За столбами Мелькарта - Немировский Александр Иосифович. Страница 19

— Эти горы, — говорил убеждённо Ганнон, — защитят поля от иссушающего дыхания пустыни. Равнину покроют финиковые и оливковые рощи, поднимутся сады, и с ветвей будут свисать золотые яблоки.

Рассказ Ганнона был прерван появлением жреца.

Стратон поднимался на холм. За ним на верёвке тащилась чёрная овца. Сейчас начнётся священная церемония. Боги должны указать место для будущего города.

Жрец отвязал овцу. Животное, почуя свободу, спустилось с холма. Сотни глаз следили за ним. Куда пойдёт овца? Животное остановилось у подножия холма и стало щипать траву. «Овца простоит здесь до утра, — с ужасом подумал Ганнон, — а люди нуждаются в отдыхе». Колонисты молчали. Произнести даже одно слово в момент священной церемонии — страшный грех. Боги любят тишину.

Овца, между тем, пощипывая траву, медленно направлялась к берегу. Люди испуганно переглядывались. Нельзя же основать город на прибрежном песке!

На берегу трава была более редкой, и овца снова стала взбираться на холм. На самой его вершине она легла.

— Здесь! — вырвался облегчённый вздох из сотен грудей.

— Разве это гаданье! — сказал Мастарна, презрительно скривив губы.

— А чем оно тебе не по душе? — спросил Ганнон.

— Жди, пока глупой овце вздумается лечь! На моей родине у этой овцы разрезали бы живот и вынули бы её печень. По форме печени можно сразу же увидеть, как относятся к твоему выбору боги. А если ты не желаешь резать овцу, гадай по полёту птиц.

Место для города выбрано, но надо его ещё освятить, принеся кровавую жертву. Стратон накинул на себя священный плащ чёрного цвета с красной бахромой внизу, прикрепил ко лбу с помощью шнура блестящую медную бляху. Кто-то стал копать яму.

На холм поднимались трое. Когда они приблизились, можно было узнать двух надсмотрщиков, они вели под руки женщину, прижимавшую к груди ребёнка. Её голова была не покрыта. Она поминутно останавливалась, о чём-то просила своих провожатых.

Карфагеняне молились подземным богам и топали ногами. Стратон сделал знак одному из своих помощников. Тот подскочил к женщине и выхватил из её рук ребёнка. Женщина закричала. Надсмотрщик толкнул её в грудь, и она упала. Ребёнка тот быстро передал жрецу.

Стон женщины заглушил грохот прибоя. Он долго звучал в ушах людей, потрясённых горем матери.

Блеснул медный нож. На одежду Стратона брызнула кровь. Надсмотрщик подставил глиняный бочонок, и безжизненное детское тельце исчезло в его глубине. Стратон опустил бочонок на дно ямы.

Каждый из колонистов должен был бросить в могилу горсть земли.

Стратон простёр руки к небу:

— Прими нашу жертву, о Мелькарт! Пей алую кровь и дай крепость стенам города Тимитерия. Пусть погибнет всякий, кто вздумает разрушить его стены!

Женщина, у которой отняли ребёнка, больше не кричала. Она была неподвижна. К ней подошёл Мисдесс. Лицо его было белее морской пены. Губы дрожали.

— Вставай, Шимба! — Горшечник склонился над женой и гладил её волосы. — Не гневи богов! Они взяли нашего первенца, но они дадут счастье городу, а нам — много сыновей.

Люди молча спускались к берегу. Ганнон с содроганием вспоминал чудовищный обряд жертвоприношения. Здесь, у берегов Великого моря, он показался ему особенно диким, но Ганнон не смел помешать этому обряду. Таков закон жрецов, и горе тому, кто вздумает его нарушить.

У костров

Возвращаться на корабли было уже поздно. Моряки стали устраиваться на ночлег. Гискон присоединился к Мисдессу и Шимбе. Мальчик утешал бедную женщину как мог, но она смотрела на него безучастными, пустыми глазами. Из груди её вырывались тяжёлые стоны.

— Мой птенчик! — без конца повторяла она.

Наступила ночь. Ветер раскачивал верхушки деревьев, и шум их сливался с плеском волн. На берегу суетились люди, готовясь ко сну. Они расстилали одеяла, собирали сучья и сухую траву для костров. Гискон лежал на спине и рассматривал небо, усыпанное звёздами. Он вспоминал наставления Малха. Моряк, не знающий звёзд, слеп. Гискон решил отыскать те созвездия, которые ему указал кормчий. Вот эти звёзды в виде ковша так и называются Большим Ковшом. По ним легко определить, где север. Эти четыре звезды, чуть повыше и левее Большого Ковша, называются почему-то Вороном. Нет, они совсем не похожи на птицу. У них нет ни крыльев, ни клюва. Они скорее напоминают квадратное отверстие бездонного колодца. А разве похожа эта вереница звёзд на льва? А ведь их называют созвездием Льва. А где же Скорпион и Весы?

Услышав шаги, мальчик повернулся на бок.

— Ты не спишь? — удивился Мидаклит.

— Нет, — ответил Гискон. — Я совсем запутался в этих звёздах и не могу найти Скорпиона и Весы.

— Смотри, эти пять звёздочек и есть Скорпион. А там же, на юге, и Весы.

— А почему все эти звёзды так странно называются?

— Люди, которые первыми наблюдали звёзды, видели в них вестников богов. А богами почитались почти все животные и насекомые, которые окружали человека. И до сих пор в Карфагене и на моей родине есть немало людей, считающих, что по звёздам можно предсказать не только жару, бурю, затмение луны и солнца, но и судьбу каждого человека: будет ли этот человек богат или беден, счастлив или несчастлив, когда он женится, сколько у него будет детей. Эти люди почему-то считают, что Юпитер и Венера — это добрые планеты, а Сатурн и Марс злые…

Как ни интересен показался мальчику рассказ о звёздах, но усталость взяла своё, и он забылся.

Почти в то же время у другого костра происходила другая беседа.

— Наконец мы с тобой можем потолковать, Мастарна, с глазу на глаз, — оказал Стратон, подбрасывая в огонь ветку.

— Да, жрец, — проговорил этруск, — ловко мы с тобой притворялись. Скажу правду, увидев тебя в первый раз, я чуть не ахнул. Такой сухопутный воробей — и стал мореплавателем!

Этруск расхохотался.

— А я думал, — добавил он с издёвкой, — что вы с Магарбалом собираете дань с моря только у себя дома!

— А я всегда полагал, — отвечал ему в тон Стратон, — что имел дело с кормчим, а не с надсмотрщиком на чужом корабле.

— Таково уж моё ремесло, — мрачно промолвил этруск. — То богат, а то гол, как зубы. «Мурена» моя вместе со всей добычей досталась твоему Дагону. Я ведь слышал, что ты теперь жрец бога моря!

Стратон сочувственно покачал головой:

— Пират без корабля — всё равно что жрец без языка. А Магарбал ждёт тебя с добычей!

— Храм Тиннит обойдётся и без меня, — бросил этруск. — У Магарбала и так много доходов.

— Нет, Мастарна, — прошептал Стратон, — даже без корабля ты можешь оказать Магарбалу большую услугу. И он не останется в долгу.

На лице Мастарны появилось выражение интереса.

— Не крути хвостом, говори прямо, что тебе надо!

— Есть одно дельце: надо выкрасть девчонку. Привезёшь её в Карфаген — получишь десять амфор серебра.

Мастарна бросил на жреца подозрительный взгляд.

— Да за десять амфор серебра можно купить гаулу вместе с гребцами. Ты не договариваешь, жрец. Выкладывай, что это за девчонка.

— Мне нечего от тебя скрывать, — сказал Стратон. — Это жрица нашего храма. Её увёз Ганнон, нарушив божеские законы.

— Знаю я эти законы. — Мастарна махнул рукой. — Кто как не вы сами их первыми нарушаете. Ты скажи лучше, кем эта жрица приходится Ганнону. Сестрой?

— Невеста, — нехотя проговорил Стратон.

— Так бы ты и сказал сразу, старая крыса! — закричал этруск. — Зачем вам понадобилась в храме невеста Ганнона? Ищи её сам. Я не предатель!

«Набивает цену», — догадался жрец.

— О каком предательстве ты говоришь, Мастарна? — молвил он вкрадчиво. — Ведь не предатель тот и не вор, кто возвращает господину беглого раба. Он честный человек и заслуживает награды. А Синта — рабыня Владычицы.

Мастарна нерешительно покачал головой:

— Рыба не стоит крючка. Большой риск.

— За риск ты получишь ещё пять амфор серебра, — уговаривал жрец.