Не бойся, это я! - Аргунова Нора Борисовна. Страница 14

КТО ТЫ?

А в то утро я побежала на пляж, чтобы рассказать про дельфинов маме.

Среди валунов у берега есть длинная плоская плита, на которой хорошо лежать. Я свернула, прыгая с валуна на валун, и растянулась на плите. Она уже тёплая. У самых моих глаз, между камней, — маленькая прозрачная лагуна. Вода в ней тихонько вздымается и опускается. На песчаном дне лежит солнце.

В лагуне юркие мальки теребят мёртвого краба. Малёк рванул, оторвал кус, отплыл, съел. Круто повернулся, возвращается. Опять рванул энергично, проглотил. И другие дёргают, растаскивают краба.

Из-под камня, на котором я лежу, кто-то высунулся. Изогнулся — не боком, как это делают рыбы, а спиной — и прямо глаза в глаза уставился снизу.

Нас разделяет тонкая плёнка воды. Неизвестное существо так близко, что я вижу внимательные зрачки. Поднялась и тихо опустилась вода в лагуне. Гибкое чёрное тело попятилось под камень, и — никого. Только брошенный краб колышется на дне…

Постой, кто это? Он так приковал меня, что, кроме зрачков, ничего не успела запомнить. Кажется, красное пятнышко где-то у него сбоку. Как он разумно смотрел! Он и сейчас подо мною, наверное. Ни протянуть руку, ни ступить в воду и заглянуть под камень я не смею. Мне становится не по себе.

Бегу на пляж. Мама лежит и читает. Сажусь рядом. Её загорелое плечо лоснится на солнце.

— Ты что? — спрашивает она.

Я молчу.

— Случилось что-нибудь?

Я мотнула головой. Не умею ничего объяснить.

Мы купаемся, и нам не приходит в голову, что, переступая кромку воды, мы переступаем границу другого мира, где живут таинственные существа, которые по-человечески смотрят… Быть может, хотят с нами как-то сблизиться, понять нас. Я уверена, они могут понять, раз их дети затевают такие человеческие игры…

Море зашевелилось, косые мелкие волны покатились на берег. За ними скачет собака. Она припадает на грудь, хватает волну, и пена тает у неё в зубах. Собака лает, оглядывается, прыгает к другому пенистому гребешку, но во рту опять ничего нет.

И возбуждённо, весело, с недоумением ловит новую волну.

СЫНОК

Он родился два месяца назад, но уже многое понимал. Дельфины вообще очень умные, и дети у них рано становятся умными. Он любил мать и боялся свою тётку. Что он, не знает, как надо жить? Он всё знает. А тётка следит за ним сердитыми глазами и то и дело командует:

— Вверх! Быстро!

Когда он был совсем маленький, мать или тётка подплывали под него и спинами выталкивали наружу, чтобы он сделал глоток воздуха. Но теперь-то он соображает сам!..

Последнюю взбучку тётка задала ему только что. Он сосал молоко и, когда насытился, выпустил немного изо рта.

У дельфинов молоко густое, как сливочное масло, оно не расплывается, а остаётся в воде шариком.

Дельфинёнок выпустил шарик, наподдал его носом и устремился за ним. Нагнал, хотел ещё пихнуть, но промазал, проплыл выше. Сливочный шарик заскользил по его животу. Дельфинёнку стало так щекотно, что он замахал плавниками, забил хвостом и вдруг замер, не понимая, что с ним случилось.

А он висел вниз головой!

Откуда-то из глубины на него надвинулась огромная голова, и тётка проскрипела:

— Вверх!

Он и сам чувствовал, что ещё мгновение, он не выдержит и хлебнёт воды. Он помчался, чтобы поскорее выставить из моря нос.

У него было два носа. Один, которым оканчивалось рыльце, не имел ноздрей. Второй, которым он дышал, назывался дыхало и был даже не носом, а лишь ноздрёй, дырочкой, находившейся на макушке.

У дельфинов она помещается на макушке — так им удобнее. В воде дырочка закрывается, а когда дельфин всплывает — она открывается.

Дельфинёнок выставил макушку, сделал выдох, набрал чистого воздуха. Он высунулся побольше и огляделся. Всё кругом было синее и золотое. Синее небо с золотым солнцем и синее, позолоченное море.

Дельфинёнку захотелось увидеть ещё больше. Его хвост затрепетал, и тело, как свечка, встало над водой.

Чайка скользнула с высоты на распластанных крыльях. Дельфинёнок испугался и плюхнулся, подняв брызги. Он ещё не встречался с чайкой и с любопытством следил за ней.

Она села неподалёку на воду. Снизу ему были видны её лапы с коготками и серебряное брюшко. Она тоже зорко смотрела на него сквозь воду. Над ней закружилась вторая птица. Чайка задрала голову. Дельфинёнок подскочил, боднул её лбом, и она взвилась как ужаленная, вспенив крыльями воду.

После он поел и заснул. Он лежал возле матери. Когда поднималась на воздух она, не просыпаясь, с закрытыми глазами, поднимался и он. Старая тётка расположилась тут же. Она болтала без умолку, поучала маму. Мама задумчиво слушала. Дельфины не читают никаких книг и про жизнь узнают от старших.

У дельфинов есть свой язык, и, конечно, каждый имеет своё имя. И у Дельфинёнка оно было. Если произнести его на дельфиньем языке, люди ничего не поймут. Они услышат странный щелчок с присвистом, который неизвестно что означает. Ведь ещё никто не изучил дельфинью речь. Несомненно, щелчок с присвистом можно перевести на человеческий язык, и тогда получится «Серёжа». Или «Федя».

И у его мамы было имя. Если кто-нибудь звал её, выходило так, будто на кипящем чайнике подпрыгивает крышка:

— Тр! Тр! Тр!

Людям показался бы резким этот звук, но для дельфиньего уха он был приятным, и возможно, что прыгающая крышка означала не что иное, как нежное имя «Мария».

Когда Дельфинёнок проснулся, он увидел другого дельфинёнка — тот гнался за длинной рыбой-иглой. Дельфины, даже маленькие, двигаются поразительно быстро. Они самые лучшие пловцы в мире. И конечно, тот малыш поймал рыбу. За хвост. А наш схватил её за голову. И они стали тянуть бедную рыбу каждый в свою сторону. Но тут к ним приблизился ещё дельфинёнок, постарше. Это была дельфинёнок-девочка.

Если бы на них посмотрели люди, они не смогли бы разобрать, какая разница между ними тремя — разве что один покрупнее. У всех были тёмные спины, ослепительно белые животы и выпуклый лоб. А между тем рыльце Дельфинёнка было чуть короче, шире и имело наивное, доверчивое выражение. Физиономия того, что держал рыбу за хвост, была острее, зрачки шныряли по сторонам, и всякому сразу становилось ясно, что его мама ещё хлебнёт с ним горя.

А дельфинёнок-девочка обещала превратиться в настоящую красавицу. Она и теперь была хороша со своими особенно ровными зубками и тонким, сильно вытянутым стеблем хвоста с бантом-плавником на конце. Подбородок у неё был выдвинут вперёд, уголки рта постоянно приподняты, и это придавало ей смелое и доброе выражение.

Она приблизилась к дельфинятам, дравшимся из-за рыбины, и уверенно взялась за рыбу-иглу посередине. Но в эту минуту всем троим понадобился воздух. С рыбой во рту они всплыли, погрузились обратно.

Дельфинёнок-девочка только повела очами в сторону одного, другого — и оба робко выпустили иглу.

Держа добычу, дельфинёнок-девочка спокойно двинулась прочь. Дельфиний хвост машет не вправо и влево, как у рыб, а вверх и вниз. Она плыла у самой поверхности и громко пришлёпывала хвостом по воде, что у дельфинов означает хорошее настроение.

Шли дни. Дельфинёнок рос, и уже его умишко работал вовсю. Однажды в расщелине скалы он заметил угря. Он попытался достать рыбу зубами, но щель была узка. Тогда он быстро зашевелил плавниками. Вода забурлила, закружилась: он хотел, чтобы угря вынесло течением. Однако тот залез ещё глубже.

Дельфинёнок остановился и стал думать. Потом всплыл, набрал побольше воздуха и начал стремительно погружаться. Он слышал, как окликает его мать, но шёл и шёл вниз. Уже он различал дно, покрытое лесом мохнатых водорослей, которые сильно колыхались, и величественных рыб, скользящих над этим лесом.

Летя во всю мочь, Дельфинёнок лихорадочно шарил взглядом. Он нашёл то, что искал: среди рыб сновал колючий морской ёрш. Дельфинёнок ухватил ерша, метнулся кверху…