Дерзкие мечты - Блейк Дженнифер. Страница 39

Двигаясь среди высоких рододендронов и азалий, останавливаясь, чтобы сфотографировать округлые клумбы маргариток и желтофиолей, Джолетта думала о Вайолетт. Видела ли она этот парк, если он существовал сто лет назад? Джолетта должна была это знать, но не знала. Она слишком быстро просмотрела дневник, когда он попал ей в руки, надеясь, что позже прочтет его внимательнее. Но все как-то не находила времени — то голова болела, то Роун отвлекал.

До отправления автобуса оставалось еще более получаса. Они должны были прийти к месту встречи в назначенное время, если хотели уехать вместе со всеми, но пока можно было не спешить. Выбрав одну из многочисленных скамеек с видом на озеро, они сели и подставили лицо солнцу и свежему ветру. Джолетта открыла свою сумку и, достав из нее несколько страниц дневника, принялась искать нужное место, щурясь от яркого света.

Ее внимание привлекло описание сцены между Вайолетт и Аллином, той, в которой в ней рождается страсть и желание. Перо Вайолетт дрожало, описывая бурные ласки, нежный шепот, смятые розы; она капнула чернилами на страницу и оставила на ней пустое пространство с отдельными словами и длинными прочерками, на которых можно было тренировать воображение. Чтение записей Вайолетт требовало напряжения, иногда утомительного.

Прошло немало времени, прежде чем Джолетта заметила, что Роун тоже читает дневник через ее плечо. Она повернула листочки так, чтобы ему не было видно, и прижала их к груди.

— Почему вы это сделали? — спросил он, выпрямившись и убрав руку со спинки скамейки. — Я как раз дошел до интересного места.

Джолетта действовала инстинктивно, не задумываясь, частично из интуитивного желания скрыть записи от постороннего взгляда, частично из смущения. Она встала и убрала дневник в сумку.

— Не знаю, — призналась она. — Наверное, по привычке.

— Чтобы вам помогать, я должен знать, что там написано.

— Да, вы правы. Но лучше займемся этим, когда у нас будет больше времени.

К радости Джолетты, молодой человек не стал настаивать. Они пошли дальше, пока не остановились у клумбы с темно-пурпурными анютиными глазками. Джолетта невольно залюбовалась трепещущими на ветру, почти черными лепестками цветов. Ей захотелось рассказать Роуну о дневнике хотя бы в общих чертах.

— Вы слышали что-нибудь о языке цветов? — спросила она.

— Вы имеете в виду то, что говорится в стихах: «Вот розмарин, цветок воспоминаний, молитв и любви…» Помните?

— Верно, — улыбнулась Джолетта. Ее приятно удивило и то, что он сразу ее понял, и то, что он знал слова Шекспира. — Оказывается, в викторианскую эпоху люди хорошо владели этим языком. В своем дневнике моя прапрапрабабушка упоминает, что язык цветов служил средством коммуникации в ее отношениях с человеком, с которым она была близка. В закодированной форме он выражал мысли или настроения. Анютины глазки означали, например, «размышления» или «мысли о любви».

— Вы полагаете, что язык цветов имеет какое-то отношение к формуле духов, которую вы ищете?

— Такая мысль приходила мне в голову, хотя я не знаю, как уловить эту связь.

— И что навело вас на размышления о значении роз? — Его испытующий взгляд говорил о том, что он читал дневник некоторое время до того, как она заметила это.

— Любовь, конечно, что же еще?

— Совершенно верно, — согласился он с деланным равнодушием.

Джолетта ответила ему язвительным взглядом. Но как бы там ни было, ее успокаивало то, что он не проявлял особого интереса к содержанию дневника. Его намерение ждать было очевидным. Видимо, его удовлетворит то, что она сочтет нужным ему рассказать.

Они снова вышли на тропинку, бегущую вдоль берега озера. Впереди на некотором расстоянии виднелся высокий, пышный куст, усыпанный гроздьями красных цветов, ярко выделявшихся на фоне темных блестящих листьев.

— Это азалия? — спросил Роун, направляясь к кусту.

— Возможно.

— Пойдемте посмотрим. — Молодой человек прибавил шагу.

Джолетта глянула на часы. У них еще было немного времени, и она последовала за ним.

Это оказался рододендрон, а под ним цвело множество ландышей; дальше начинался сад камней, где среди мхов, покрывавших камни, росли желтые и красные цветы. Там они увидели мальчика, едва научившегося ходить. Он неуклюже топал маленькими ножками по лужайке, догоняя большой голубой мяч. Глаза малыша озорно блестели под спутанными кудрями пепельного цвета. Он поймал мяч и звонко рассмеялся, радуясь своей удаче. Его родители сидели на скамейке неподалеку и ели мороженое. Между ними стояла корзина, в которой спал их второй ребенок.

Мальчик пнул ножкой мяч, и тот покатился вниз к озеру. Роун побежал ему наперерез, поймал мяч и бросил его обратно. Малыш засмеялся и снова пнул мяч. Молодой человек поймал его и вновь кинул малышу. Так они продолжали веселую игру, в которой Роун то наклонялся, то подпрыгивал, бежал то в одну сторону по влажной, изумрудно-зеленой траве, то в другую. Глядя на них, Джолетта заливалась от смеха и уже не смотрела на часы.

К автобусу они опоздали. Там, где он раньше стоял, было пусто. Знакомых лиц туристов, которые попадались им раньше, теперь нигде не было видно. Их предупреждали, что отсутствие пунктуальности рассматривается как знак неуважения к группе, в результате чего понадобится менять расписание, переносить заказы. Того, кто не сумеет прибыть к назначенному месту в условленное время, ждать не будут, и отставшему от автобуса придется самостоятельно добираться до следующего пункта маршрута, чтобы снова присоединиться к группе. Могло быть допущено некоторое снисхождение, но не более десяти минут.

Они опоздали почти на полчаса.

— Не расстраивайтесь, — утешал Джолетту Роун. — Мы возьмем машину и догоним их в Венеции. А если не получится — во Флоренции.

— Но наши чемоданы остались в автобусе, — напомнила ему Джолетта.

— Мы купим все, что нам нужно.

— Один раз я уже это делала, — возразила она. Молодой человек говорил с такой легкостью и с такой готовностью, что у Джолетты невольно зародилось подозрение. — Вы не очень опечалены по этому поводу, не так ли? По-моему, это как раз то, чего вы хотели, — отстать от группы, взять машину и продолжать путешествие вдвоем?

— Идея не так уж плоха, в ней есть определенная привлекательность, — спокойно ответил Роун, смело глядя ей в глаза.

— Мне кажется, — медленно проговорила девушка, — что вы все это подстроили.

Он долго смотрел на нее, прежде чем ответить:

— Ну и что из того, если подстроил?

— Зачем? Почему вы это сделали?

— Поправьте меня, если я не прав. — Он задумчиво смотрел на нее. — Ведь вы чувствовали себя не очень удобно в автобусе рядом со мной.

— О, я поняла. Все из-за меня.

— Не все.

Его выдержанный тон раздражал ее.

— В любом случае, какие бы я ни испытывала чувства, у меня не было желания покидать группу.

— Уже поздно говорить об этом.

Его слова прозвучали радостно, но без всякого злорадства. А почему бы и нет, подумала Джолетта. Он получил то, что хотел, не так ли?

12

16 июня 1854 года

Когда-то я считала себя добродетельной. Но пришло время, и я обнаружила, что в сердце любой добродетельной женщины таится куртизанка. Я страстная женщина. А также коварная.

Как я могла не знать этого раньше? Как глупо думать, что мы действуем по своей собственной воле, принимаем независимые решения, руководствуясь лишь своими желаниями. Я полагала, что если бы когда-нибудь ушла к Аллину, то сделала бы это только из-за любви. Я никогда не думала, что такое может случиться из-за гнева.

Вайолетт увидела тех двоих мужчин снова, когда Аллин подсаживал ее в экипаж, который должен был отвезти ее в гостиницу. Они стояли под аркой дома на противоположной стороне улицы. Один из них посмотрел в их сторону, затем толкнул локтем своего спутника и указал на них рукой. В тот же момент они бегом бросились к низкой черной коляске, стоявшей поодаль. Как только карета Аллина и Вайолетт отъехала от парадного подъезда дома графини, кучер, сидевший на козлах черной коляски, взмахнул хлыстом. Ему пришлось лавировать среди других экипажей, заполнявших улицу, но, когда карета Аллина и Вайолетт докатила до поворота, черная коляска уже следовала за ними.