднял палец, — ни один рикша не тронулся с места! Из банка вызвали такси, но дама желает только на рикше!

— И что же? — нетерпеливо спросил Солнышкин.

— Тогда в упряжку любезно бросились два молодых банковских служащих и побежали, стараясь обскакать друг друга.

— Зарабатывали авторитет! — сказал Федькин.

— Подхалимы! — крикнул Солнышкин.

— Ну что вы, зачем же так отзываться об уважаемых людях Жюлькипура?

— Уважаемых? — с негодованием спросил Солнышкин.

— Конечно! — усмехнулся Моряков. — Ведь они теперь стали управляющими банков!

— И что же дальше? — поинтересовался Федькин.

— Я выложил все деньги тут же! Всю годовую штурманскую получку! И представьте, ни один рикша не позволил взять себе ни копейки.

— А вы? — спросил Солнышкин.

— А я тут же в харчевне заказал для всех двадцати по самому жирному тигриному хвосту в павлиньем соусе.

Глаза у Солнышкина горели. Сердце пылало. Брюки дымились.