Скелеты в тумане - Гусев Валерий Борисович. Страница 24

– И где же он? – спросил Алешка.

Папа развел руками:

– Раздарил.

– Девушкам, небось? – беспощадно уточнил Алешка.

– Но я же еще не встретил тогда вашу маму, – виновато пояснил папа.

Он бережно убрал жемчужину в карман рубашки, и мы, несколько разочарованные, пошли обратно. Не зная еще, что потеряли гораздо больше, чем нашли...

Лодки нашей на дне «бидона» не было.

– Опять угнали, – вздохнул папа.

– Не совсем, – сказал глазастый Алешка. – Мачта осталась. Немножко.

Он был прав. Приглядевшись, мы увидели, что от нашей лодки остался только кончик мачты, застенчиво торчащий над водой.

– Затонула, – вздохнул папа.

– Полнолуние не учел? – маминым тоном спросил Алешка.

– Не думаю, – папа неуверенно потеребил бороду. – При чем здесь луна?

– Ныряй теперь. Ты же хорошо ныряешь.

– Прямо отсюда? – спросил бедный папочка.

А мы на всякий случай ухватили его за куртку.

– Ну, погоди, – сквозь зубы прошипел Алешка. – Я тебе такой гудок устрою!

– Кому? – спросил папа.

– Вон кому, – и Алешка протянул руку в сторону моря, где за дальний остров прятался пиратский МРБ. – Еще и рюкзак мой не отдает!

– Что будем делать? – спросил я.

– Домой надо идти, – сказал папа. – А то мама вернется, а нас нет. С ума сойдет. А уж потом будем думать, как нам лодку выручать.

– Это ерунда, – сказал Алешка. – Я уже придумал. Нам полнолуние поможет. – И не стал ничего объяснять.

– Ладно, – вздохнул папа, – пошли устраивать ночлег – завтра рано утром пойдем домой.

Мы уже так освоились в этой бродяжьей жизни, что для нас ничего не стоило устроить ночлег из ничего. Как лесные ежики, мы могли свернуться клубочком и прекрасно устроиться до утра под сенью подходящего кустика.

Мы так и сделали. Быстро нашли подходящее поваленное дерево, опершееся комлем на пенек, обломали с него лишние сучья и навалили лапник – получился шалаш, где после ужина мы отлично разместились на подстилке из еловых лап.

По совету папы, мы подобрали ноги к животу, втянули руки в рукава и сунули их подмышки. Согрелись и почувствовали холод только под утро, когда уже все равно пора было вставать.

Вернувшись в лагерь, мы дождались маму, которую доставил на своем «Богатыре» Акимыч, и сели пировать.

Мама привезла хлеб, колбасу, масло, конфеты, один огромный пирог с рыбой и много маленьких пирогов с черникой. И свежую губную помаду.

За столом мы рассказали ей о новом приключении.

– Ни на минутку вас нельзя оставить, – сказала мама. – Обязательно что-нибудь натворите.

– А как же! – Акимыч проглотил мешавший ему высказаться кусок колбасы. – Все потому ваш корабель тонет, что названия ему нет. Нельзя в море выходить без имени. Сколько раз вам говорить?

– Поднимем, – сказал Алешка, – чего проще. Я все продумал.

– Ну-ка, – попросил папа, – поделись с нами.

– Пожалуйста. – Алешка пренебрежительно дернул плечом, будто он всю жизнь только и делал, что поднимал со дна моря затонувшие корабли. – Только за это ты отдашь мне лямки от своего рюкзака.

– Лямки для этого дела, пожалуй, коротковаты будут, – задумался папа.

– Лямки мне для другого дела нужны. Для секретного. Рассказывать? Про полнолуние?

И он рассказал:

– Строим большой плот. С дыркой посередине. Чтобы он был вроде рамки. Так? Так. Устанавливаем плот над лодкой и опускаем с него веревки в воду. Во время отлива. Ты ныряешь, – это он папе дал задание, – и привязываешь веревки к лодке. Это понятно? Понятно. Потом веревки туго-туго натягиваем и привязываем к плоту...

– Дальше, – поторопил его папа, начиная, видимо, догадываться о сути разработанного Алехой метода.

– Вот и все, – Алешка опять пожал плечами. Что тут, мол, непонятного? И начал отстегивать лямки от рюкзака.

– Нет уж, ты расскажи все до конца, – попросила мама. – Тогда я тебе и свои лямки отдам.

– Твои не годятся. Мне прорезиненные нужны. А ты мне свою старую помаду отдашь... Ну ладно, раз уж вы такие недогадливые... Дальше начинается прилив. Вода поднимает плот все выше. А он отрывает лодку от дна и тоже ее поднимает. Теперь-то понятно? – безнадежно спросил он.

– Нет, – призналась мама.

Алешка аж зашипел от возмущения:

– Ладно уж, объясню. Как прилив поднялся, мы подгоняем плот к берегу, пока лодка снова не станет на дно. Поняли?

– Ну да, – сказал папа, – уже на меньшей глубине.

– Дошло наконец-то! Теперь мы снова натягиваем веревки во время отлива. И все сначала – пока лодка не окажется в дырке плота, между бревен...

– Браво, – сказала мама. – Я все поняла. Мы вычерпываем воду из лодки...

– Сначала заделываем пробоину, – перебил папа. – Не зря же она затонула.

А мама торжественно встала с кресла, в которое ее усадили за все вкусности, что она привезла, и красивым жестом уступила его Алешке.

Тот воспринял оказанные ему почет и уважение должным образом и ухватил еще кусок пирога.

– Только я с вами этой ерундой заниматься не буду, – сказал он с набитым ртом. – Сами справитесь, я вам все объяснил. А у меня дела поважнее. Нужно форт достроить и бомбомет в нем установить...

Глава XXI

Браконьер

Подробно рассказывать о том, как мы спасали лодку, я не буду. Лешка уже все объяснил. Остановлюсь только на некоторых характерных эпизодах. И еще одном приключении.

Сперва мы с папой дедовым «Богатырем» отбуксировали к Чертову пальцу и затащили в «бидон» подходящие бревна. Связали из них плот в виде рамы, используя веревку, которой вытаскивали из колодца меня и золото.

А потом каждый день отправлялись в «бидон», как на работу. Мама с Алешкой и Акимыч, которого мы на всякий случай вооружили берданкой, оставались в лагере.

И вот в одно прекрасное свежее утро, когда мы отходили от берега, за длинной песчаной косой, тянувшейся далеко в море, послышался какой-то глухой раскатистый звук – будто из пушки грохнуло.

– Браконьеры! – воскликнул папа и прибавил ходу.

Но мы опоздали. Обогнув косу, увидели только корму удирающей моторки, скрывшейся за островом.

А по красивому заливу плавали какие-то пятна. Или комки. Они покачивались на волнах, поднятых мощным браконьерским мотором.

– Это рыба, – сказал папа с горечью. – Они глушили ее динамитом.

Возле самого борта «Богатыря» я увидел громадную, как хорошее полено, треску. Она еще немного шевелила жабрами и плавниками. А когда ее толкнула волна, вяло перевернулась, показав свое лопнувшее брюхо.

А дальше... Дальше казалось, что все море покрыто убитой рыбой: разорванными бычками, оглушенной навагой и зубаткой, белобрюхой камбалой, похожей на рваные куски бумаги.

– Это только та рыба, что всплыла, – зло проговорил папа. – А на дне ее еще больше. Рванули, собрали поскорее самую крупную и удрали, негодяи!

Я никогда еще не видел папу таким злым. И никогда не видел, что могут натворить человеческая жадность и жестокость.

Почти до самого Чертова пальца папа молчал, сжав зубы. А потом сказал:

– Когда мы путешествовали здесь в первый раз, у нас был знакомый медведь. Странный какой-то – добрый и грустный. Мы часто видели его на высокой скале, над самым морем. Стоит и задумчиво смотрит вдаль, будто кого-то ждет, по кому-то тоскует. Он часто приходил к нам в лагерь и вылизывал посуду, если мы не успевали ее помыть. Вылижет, выпросит лакомый кусочек, вздохнет и опять идет на свою любимую скалу...

– И что?

– Браконьеры его застрелили. Воспользовались тем, что он был совсем домашний, доверчивый. Прямо из рук брал хлеб... С тех пор я их ненавижу.

– Но ведь мы тоже охотимся, – сказал я.

– Мы никогда не берем на охоте больше того, что нужно для пропитания. Соблюдаем правила, нормы отстрела. Законная охота даже полезна природе. – Он помолчал и добавил: – Никогда не стреляй просто так, для удовольствия. Нормальный человек не может радоваться бессмысленной гибели животного или птицы.