Его среди нас нет - Иванов Сергей Анатольевич. Страница 33
И тут… О господи! Как же он мог позабыть! Померкнувшим взором Сережа посмотрел на часы. В конце второй переменки в руки ему посредством тайной почты попала узкая полоска бумаги: «2 ч. 30 м. у к/т «Горный». М. К.».
Сережа не любил слово «свидание», оно казалось ему каким-то пошлым. Каким-то неприятно взрослым. Вообще вся эта так называемая «любовь» до недавнего времени ему не нравилась. Он старался не смотреть на нее по телевизору, как любят некоторые, и даже, пожалуй, многие.
Теперь все стало по-другому. И никогда еще он так не стремился на это — эх-хе-хе! — свидание.
До которого оставалось всего двенадцать минут!
А до «Горного» — если всю дорогу бежать — не меньше минут семи!
И невольно Сережа пошел к двери, вовсе не думая о том, что ему сейчас скажут или крикнут.
— Ты куда рванул, дружок?
— За свидетелем! — Он уже почти слышал, бежит, громко дыша: это ведь невозможно, чтобы Маринка пришла первая!
— Тихо! Сперва обыск, а потом можешь катиться за свидетелем. — Его схватили. И так подло — прямо за шиворот.
Сережа замер на мгновенье и вдруг услышал, как тренинская рука отлетела, словно сделанная из веревки. Обернулся — Таня стояла между ним и Трениным, готовая к ответному удару.
Быстро они переглянулись. Зачем же ты это сделала, Садовничья Татьяна? Защитила своего врага… Зачем?
Человек пять, новоиспеченная тренинская ватажка, повылезли из-за парт. В их медленных движениях сквозила нерешительность. Но и угроза.
«Драться, — с тоской подумал Сережа. — Только хуже время потеряю!» И отступить не мог. Ведь теперь и он защищал Таню, не только она его. Снова посмотрел ей в глаза. Таня едва заметно кивнула… В сущности, одними ресницами: начинай!
У Джека Лондона, в романе «Сердца четырех», есть такая пиратская песня: «Мы спиной к спине у мачты, против тысячи вдвоем…»
Что ж, прости, Маринка. Оказывается, у мужчин есть дела поважнее, чем любовь. И…
Тренин почувствовал, что сейчас он «схлопочет». И в то же время слышал, как из-за парт выходят его ребятишки… А все-таки не хотелось ни с того ни с сего схлопатывать. Он непроизвольно отступил. Как говорят в боксе, разорвал дистанцию. И Сережа прозевал ударить.
А дальше и совсем разладилась драка.
Годенко Гриша, который по-прежнему смотрел в окно — конечно, будто бы смотрел — вдруг поднялся и что есть силы как грохнет книгой о парту. А книга была не тоненькая — «Литература»! И потом Годенко, даже не послушав, наступила тишина или нет, закричал:
— Вам же сказали человеческим языком: он свидетеля приведет, за что же его обыскивать?!
От этого крика Таня Садовничья словно очнулась: что это она? Быстро отодвинулась от Крамского… Что это она затеяла?!
И, окончательно взяв себя в руки, твердо сказала:
— Надо проголосовать! Тренин пусть тут не распоряжается. И ты не распоряжайся.
Затем она скользнула равнодушным взглядом по Сереже — словно прикидывала, сколько в нем росту:
— Кто за то, чтобы не обыскивать?
— А если он не приведет?
— Тогда разберемся! — крикнул Годенко.
— Тогда, значит, он и украл! — сказала Серова, которой тоже хотелось хоть немножко выдвинуться. — Согласен, Крамской?
— Голосуем! — крикнула Таня. — Кто за то, чтобы без обыска?
И стало понятно, что не Тренин был главный в шестом «А». Все проголосовали — чтобы без обыска! Не сразу только, оглядываясь друг на дружку… Но вот и Тренин поднял руку, что уж совсем было глупо с его стороны. Вот и Самсонова запоздало дернулась — Сережа заметил это. С тобой, Самсонова, еще будет встреча!
Свидетель защиты
— Маринка! Марин, Марин!.. Ну ладно тебе. Извини, пожалуйста!
Она подождала, когда Сережа подбежит к ней, вынула из кармана билеты просроченные, теперь совершенно бессильные, потому что кино уже шло минут пять. Конечно, не настоящее кино, а пока только журнал. Но Маринка этого знать не хотела!
Она швырнула билеты ему под ноги. И дальше ей следовало повернуться, чтобы уйти. Но не уходила и не поворачивалась. Сережа наклонился, поднял с мокрого асфальта эту синюю бумажку. Он хотел бы поклясться, что никогда в жизни больше не опоздает, что… Да ведь это все вслух непроизносимо!
Сережа сложил билеты, спрятал их глубоко в карман. Маринка посмотрела ему в глаза. Не выдержала, улыбнулась, хотела сказать: «Ой! Хитрый же ты, Крамской… Не знала!»
Вместо этого она сказала другое:
— Ладно уж, пойдем скорей. Еще успеем!
Ходить в кино считается теперь несовременно и даже почти глупо. Маринка все-таки решилась купить эти билеты, потому что не знала, куда бы ей пойти с Сережей.
На то, что он придумает что-нибудь сам, Маринка совершенно не надеялась. Он еще будет неделю размышлять, прежде чем решится ей позвонить… И вернее всего, она была тут права.
— Ну идем. Чего ты?
— Нам, Марин, надо в школу с тобой идти. Меня, Марин, обвиняют, что я семь рублей украл!
— Какие еще семь рублей? — Она покраснела. — Что это за чушь?!
— Самсонова на меня сказала…
И дальше — о горе! — пришлось объяснять, зачем это ему понадобилось идти вчера за портфелем Лиды Самсоновой. Как рассказать ей, что еще сутки назад Самсонова ему почти нравилась, а сегодня… До чего же хорошо было бы, если б девчонки умели понимать такие вещи без слов.
И в то же время ему надо было спешить «со страшной силой»: ведь его ждал целый класс!
— Пойдем, Марин. Я по дороге тебе… Только ты не обижайся на одну вещь. Ты веришь, Марин, что я…
Какое же слово тут поставить? «Дружить»… Ой, какое скучное словечко!
— Ну и чего ты хотел сказать-то, Сережа? Говори уж, не бойся. — Чувствовала она, что Сережка перед ней в чем-то провинился.
— Ты знаешь, Марин, Самсонову?
— Хм… Знаю!
Нет, я не позавидую в эти минуты Сереже Крамскому. Да ему и никто не позавидует! И давайте-ка пропустим те бесконечные пять минут, которые тянулось это объяснение.
Маринка шла опустив голову, глубоко засунув руки в карманы. Надо же! Буквально позавчера Сережа казался ей загадочным и таким необъяснимым. А теперь он был простым мальчишкой, который попал в беду. Но странно: от простоты этой он не становился для Маринки неинтересней.
Так уж сложилось в ее жизни — она привыкла, чтоб ее слушались. Она невольно и подружек себе таких выбирала — которые говорят: «Ой Марин, спасай! Чего делать, прямо не знаю…» Вот и Сережа ей попался такой же.
Не поднимая головы, искоса она посмотрела на него. Лицо у Сережи было напряженное, растерянное, раздосадованное. Он уже почти слышал, как Маринка задает ему вопросы про Самсонову. А еще хуже — про Таню.
Маринка же его лицо поняла совсем по-другому: он ждет помощи. Ну естественно, а как иначе, ведь она Коробкова!
Только, увы, к этой истории Маринка не имела никакого отношения и не могла придумать, как же его выручить, шляпу такую… детективную.
И вдруг вспомнила, вспомнила все-таки! Даже засмеялась от радости.
— Да я все знаю! Не бойся! Я ее видела. Она сама потом заходила к вам в класс, минут через пять после тебя!
— Кто?!
— Эта… Самсонова ваша.
Он хотел пробормотать что-то вроде: «Ты не ошибаешься?» Да ведь она не ошибалась — это ясно.
— Сколько времени она в классе пробыла?
— Я не следила… Да не важно! Пойдем сейчас и скажем!
И тут Сережа ее удивил.
— Ничего мы не скажем! — Он крепко держал Маринку за руку. Но совсем не так, как вчера, а строго — чтоб она и единой мыслью не посмела ослушаться.
Маринке стало обидно:
— Чего ж ты, струсил?
Не время было сердиться и выяснять отношения.
— Марин, я тебе все расскажу. Но сейчас просто некогда. Сейчас надо только сказать, что ты меня видела в классе. И видела, что я там делал. Больше ни слова!
Они уже стояли на школьном дворе. Их уже могли видеть из окон шестого «А».
— Даю слово, я тебе все объясню!
Надо было или спокойно соглашаться, или строить из себя избалованную королеву.