Профессор без штанов - Гусев Валерий Борисович. Страница 9

Но зато мы видели, как Вертинар поставил на пол тазик с кормом и вдруг заорал, вылетел из-за сетки и бросился бежать. И все тоже разбежались. И охрана, и зрители. И даже птицы стали разлетаться. Хлопая крыльями. Усиливая панику.

Только один человек не разбежался. Маленький такой, немного пухлый. Он спокойно шел от клеток с большой сумкой. В которой что-то тикало.

Мы пошли за ним следом. Вышли из парка, направились к метро. А навстречу нам летели милицейская и пожарная машины.

Я не выдержал. И позвонил по таксофону в «Зверинец». Алешка при этом шипел мне в спину, как дикая змея.

– Это была злая шутка, – сказал я, когда кто-то в «Зверинце» снял трубку. – Маленькая месть за большие подлости.

И мы поехали домой.

Но сначала зашли к Ростику. Он вытащил Прошкина из сумки и посадил на спинку кресла. Это была очень трогательная сцена.

Прошкин начал прихорашиваться, поправлять перышки, а потом поднял свой красивый хохолок и ласково сказал:

– Р-ростик! Ур-ра! Р-ростик др-рянь! Где Р-ростик шлялся!

А потом вдруг взял и «затикал».

Глава V. “ОДНАКО, ПЛОХОЙ ЛЮДИ”

Когда в «Зверинце» все успокоилось и он начал нормально работать, мы поехали на встречу с нашим агентом дядей Ваней.

Возле его чума, как всегда, толпился народ. Умка лежал на спине и, держа бутылку со смесью передними лапами, азартно чавкал и пускал пузыри, совсем как человеческий ребенок. Дядя Ваня, шибко умный, курил трубку и пил чай из «люменевой», как он ее называл, кружки.

Он нам обрадовался, как своим сородичам, встал навстречу, отставив кружку.

– Шибко хороший люди пришли! – Лицо его стало совсем круглым, а глазки совсем исчезли в морщинах. – Чай, однако, пить будем. С баранком. – И к зависти посетителей, дядя Ваня пригласил нас в свой чум.

Умка, тут же отбросив бутылку, поскакал за нами вперевалку и ткнулся черным носом Алешке в коленку.

– Однако очень хороший люди, – кивнул дядя Ваня в Алешкину сторону. – Его всякий зверь любит.

Не знаю, какой такой Алешка «люди», но то, что его «всякий зверь», даже змеи, любит, – это факт.

В чуме у дяди Вани было очень скудно. Как на том самом Крайнем Севере. Я представлял его себе как навеки замерзшие моря, из которых торчат кое-где всякие льдины и торосы, а по безлюдным берегам – безбрежные снега, из которых кое-где торчат чахлые веточки и клочки мха, помятые снежными бурями и объеденные оленями.

В чуме, правда, торосы не торчали. Здесь торчала только старая кривоногая раскладушка, застланная меховым спальным мешком, который дядя Ваня захватил, наверное, из своего родного чума. Ну и висела на проводе голая лампочка. Вот и вся мебель.

Да, и еще стояла посреди чума вверх дном большая кастрюля. На нее дядя Ваня положил связку баранок – он очень их любил («Однако, на Севере такой баранок не водится») и поставил для нас кружки с чаем. Чай был очень вкусный – крепкий, заваристый, как сказал Алешка. Он со вкусом прихлебывал, грыз «баранок» и делился кусочками с Умкой. А потом как-то по-взрослому спросил:

– Как жизнь, дядя Ваня? Лучше, чем в родной тундре?

– Однако, в тундре шибко луче, – тоже вздохнул дядя Ваня. – Олешки ходят, шибко добрый зверь. Много олешков. А людей очень мало. Но шибко добрый люди. – Он еще раз вздохнул и виновато добавил: – А здесь сапсем плохой люди.

– Всякий здесь люди, – мудро заметил Алешка и отставил пустую кружку.

А дядя Ваня, не удержавшись, стал нам жаловаться на «сапсем плохой люди». Посетители «Зверинца» дразнят Умку, пытаются накормить его конфетами, отчего медвежонок «шибко больной станет». А самый плохой люди – шибко глупый ученый.

Вот что мы поняли. Персонал «Зверинца» делал все возможное, чтобы побольше привлекать сюда посетителей. Для этого и медвежонка согласились взять, и чум построили. А теперь еще стали читать лекции о животных.

– Ну и что плохого? – удивился я. – Очень полезно. А то наберут в дом всякую живность, а сами даже не знают, чем ее кормить.

– Носами своими, – расхохотался Алешка, вспомнив крокодила Джонни.

Но дядя Ваня даже не улыбнулся, ему было что сказать.

Оказывается, приезжал вчера с лекцией «шибко глупый ученый», рассказывал посетителям, как на Севере охотятся на белого медведя.

– Шибко здорово врал!

Действительно, ученый так описывал медвежью охоту. Мол, бродит медведь по льдинам, ищет полынью. А как найдет, так садится возле нее и ждет – либо рыбка в воде мелькнет, либо тюлень вынырнет. И так сидит он день, два, три – ни рыбка не мелькает, ни тюлень на льдину не вылезает.

– Что так? Почему так? – удивляется ученый. И объясняет: – Медведь весь белый, его среди льдов и снегов не видно. А вот черный кончик носа его выдает. Подплывет рыбка, увидит черную точку носа среди белого безмолвия – и шнырь обратно в глубину.

– И вот тогда умный медведь, – делает вывод «шибко умный ученый», – одной лапой прикрывает нос, а другую держит наготове. Подплыла неосторожная рыба – он ее хвать! И выбрасывает на льдину.

Мы с Алешкой рассмеялись на эту байку. Пусть медведь и очень умный, но разве он может знать, что у него черный нос? Зеркала на льдинах не водятся.

– Плохой ученый, – качал головой дядя Ваня. – Такая хорошая у него фамилия, а такой плохой ученый.

– А какая у него фамилия? – вдруг спросил Алешка.

– Однако, Медведев.

Мы аж подскочили на месте.

– Это интересно, – сквозь зубы проговорил Алешка. И со значением, как-то даже с намеком, взглянул на меня.

– А он, этот Медведев, – спросил я дядю Ваню, – он откуда?

Дядя Ваня задумался, покрутил головой и показал куда-то в сторону:

– Оттуда приезжал однако.

Объяснил!

– Где он работает? – уточнил мой вопрос Алешка. – Над своей наукой с черным носом?

– Там, там, – закивал головой дядя Ваня и снова махнул рукой в сторону центра города. – Институт такой есть. Биологический.

– Халтурщики они там, в этом институте, – не выдержал я.

– Жулики! – уверенно высказался Алешка.

– Шибко большой жулик, – вдруг подхватил и дядя Ваня. – Один мальчик здесь очень плакал: «Отдай назад мой котенок!» Не отдавал! – Тут дядя Ваня почесал свою буйную бородку из трех волосков и раздумчиво добавил: – А этот профессор, шибко ученый, один раз я его видел. Может, правда, может, нет. У меня тогда один хороший вещь пропал.

Так... Картина с этим «Зверинцем» не только начинает проясняться, но и становится угрожающей...

Тут наши мысли прервал какой-то шум снаружи. Мы выглянули из чума – толпа перед ним как-то по-волшебному рассосалась. И это понятно: возле чума стояла маленькая девочка, положив руку на холку громадной собаки.

– Привет! – сказала нам Лена, а Норд оскалил в улыбке свои белоснежные зубки и заметелил по земле своим пушистым хвостиком.

– Однако, какая хорошая собачка! – цокнул языком дядя Ваня. – Она одна любые нарты повезет. Быстро-быстро. Никакая пурга не догонит.

Норд молча протянул ему лапу. Дядя Ваня взял ее в обе ладони и еще больше восхитился:

– Какая лапа! Как у медведя однако. Такой лапой можно самого большого волка пополам сломать.

– Насчет нарт, – сказала Лена, – я обо всем договорилась. Норда будут кормить за счет «Зверинца», а он будет за это работать – малышей катать. Здорово? – и она хитро прищурилась.

Молодец Ленка! Теперь у нас есть свой человек в секции домашних животных. И в секции диких. И мы скоро будем знать обо всех творящихся там делах.

Тут из чума выкатился Умка, бесстрашно подкатился под лапы Норда, задрал свою черноносую мордочку и стал его с интересом обнюхивать. Норд тоже проявил интерес – что это за беленький щенок, какой породы?

Похоже, они понравились друг другу. Вполне возможно, что Умка принял Норда за своего сородича, за старшего брата, например.

Вскоре возле чума завязалась суматошная игра. Собака и медведь бегали друг за другом; Норд весело взлаивал, Умка довольно урчал.