Это мы не проходили - Львовский Михаил Григорьевич. Страница 2

По улице южного города под ослепительно голубым небом Юра и Лена шли вместе.

— Куда теперь ни приедешь — везде свои Черемушки. Надеюсь, сегодня у нас только знакомство, а уроки начнутся завтра? — сказал Юра.

Лена кивнула.

— Между прочим, в центре города я вчера ночью засек вывески кафе и ресторанов. А нас вон куда завезли.

Они шли мимо новых блочных домов. Под ногами хлюпал тающий снег.

— Поближе к нашей школе. Здесь, наверно, тоже что-нибудь найдется, — ответила Лена рассеянно.

Кроме новых домов, кое-где еще попадались и старые — типичные окраинные особняки приморского южного города. Некоторые из них готовились к сносу, другие, наоборот, к ремонту.

Вся компания девушек шла впереди Лены и Юры, вглядываясь в номера домов и таблички с названиями улиц. То и дело навстречу им попадались моряки, и это нравилось и морякам и девушкам.

На секунду практикантки задержались возле кафе-закусочной типа модерновой «стекляшки», по всем приметам только что сданной в эксплуатацию — территория вокруг нее всё еще не была очищена от следов строительства.

Но, как видно, с первых дней существования «стекляшка» сразу стала пристанищем для хмурых, небритых мужчин, жаждущих опохмелиться. И хоть сквозь стекло было видно, что продают в ней сосиски и другую заманчивую для голодного человека снедь, компания девушек войти в закусочную не решилась.

Лена остановилась возле «стекляшки».

— Зайдем? — предложила она Юре.

— То есть? — удивился Юра.

— Там можно поесть. Ты что? Испугался?

— Мне-то что. Я не за себя, а за тебя, — ответил Рябинин. — Ты же знаешь, у меня по дзю-до разряд.

— Юра, давай договоримся: ты за меня никогда не бойся. Ладно?

Лена сказала это так значительно, что Юра даже оторопел. Потом он послушно последовал за Леной в «стекляшку».

На роскошной автоматической кофеварке, так же как и на музыкальном автомате, висела картонка с надписью: «Не работает». На электрической плитке булькал огромный чайник, в который буфетчица опрокинула содержимое консервной банки «Кофе с молоком». Но люди, стоявшие в очереди перед Леной и Юрой, этим чайником не интересовались.

— Пиво есть? — хрипло спросил один из них.

— Есть, — с усталой злостью ответила буфетчица.

— Дайте кружку, сто грамм и яйцо, — еще раз прохрипел мужчина.

Сто грамм он опрокинул в кружку с пивом, а яйцо схватил с тарелки и, мгновенно разбив его о прилавок, стал тут же отколупывать скорлупу, не в силах совладать с охватившим его нетерпением.

— Гражданин, сядь за столик! Свинюшник мне тут, понимаете, устраивают! А небось дома жена, дети есть. Глаза бы мои на вас не смотрели!.. Вам что, гражданин?

Это продавщица обратилась уже к Юре.

— Что возьмем? — спросил Юра у Лены тихо.

Продавщица как-то сразу переменилась в лице, терпеливо наблюдая за Леной, которая скользила взглядом по тарелкам со снедью, выставленным в стеклянном холодильнике буфета.

— Килечки я сегодня сама из банки вынула, — неожиданно приветливо сказала продавщица.

— Спасибо, — ответила Лена, — кильки мы не будем, а вот если можно…

Столик, за которым сидели Юра и Лена, производил впечатление чуда среди замусоренных столов с яичной скорлупой, окурками и засохшей горчицей на грязных блюдцах.

Пластиковая крышка их столика сияла чистотой. Бумажные салфетки, свежая горчица в банке из-под майонеза, дымящийся кофе с молоком в бумажных стаканчиках — все это казалось здесь невероятным.

Когда буфетчица принесла шипящие на сковородках яичницы, Лена хозяйственно вытирала салфеткой чайную ложку.

— Не бойтесь, — сказала буфетчица, — я их сама кипятком…

— Спасибо, — поблагодарила Лена.

А чудо продолжалось. Люди, сидевшие за соседними столиками, старались вести себя потише. Многие готовые сорваться с языка крепкие выражения на этот раз не прозвучали.

Лену это совсем не удивило. Ничего другого она как будто и не ждала. Удивлялся только Юра.

— Почему мне с колбасой, а тебе нет? — спросил он Лену.

— Полагается. Разряд по дзю-до.

Юра усмехнулся.

И вдруг Лена заметила, что за одним из неопрятных, замусоренных столиков сидит подросток в школьной форме. Он ел сосиски как очень голодный человек. На его столике стояло много пустых бутылок из-под пива и лимонада.

Из своей бутылки, которая была не совсем пуста, подросток плеснул желтоватую жидкость в граненый стакан.

Лена взглядом показала Юре на этого подростка. Юра кивнул: «Вижу».

— А ведь она права, — тихо сказала Лена.

— Кто?

— Буфетчица. У многих вот этих людей есть дети. И кто-нибудь учится в нашей школе.

Украдкой поглядывая на юношу в школьной форме, Лена и Юра заканчивали завтрак.

Стены учительской в школе не были обшиты дубовой панелью, но портреты на них висели те же, что и в институтском кабинете педагогики: Ушинского, Макаренко, Сухомлинского. Под портретами можно было прочесть те же цитаты.

Сейчас в учительской царила напряженная тишина. В одной половине комнаты стояли учительницы школы, в другой — студентки, приехавшие на практику. Среди них был только один юноша — Юра.

Среди преподавательского состава школы мужчин не было вовсе.

Между «старожилами» и практикантками образовалась как бы нейтральная полоса, по которой расхаживала заведующая учебной частью — женщина средних лет, чем- то отдаленно напоминавшая заведующую кафедрой педагогики Надежду Александровну. Она держала речь, а «старожилы» и практикантки с острым любопытством вглядывались в лица друг друга.

Уже повидавшие виды учительницы были одеты и причесаны строго, почти аскетически, так, чтобы, не дай бог, кто-нибудь из их воспитанников или воспитанниц не сказал сакраментальное «а сама?».

Практикантки тоже изменили прически. Разумеется, никаких мини, никаких брюк. «Старожилов» от девушек-практиканток сейчас, пожалуй, отличал только возраст. Впрочем, практикантки, придавая себе приличествующий их положению вид, все-таки умудрились сохранить какое-то еле заметное кокетство.

«Старожилы», глядя на практиканток, думали: «Были и мы когда-то такими же». А практикантки: «Неужели мы превратимся в таких?»

Только одна Лена никак не изменила своего облика. Но если в институте казалось, что она выглядит скромнее своих подруг, то сейчас именно Лена подверглась обстрелу осуждающих взглядов. Юра смущенно топтался возле нее. Его борода тоже не вызвала одобрения.

Первое слово, которое произнесла заведующая учебной частью, было «один», и оно относилось к Юре Рябинину. Сразу к нему обратились все взгляды присутствующих.

— Значит, все по-прежнему… — вздохнула завуч.

— Нет, нет, — поспешил возразить Юра, — у нас в институте ребят много. Честное слово! Просто так получилось…

— Вы, кажется, физик? — спросила завуч. — Я просмотрела документацию. Наверно, в университет по конкурсу не прошли?

— Нет, в Бауманский полтора очка не добрал, — признался Юра.

— Понятно, — сказала завуч. — Ну что ж, мои дорогие, все равно мы очень рады. И хоть учить детей всегда было трудно, — произнесла она, к удивлению практиканток, явно подражая голосу Надежды Александровны, завкафедрой педагогики, — а сейчас как сами понимаете… что?..

— Совсем невозможно, — подсказал Юра Рябинин, и практикантки захихикали.

— Правильно. Я ведь тоже у Надежды Александровны училась. Вместе с вашими документами она прислала мне письмо. Ну, думаю, родственники приехали, и мы с этой невозможной задачей все-таки справимся. Я здесь заведую учебной частью, и зовут меня Галина Петровна. А вот Наталья Ивановна, преподавательница физики, ведает частью воспитательной.

— При таком статусе воспитание кое-где как бы отдельный предмет, — сказала Наталья Ивановна, пожилая женщина с суровым лицом. — Не знаю, как у вас в институте, а у нас уже анекдот про это ходит. Может, слыхали? Какого-то мальчишку уличили во лжи… Да вы небось слыхали?