Аромат рая - Блейк Дженнифер. Страница 30

Но конечно, ничто не вызывало у окружающих такого интереса, как отношения между Элен и Байяром. Об этом ходило много слухов, и Элен знала о них. Особенно жадный интерес возникал, когда она вместе с Дюраном и Байяром оказывалась в одной комнате. Однако Дюран перестал проявлять внимание к Элен. Он предпочитал общаться или с Серефиной, которая ухаживала за ним в первые дни после ранения, или с мужской половиной общества. По мере того как его раны на руке и на щеке заживали благодаря успешному лечению, уходу и целебному морскому воздуху, он особенно сдружился с Мазэном, который, как коллега-плантатор, очевидно, считал, что у них есть много общего. Поэтому никого не удивляло, что эти двое мужчин часто прогуливались по палубе, тогда как Флора тащилась за ними следом, бросая взгляды на Дю-рана и вспыхивая алыми пятнами и прихорашиваясь, стоило ему только заметить ее присутствие.

Отношения в группе беженцев не всегда бывали сердечными. Морвен и мадам Туссарспорили по любому поводу, например, кто поведет их на обед, какие песни следует сегодня петь на палубе под звездами. Жози принимала в штыки любые замечания, высказанные в свой адрес, или в адрес жены чиновника, или защитника Морвена; она вела нескончаемый спор с мадам Туссар о том, где ставить стулья под навесом. Мадам Туссар ревновала своего мужа Клода, когда тот проявлял слишком большое внимание к малютке Жози, да и вообще к любой другой женщине, включая Серефину, а ее резкий и настойчивый голос, которым она заявляла о своем дурном настроении, неоднократно прокатывался по всей шхуне. Дивота и Жермена, горничная Мазэнов, вели разговоры о том, как используются на судне единственная английская ванна и единственный на всю шхуну утюг, который к тому же принадлежал Эрмине. Флора не беспокоила никого, но однажды днем очень расстроилась – какой-то матрос посмел подмигнуть ей...

Такие неурядицы вполне естественны, если принять во внимание и недостаток места, и нервное напряжение, которое им всем пришлось пережить.

Шхуна плавно и быстро вошла в бухту Баратария-Бей в то время, когда должен был вот-вот разразиться шторм. Бросив якорь, быстро убрали паруса, очистили палубу, задраили люки и бортовые отверстия.

И тут начался шторм. Шхуну ветром бросало на волнах. Над головами грохотал гром, а молнии с треском врезались в воду, якорная цепь натянулась и звенела, деревянная обшивка шхуны стонала, словно кто-то рвал ее на части. Дождь, который наконец разразился, под порывами ветра хлестал струями по палубе, словно огромными мокрыми кнутами.

Элен и все остальные поели заранее и легли в койки. Качка и рывки судна были настолько сильными, что самым безопасным местом оказались импровизированные люльки подвесных коек.

Райан обошел судно, проверяя, нет ли повреждений, и, успокаивая людей, то и дело возвращался навестить Элен. Однако, когда сильный ветер стал стихать, он остался доволен тем, как вела себя шхуна на этой закрытой якорной стоянке. Добравшись наконец до своей каюты, Райан сбросил с себя мокрую одежду, швырнул ее в угол и после этого лег рядом с Элен.

Он замерз и покрылся «гусиной кожей». Элен почувствовала, как ее захлестнула волна сострадания и нежности, прижалась к нему теснее и обхватила своими теплыми ногами его ноги. Вздрогнув от ее неожиданного тепла, он поцеловал ее в лоб, а затем устало растянулся рядом. Она прижалась виском к его подбородку, слепо вглядываясь сквозь иллюминатор в темноту ночи, озарявшуюся синеватыми вспышками уходящей грозы. Дождь барабанил по палубе и надстройкам шхуны где-то над головой, журчащими ручьями скатываясь в воды бухты.

С того дня, как Райан скрестил саблю с Дюраном, Элен и капер постоянно находились вместе – жили в одной каюте, спали в одной постели, вместе ели, ходили, разговаривали и занимались любовью, – но никогда не заговаривали о Новом Орлеане, если не считать самых общих тем. Элен по-прежнему полагалась на Райана и не сомневалась, что останется жить у него и в Новом Орлеане, тем более что его страсть к ней не утихала.

Райан мог быть интересным собеседником. Вдвоем они провели много вечеров, читая и обсуждая выдержки из его «краденых» книг. Иногда играли в карты, ставя на кон отдельные предметы своей одежды, которые нужно было снимать, при этом он начинал невинно мошенничать только тогда, когда выигрыш становился слишком крупным. В постели он проявлял себя неутомимым и внимательным любовником, вслух произносил слова ободрения и похвалы, открыто выражая свои чувства. Не было ни одного случая, когда бы он оставил ее без своей поддержки, не забывал о ней даже в суматохе своих дел и обязанностей на судне. Успокаивал Элен, как мог, когда ее снова начинали мучить ночные кошмары, и старался побыстрее залечить ее пораненные ноги. Он по-прежнему восхищался ароматом ее духов и остро реагировал на него. Но Райан больше не говорил о любви.

Элен в общем-то и не ожидала этого от него. Несмотря на все, что было пережито вместе, они все же оставались чужими друг другу. У него не было перед нею каких-либо клятвенных обязательств, он не давал ей никаких обещаний, – это она была ему всем обязана.

Часто она спрашивала себя: останется ли Райан таким же и в Новом Орлеане? Там, среди друзей и компаньонов, она может показаться ему лишь помехой, неуместным напоминанием о коротком отрезке времени, о котором он быстро забудет. Он может встретить другую женщину, после чего они с Дивотой могут оказаться на улице, и им придется самостоятельно, без его помощи, искать свое место в жизни.

По крайней мере, если он так поступит, то раз и навсегда станет ясно, что его удерживал рядом с Элен только аромат ее духов. Разумеется, она могла бы проверить свое предположение, просто перестав пользоваться своими духами. Однако даже результаты такой проверки, возможно, не заставили бы ее сделать окончательные выводы, тем более что они все еще оставались на судне. Ей негде было спать, кроме как в его каюте, и уже такая близость могла заставлять его чувствовать себя привязанным к ней. Как бы то ни было, она не осмеливалась испытывать судьбу. Ее положение не давало ей ни прав, ни оснований рисковать его поддержкой.

Райан, почувствовав, что она находится в глубоком раздумье, нежно провел руками по ее спине, затем наклонился к ней, своим теплым дыханием щекоча ее ухо и волосы.

– В чем дело, chere? Что-нибудь произошло?

Она тихо вздохнула:

– Нет, ничего.

Райан нахмурился, но не стал настаивать. Он подумал, что удерживает ее очень тонкой и ненадежной нитью. И если он приложит хоть малейшее усилие или окажет на нее какое-нибудь давление, то нить порвется. После их прибытия в Новый Орлеан у него еще будет время выяснить до конца их отношения, и он сможет там показать ей, что она потеряет, если не останется с ним. «А пока надо ждать», – решил он.

Сейчас Элен казалась ему теплой, податливой и невообразимо соблазнительной под тонкой тканью сорочки. Мерное покачивание судна на волнах нежно покачивало и ее тело, которое ритмично наваливалось на него, а гром грозы все еще будоражил его кровь. Он в темноте нашел и поцеловал ее полузакрытые веки, потом медленно прикоснулся к ее губам, словно дразнил их до тех пор, пока они сами не приоткрылись ему навстречу, и он почувствовал медовую сладость ответной ласки и сильное биение сердца под своей ладонью. Пока ему хватало и таких ласк.

На следующее утро, которое выдалось ясным, солнечным и жарким, Баратария-Бей показалась всем пассажирам огромным водным пространством, солоноватым озером, окруженным болотами. Тонкую полоску берега окаймляли колючие, колышущиеся под порывами ветра травы, карликовые пальмы и загадочный на вид завал полусгнивших и почерневших от воды стволов деревьев с разлагающимся поблизости телом гигантской черепахи. Птицы кружили над добычей, затем ныряли в воду, их тонкие и визгливые крики наполняли воздух. Лягушки оглушали своим кваканьем, назойливые москиты звенели возле уха, сводя с ума, то там, то здесь раздавалась «перекличка» аллигаторов. Мужчины и женщины столпились вдоль борта «Си Спирит» и с интересом показывали друг другу похожих на зеленые бревна древних хищников, то и дело проплывавших вблизи шхуны в бесконечном и беспорядочном поиске рыбы.