Солнышкин плывёт в Антарктиду - Коржиков Виталий Титович. Страница 8

К звёздам, едва не задев кока по носу, удалялась тарелка!

Кок снова заглянул на камбуз, и тогда навстречу ему одна за другой вылетела целая дюжина тарелок. «Одна, вторая, третья…» — считал Борщик.

Перепуганный насмерть артельщик бомбил своего преследователя.

— Тарелки! Тарелки! — закричал Борщик, хватаясь за голову. Он уже не слышал ни шороха, ни кряхтенья артельщика, который с полной пазухой сухарей выкарабкался в боковую дверь и на четвереньках полз по трапу.

На палубе поднялся настоящий переполох. Все смотрели на горизонт. Там выкатывалось яркое созвездие Южного Креста, и к нему, посвистывая, уносились маленькие белые точки.

Перчиков бросился наверх, в штурманскую. Схватив бинокль, он направил его в сторону экватора. Сомнений не оставалось: три хорошо видимые тарелки парили над океаном, уходя в сторону Южной Америки.

Нужно сказать, что в тот же вечер тарелки были замечены иностранными самолётами. Одна из них даже приземлилась на участке всеми уважаемого фермера, слегка задела его, и он видел, как из неё вышли два странных существа. Правда, чего не увидишь после того, как тебя треснет по лбу тарелкой! Но факт этот излагался в разных научных статьях. А точнее всего он записан в бухгалтерии океанского пароходства, где так и сказано: «За пропажу дюжины столовых тарелок высчитать из зарплаты кока Борщика 8 рублей 70 копеек».

Это, конечно, мало кого интересовало, но именно с тех пор Борщик поверил в существование летающих тарелок.

ВСЕГО ОДИН ПОВОРОТ КОЛЁСА

Если бы кое-кто из моряков Тихого океана заглянул в рулевую рубку парохода «Даёшь!», он бы, конечно, обрадовался и удивился: у штурвала стоял старый инспектор океанского пароходства Мирон Иваныч, по прозвищу Робинзон. Но теперь в руках у него был настоящий штурвал. В открытые иллюминаторы врывался настоящий океанский ветер, и под сияющими тропическими звёздами настоящие волны поднимали и опускали судно.

— Вы слышали об этой истории? — влетел в рубку Моряков.

— О какой?

— С тарелками.

— Любопытно, — ответил Робинзон.

— И что интересно, — заходил по палубе Моряков, — с камбуза пропало с полпуда сухарей. Рассказать кому-нибудь — не поверят. Ведь не прилетали же эти самые тарелочники к Борщику за сухарями? И почему вдруг пропали десять тарелок?

— Хм-хм, — почесал лысинку Робинзон. — С сухарями, конечно, немного странно. И всё-таки это приятно.

— Что? — Моряков был поражён. — Что пропали сухари? Что улетели тарелки?

— Приятно, — пожал плечами Мирон Иваныч, — что есть ещё на земле чудеса!

Старик не мог жить без чудес. На каждом шагу ему хотелось бы видеть чудо. И он размечтался, как, бывало, в своём домике на сопке, когда он думал о дальних плаваниях. Лево руля, право руля! Он так крутанул штурвал, что судно со свистом описало дугу вокруг своего собственного носа. Моряков отлетел в сторону. Робинзон удержался, но отчаянно смутился.

Он даже не представлял, что без этого поворота колёса на палубе «Даёшь!» не случилось бы нескольких занимательных историй.

Дело в том, что в это самое время толстый артельщик улепётывал по трапу к себе в каюту. Сухари покалывали бока. Он уже миновал тёмный коридор, когда неожиданный толчок швырнул его обратно, прямо под ноги доктору Челкашкину, который вышел из лазарета.

— Что с вами? — наклонился к нему доктор.

— Хе-хе… Немножко закружилась голова… Видимо, от голода, — промямлил артельщик и схватился за живот: как бы не вывалились сухари.

Челкашкин посмотрел на него и пожал плечами:

— Послушайте, милый, да вы опухли! Чёрт бы побрал вашу дурацкую голодовку!

— Опух, опух, — сказал артельщик, поддерживая руками майку, чтобы не похудеть у доктора на глазах.

— И признаки слабоумия, — заметил доктор, заглянув ему в глаза. — Немедленно в лазарет! Рыбку надо есть, рыбку. Побольше фосфора для мозга. А сейчас — ждать меня.

Как только доктор вбежал по трапу, артельщик со всех ног бросился в каюту и, отшвырнув матрац, вывалил свои хрустящие трофеи. Едва он успел их прикрыть, к нему вошли Челкашкин, Петькин и Федькин и, подхватив под руки, повели в лазарет.

«Ведите, ведите, — усмехнулся артельщик, — до Жюлькипура полежу без работы, пожую котлетки и пончики, попью компот. А там посмотрим, кто останется в дураках».

КРЫЛЬЯ ПАРОХОДА «ДАЁШЬ!»

За каких-нибудь полчаса «Даёшь!» вонзился в густую тропическую ночь. Стало так темно, что люди налетали на мачту или друг на друга. Поэтому на палубе то и дело возникали короткие яркие вспышки и раздавалось:

— А-а! Чёрт возьми! Извините!

— Простите, пожалуйста!

И слышался шелест от потирания ушибленных мест.

Но белый колпак Борщика хорошо виднелся у камбуза, и на его свет пробирался Челкашкин с очень важным делом. Кок всё смотрел на небо, где высоко среди звёзд мерцали прозрачные летучие облака…

— Не видно? — спрашивал Солнышкин, который сидел рядом.

«Нет», — хотел сказать Борщик, но его остановил голос вынырнувшего из темноты Челкашкина.

— Борщик, вы знаете, что человеку нужен фосфор?

— Зачем? — спросил кок, обмахиваясь полотенцем.

Несмотря на темноту, жара была африканская.

— Чтобы лучше работал мозг, — вмешался Солнышкин.

— А я на свой не в обиде, — обиженно сказал Борщик, поправив колпак.

— Но кое-кому, к сожалению, фосфора не хватает, — побарабанил пальцем по голове Челкашкин, — и было бы вообще неплохо, если бы по утрам мы ели свежую рыбку! Постараетесь?

В другой раз кок просто бы швырнул полотенце о палубу, однако Челкашкин просил очень вежливо.

Но где взять ночью рыбу, не знал даже бывалый Борщик.

Солнышкин только и ждал этого момента. С самого вечера из-за шума с летающими тарелками он не мог высказать сверлившую его мысль. Над пароходом проносились целые косяки рыб. Нужно только задержать их на палубе!

— Но как? — спросил удивлённый кок.

— Плавали — знаем! — сказал Солнышкин. — Только бы раздобыть леску и крючки!

И, переглянувшись, Борщик и Солнышкин отправились к Петькину.

Через полчаса, после азартной торговли с известным рыболовом, они уже снова были на корме и под храп команды ряд за рядом натягивали между мачтой и камбузом увешанную крючками леску.

От ветерка леска гудела, как струна, и словно в предчувствии замечательного улова напевала рыбацкую песню.

Проверив, крепко ли завязаны узелки, Солнышкин добрался до двери камбуза и улёгся рядом с Борщиком. Он был доволен своей выдумкой и уснул, угадывая уже запах свежей рыбы.

Но того, что случится, Солнышкин, конечно, не мог предугадать.

Часам к пяти утра Моряков поднялся в рубку. Солнце уже проснулось и, пригладив макушку, вежливо кивнуло знакомому пароходу. Слегка потянулся и вздохнул океан. Навстречу солнцу пролетело стадо дельфинов, взметнулись вверх летучие рыбки. И тут Моряков почувствовал, что «Даёшь!» тоже рванулся вверх. Капитану почудилось, что от волны до волны пароход промчался по воздуху. Стоявший у штурвала Федькин поскользнулся и парил в невесомости. Штурман Пионерчиков, выглянувший в иллюминатор, чудом удержался.

— А вам не кажется, что мы летим? — крикнул Моряков, хватаясь за воздух.

Пионерчиков бросился на палубу. На его вахте с судном происходили вещи невероятные! Выбежав к шлюпкам, он собирался подать сигнал тревоги и вдруг застыл на краю шлюппалубы.

Под ним, от камбуза до мачты, на крючках махали крыльями сотни летучих рыб. При каждом взмахе этой упряжки судно приподнималось и, почти не касаясь воды, проносилось над розовым туманом.