Волны словно кенгуру - Коржиков Виталий Титович. Страница 18

- Ну, вот теперь дело! - сказал Федотыч. - Десять суток до Японии, а там домой.

- А вдруг опять пошлют в Америку? - откликнулся Ни-коныч.

Федотыч ударил ладонью о поручень:

- Ну нет, я - всё, я в тайгу! В отпуск. Не могу больше!

- А я бы ещё полгодика прихватил, - вмешался Яша.

"Мне и вовсе рано скучать, - подумал я. - Можно бы ещё по Америке поездить. И Новая Зеландия впереди!" Тут ко мне подошёл Витя:

- Тебя к капитану... Я постучал в рулевую.

Пётр Константинович повернулся ко мне:

- Ну что, прощай Америка? - и улыбнулся. - Теперь мы домой идём. Мы домой. А вы... - И он протянул мне радиограмму: "Иокогаме пересядете "Старый большевик" следованием Гонконг, Бангкок, Сингапур, Малазию, Индию. Судно Новой Зеландии будет осенью".

- Вот те раз! - сказал я.

- Что? - рассмеялся капитан. - Ничего дорожка? Я перечитал радиограмму снова.

- Ничего! Бродить ещё месяца два.

- Да нет! Пожалуй, все четыре, - сказал Пётр Константинович. - К зиме вернётесь. Ещё надоест.

- Зато Гонконг, Бангкок, Сингапур, Индия, а впереди Новая Зеландия! поразмыслил я.

- Да, Новая Зеландия - это здорово. - Капитан прошёлся из угла в угол. - В Новую Зеландию я бы тоже хотел попасть. Да вот не получается. Но всё-таки надеюсь! - азартно сказал он. - У каждого впереди должна быть своя Новая Зеландия. Должна, Атлас Вогизыч?

Третий штурман, наклонясь над картой, сверял курс. Он приподнял циркуль и кивнул: "А как же иначе".

ПРИВЕТ КАПИТАНУ!

Федотыч как угадал. До Японии мы шли ровно десять суток.

Ночами от горизонта до горизонта то тут, то там грохотали ливни, судно пробиралось среди молний и настоящих водяных столбов.

К утру тучи разбегались, выглядывало солнце, и мы раскатывали палубу коричневой краской. Торопились.

А на одиннадцатый день задымила впереди Иокогама. Собрал я вещи, попрощался со всеми и сел на японский катер.

Никоныч выглянул из-за борта, закричал:

- Привет передавай капитану, Ивану Савельичу! Там мой дружок капитанит!

- Ладно, - пообещал я, - передам! - Прижал ногой к борту чемодан, чтоб не вывалился, и махал, пока "Новиков" не остался за горизонтом.

Мы подкатили к трапу нового теплохода. Нашего, с красной трубой, с серпом и молотом. У трапа стояли наши ребята, встречали - тоже свои! Один, вихрастый, сбежал по трапу, протянул мне руку: "Привет", подхватил чемодан и повёл за собой.

Поднялись мы к капитанской каюте, постучали. Из-за двери быстро выглянул седой мужичок в трусах, замигал:

- Добрый день!

Я поздоровался, говорю:

- Капитана можно?

- Ну, я капитан!

- Иван Савельич?

- Иван Савельич. А что?

Я отдал свои документы и говорю:

- Привет вам от боцмана. Капитан открыл дверь пошире:

- От какого?

- От Никоныча!

- От Володи?! - улыбнулся капитан. - Так где он?

- Здесь, - говорю. - На "Новикове".

- Ну ладно, спасибо... Устраивайся, - сказал капитан и зевнул. - Потом поговорим. Двое суток с этой погрузкой не спал. - Он улыбнулся и прикрыл дверь.

А я пошёл устраиваться в маленькой лоцманской каюте возле радиорубки.

У КАЖДОГО СВОЁ ДЕЛО

Несколько дней мы ещё стояли в Японии, в Иокогаме и Кобе. В трюмы теплохода грузили рыбные консервы "Макрель", картонные ящики с сушёными рачками-креветками. И от судна шёл запах, как из огромной банки с крабами.

Потом трюмы закрыли, сверху поставили тридцать чёрных автомобилей "тоёт" - на Бангкок. С мостика раздалось: "Палубной команде занять места по швартовому расписанию!"

Сбоку поплыли зелёные острова. Замахали нам вслед ветками кривые японские сосенки.

Мы взяли курс на юг.

Я подобрал себе скребок и вышел на корму сбивать с палубы ржавчину. Судно другое, а работа матросская та же: драй палубу, крась, мой. Да на горизонт посматривай!

Вдруг слышу, кто-то бежит, напевает: "Мы с тобой старики, мы с тобой старики..."

Капитан. Тоже выбрал себе скребок, попробовал лезвие большим пальцем, пристроился рядом и спрашивает:

- Ну как там Никоныч?

Я стал рассказывать про Америку, про то, как ходили на мост. А капитан чиркает скребком, подставляет солнцу спину и покряхтывает:

- Вот так мы когда-то матросами с Никонычем драили! Наперегонки! Молодыми были...

Поработал час-другой, говорит:

- Ну ладно, отдохнул, пойду за арифмометр садиться. Тонны, мили, тонно-мили. Подсчитывать надо. Бухгалтерия!

И снова запел про комсомольцев двадцатого года.

Только он закрыл дверь, появился его помощник Фёдор Михайлович. Грузный, похожий на большую букву "Ф", он нёс под мышкой бамбуковые палки.

Помощник подошёл к борту, обрадовался.

- Ну наконец топаем. Удочки, - говорит, - готовить нужно. Где-нибудь около Гонконга или Бангкока рыбку ловить будем.

- Что рыбку! - Из камбузного окошка выглянул раскрасневшийся повар Ваня с камбалой в толстой руке. - Скоро попугаев и мартышек покупать будем!

- Ну уж сразу попугаев и мартышек... - сказал Фёдор Михайлович.

- А что! - сказал Ва ня. - Я как-то купил в Индии обезьяну. Выговор чуть из-за неё не схлопотал.

- Как это? - спросил Фёдор Михайлович.

- А так, - рассмеялся Ваня. - Наш старпом любил абрикосы в компоте. И Чика любила. Старпом возьмёт в обед кружку с компотом, возмущается: "Где абрикосы?" А их, что ни день, меньше и меньше. Старпом распалился, решил устроить инспекцию. Как-то забежал на камбуз, а Чика из мешка абрикосы вытаскивает. Он на неё с кулаками, а она в него - абрикосами! Вот так! Ей абрикосы, а мне - чоп, - сказал Ваня.

- Будешь знать, кого покупать! - засмеялся Фёдор Михайлович и пошёл в плотницкую делать бамбуковые удочки.

Ваня стал чистить камбалу, а я снова зашаркал скребком по палубе.

У каждого своё дело.

ДРУЗЬЯ ИЗ ПЕРУ

В несколько дней мы обогнули Японию, миновали остров Тайвань и заторопились по Южно-Китайскому морю с солнцем наперегонки. С утра оно гналось за нами, вечером мы бежали за ним. На запад, к Гонконгу.

Я пошёл в рубку посмотреть на карту - скоро ли будем на месте, как вдруг с крыла услышал крик:

- "Перуанец" догоняет! - Наш!

- Я и говорю - наш "перуанец"!

Спорили три дружка: молодые штурманы - каждый ростом с дядю Стёпу Коля и Веня, а между ними щупленький белобрысый Митя, второй радист.

Я тоже вышел на крыло и увидел вдали встречное судно.

- Уже успели в Гонконг сбегать. Машут! - крикнул Коля.

На "перуанце" действительно кто-то махал платком.

- Уз-з-знали! - обрадовался Веня.

- Что, небось монеты вместе меняли? - спросил с порога капитан.

- И эт-то б-было! - заикаясь сказал Веня.

"Было и это, - подумал я. - Но главное-то, конечно, не в этом, а совсем в другом".

... Как-то в Иокогаме мы окружили на причале Веню, который выкладывал на ладонь одну за другой монеты:

- Английская, нем-мецкая... Наменял.

И тут за нашими спинами кто-то сказал:

- О, мои и! Мы оглянулись.

Сзади стоял смуглый крепыш с усиками и тоже заглядывал в Бенину ладонь.

Он запустил руку к себе в карман и вытащил несколько тёмных монет. Но каких! ..

На одной монете величественно поднимала вверх голову перуанская лама. На другой возвышались зубцы древней крепости инков...

- Перу, - с гордостью сказал крепыш.

- Ч-ченч? - едва выговорил Веня. - М-меняем?

Но крепыш закачал головой и высыпал монеты ему на ладонь. Даром!

- А что тебе? - спросил Коля.

- Ничего, - развёл руками перуанец. - Ничего. Он уже собирался уходить, но вдруг спросил:

- Есть Ленин-фото? Ленин-портрет?

- Для тебя? - спросил Коля.

- Си, - сказал перуанец. - Я коммунист.

- Будет! - пообещал Коля и в три прыжка взлетел по трапу.

Через несколько минут он принёс небольшой портрет, который снял со стены в каюте.

Перуанец слегка отвёл портрет в сторону, посмотрел. Потом взмахом руки пригласил нас к себе - на соседнее судно.