Борьба незримая (Книга 2) - Чудинова Елена В.. Страница 5

Ей действительно девять, даже девять с половиной лет. В гимназии она не училась - в революцию ей было только семь лет, последние два года отец занимался с ней сам. До семнадцатого года они жили в Москве, где Тутти и родилась. В столицу Баскаков переехал из-за каких-то деловых обстоятельств, ребенку, разумеется, представляющихся довольно туманно. Город ей не нравился: "Москва - сказочнее, а он какой-то скучный". Поселились они сразу на этой квартире: "Я, папа и Глаша - femme de chambre"4 (Вадим невольно отметил безупречное произношение девочки). А вчера утром приехал "большой черный автомобиль, похожий на навозного жука, а из него вылезли люди с пистолетами и ружьями, тоже в черных кожаных куртках - как жуки... Они все начали перерывать, а Глаша почему-то их знала... им показывала где... Она шпионка, да? А папа сказал: "Тутти, иди к себе..." - это они его уже вытаскивали в переднюю, а я за ним побежала, а он говорит: "Иди к себе, я скоро вернусь..." Но это он так говорил... И жуки с ним уехали. А Глаша тоже делась куда-то... и с ней всякие вещи пропали. А еще там..."

Они подходили уже к дому на Богородской улице. Вишневский позвонил условленной "семеркой" - два длинных и три коротких звонка.

Загремели засовы: узкая дверь черного хода отворилась.

При виде Вадима с очень дореволюционного вида ребенком лет девяти Некрасов не изменился в лице, но неуловимое движение бровей показало Вишневскому, что он немало удивлен.

...Юрий запер дверь.

- Инженер Баскаков вчера арестован, - отрубил Вадим, когда они вошли с полутемной лестницы в переднюю. - Познакомься, его дочь Татьяна.

Вадим, по-взрослому представляя Тутти Некрасову, знал, что представить ее иначе было нельзя: маленькое это существо каким-то неуловимым магнетизмом заставляло очень считаться с собой.

- Рад. Был бы рад более, если бы наше знакомство состоялось при более счастливых обстоятельствах. Штабс-капитан Юрий Некрасов!

- Тутти. - Девочка протянула Некрасову маленькую руку.

8

- У аппарата! Ну? Плохо, очень плохо. Еще одна такая "ошибочка", Ющенко, и я с тобой местами не поменяюсь. Все! - Закачалась брошенная на рычаг трубка.

- Ты что, товарищ Петерс, шумишь?

- А, Блюмкин... Напортачили ребята. Ты садись, я с этим кончу сейчас. - Зампред ткнул в каменный подоконник "козьей ножкой". - По делу с инженером... Самого взяли, а дочь, девять лет, изволь любоваться, оставили. Я распорядился - да не тут-то было: птичка как в воду канула. Обшарили знакомых - ни следа! Как, по-твоему, о чем говорит?

- Ясно, о чем, спрятали.

- А мы - прошляпили.

- Да уж... не сама же она испарилась. Давай-ка с твоими бумагами.

- У тебя там на допрос кто-то.

- А... подождет. Этого вообще скоро к тебе. Кстати, насчет этих дел, чтобы ты мне кончал из гаража театр устраивать! Думаешь, не знаю? Знаю. Только зрители тут ни к чему. Ясно?

- Ладно тебе, товарищ Петерс.

- А вообще, слушай, пошли-ка перекусим чего...

Двое прошли мимо Сережи, слышавшего весь разговор через неплотно прикрытую дверь кабинета зампреда. Собеседник Петерса, щуплый, с непропорционально узкими для высокого роста плечами (рядом с коренастой фигурой зампреда показавшийся Сереже похожим на огромную черную цаплю), представляющий собой характерный тип молодого еврея, даже немного карикатурно подчеркнутый, перед тем как выйти, приветственно кивнул секретарю у окна, только что вошедшему в "предбанник" и с ходу усевшемуся за машинку.

Сережа закрыл глаза. "Ремингтон" у окна продолжал стучать. Господи, если бы не этот треск... если бы не этот треск, можно было бы представить себе, что в этом их "предбаннике" никого нет. Никого нет... да весь остаток жизни не жаль бы сейчас отдать за то, чтобы пять минут, минуту побыть одному... Остаток жизни? Да разве его можно даже и сравнить с невозможным счастьем минуты одиночества? Когда рядом с тобой, никого нет, когда на тебя не смотрят ничьи глаза...

- Слушай, парень, здесь ЧК или бордель, в конце-то концов?! - Сочный, наполненный бодрой жизненной силой голос заставил Сережу вздрогнуть. Расслабившееся было тело мгновенно подобралось. Сережа открыл глаза и взглянул на шумно распахнувшуюся дверь. В ней, едва не загораживая массивными плечами весь проем, стоял, словно воплощение животной мощи, высокий человек лет двадцати пяти. Правильно слепленные, крупные черты его лица дышали примитивной жизнерадостностью. Сережу передернуло.

- Тут, между прочим, кабинет зампреда. - Стук "ремингтона" снова сделался равномерным.

- А я думал - актрискин будуар. - Вошедший, ссутулясь, чуть покачнулся в дверях уже виденной Сережей блатной раскачкой: не вынимая рук из карманов потрепанных клешей. - Ну, поверил, ладно. Только зампредов кабинет без зампреда мне вроде ни к чему. Битый час его по вашей богадельне ищу. Говорил ведь, не связывайтесь с бэками: такого "революционного порядка" налопаемся, какого и у себя не видали, ядреный корень...

- По какому вопросу?

- Стану я тебе, шестерке малолетней, докладывать, по каким вопросам ваш ЦИК из Москвы анархистов-боевиков приглашает? - Вошедший снял с плеча куртку и метко швырнул ее на подоконник прямо через голову секретаря. - Вот ведь повадились, черти, чужими руками жар загребать! Раньше хоть Коба был не промах... Да хрен с вами, мы не в обиде, но гребешь, так изволь уважать, ясно? Мало что переться неделю, так приходишь - никто ни хрена не знает, никого нигде нет.

- Товарищ зампред сейчас будет, - поспешно и словно с некоторой опаской проговорил давно убравший руки с клавишей секретарь.

- А черт с ним. Мне с дороги отдохнуть надо, устал как свинья. Анархист, широко распахнув обе створки дверей "предбанника", бесцеремонно уселся за столом Петерса. Сережа снова закрыл глаза - уже не затем, чтобы воспользоваться минутой передышки - она была невозвратно украдена у него этим шумным вторжением, а просто для того, чтобы не видеть этого отвратительного жизнерадостного лица. - Сунулся тут в дверь, какая-то дура ордера в общежитие не выписывает... Иди, мол, в десятую, а потом на первый этаж, а потом обратно... Нашла, б..., мальчика бегать. Короче, так, сперва по-быстрому оформи мне ордерок, потом соединись с ЦИКом - от анархистской, мол, фракции товарищ прибыл, чтобы завтра пропуск выписали. А кроме этого, по телефону ни слова, уразумел? И к Зиновьеву и к Кобе. А я жду Петерса тут, кстати, с ордерком меня у входа подождешь, здесь ты не нужен. Разговор интимный, деликатный...