Белые пароходы - Железников Владимир Карпович. Страница 4
Павлик прочел письмо второй раз. От радости у него даже закружилась голова. Наконец-то, наконец-то отец нашел руду!
Павлик выскочил на улицу и побежал в сторону базара, потом решил, что, пожалуй, мать уже вернулась домой, и бросился в противоположную сторону.
И тут он увидел ее далеко впереди себя.
- Рита, Рита! - закричал Павлик и бросился ее догонять.
Но по пути к Рите его перехватил старшина Нанба. Уж такое себе место выбрал старшина, что на базар идешь - проходишь мимо Нанбы, на почту идешь проходишь мимо Нанбы, к морю идешь - тоже проходишь мимо Нанбы.
- Опять нарушаешь порядок!
- У меня письмо, - робко сказал Павлик.
- Письмо не дает тебе права вопить на улице, как дикому горному козлу. Сначала вопишь, потом будешь деревья объедать, а потом людей кусать. Так получается?
- Не буду я никого кусать, - сказал Павлик.
- Это еще неизвестно, - ответил Нанба.
Рита заметила Павлика и вернулась.
- Товарищ старшина... - сказала Рита.
- Одну минуту, гражданка...
- Но это мой сын...
- Все равно одну минуту подождите. Ваш сын хулиганил, и я должен с ним переговорить. Кстати, раз этого не делаете вы...
Рита хотела возмутиться, но потом решила, что лучше просто помолчать.
- Я тебе делаю третье замечание, мальчик, - сказал Нанба. - Все люди обычно предупреждают три раза, а потом принимают более решительные меры. У меня другое правило: я предупреждаю четыре раза, а потом принимаю более решительные меры. Советую тебе больше не хулиганить. - Нанба козырнул им и медленно удалился.
- Рита! - сказал Павлик. - Глеб нашел руду!
Рита схватила письмо и прочитала его один раз, потом второй. Опять о ней ни строчки, ни даже полстрочки, точно ее нет на свете.
- Павел, - сказала Рита, - мы приехали сюда загорать и купаться в море, а не болтаться по улицам и слушать наставления бестолковых милиционеров.
Она шла очень быстро, слишком быстро. Павлик еле поспевал за ней. Всем было известно, что у Риты длинные ноги. Она поэтому выигрывала уже пятый год подряд первое место в городе по конькам.
Они пришли на пляж. Точнее, пришли Рита, а Павлик прибежал. Рита на ходу сбросила платье и туфли и бросилась в море. И плавала там целых два часа. Она легла на спину и лежала без движения. А если к ней кто-нибудь подплывал, она тут же уплывала еще дальше в море и снова ложилась на спину.
В общем, в конце концов она заплыла так далеко, что неподалеку от нее появились дельфины. И тогда к ней подплыл на лодке матрос спасательной службы и попросил ее вернуться на берег. Все, все на пляже смотрели, как Рита плыла к берегу в сопровождении лодки.
Наконец она вышла на берег. А матрос - при ближайшем рассмотрении это оказался паренек лет четырнадцати - сказал ей в спину:
- Прошу вас, гражданка, так далеко больше не заплывать.
Хуже всего, когда делают замечания при всех. Это Павлик знал отлично. Но Рите было не до замечаний.
* * *
Через несколько дней от Глеба пришло новое письмо:
"Этой ночью случилось несчастье. Я проснулся от колокольного звона. Оделся в одну минуту и выскочил. Вижу - горит моя буровая. Бросились все ее тушить, заливали водой, но поздно. Сгорела до основания. Буровой мастер Захаров заснул. Он еле успел выскочить из огня. Новый дизель, тот, что я привез из города, в огне лопнул. Теперь будут разбираться, что да как. А ведь мы почти пробурили до контрольной глубины, до семисот метров. А теперь надо начинать все сначала".
Потом Павлику пришло еще одно письмо.
"Это, брат, такая печальная история, - писал Глеб. - Бурового мастера Захарова и шофера Савушкина, отца Кешки, будет судить товарищеский суд. А меня и Любу Смирнову записали в свидетели. Дело в том, что Захаров часто пил водку. Его уговаривали, воспитывали, но он все равно продолжал пить. Тогда решили так: не продавать ему водки в магазине экспедиции.
Если вытерпит, то хорошо, а нет - пусть уезжает. Надоело с ним возиться.
Накануне пожара Люба встретила шофера Савушкина, он только что приехал на катере со Стрелки. Они остановились. Люба спросила Савушкина про Кешку. И тут к ним подошел Захаров. Небритый такой, заспанный.
- Привез? - спросил Захаров у Савушкина.
Люба заметила, что Савушкин подмигнул ему. Она никак не могла понять, зачем он ему подмигивает. А Савушкин опять подмигнул.
- Пошли, - сказал Захаров. - Нас ждут. - Он засмеялся. - Нетерпеливые стаканы нас ждут!
И только тогда Люба увидела, что карманы брюк у Савушкина сильно оттопырены. Там были бутылки. Теперь ей все стало ясно: они торопились пить водку. А потом Захаров будет бегать по поселку и вопить разные песни.
Все удивлялись, откуда Захаров берет водку, когда в магазине экспедиции ему ее не продают. Оказывается, ему Савушкин привозит. Савушкин, такой хороший Савушкин, отец Кешки, - и обманывает всех!
- Савушкин! - окликнула Люба. - Подожди!
Савушкин остановился, а Захаров пошел дальше.
- Савушкин, зачем вы привезли водку?
Савушкин сделал круглые глаза.
- Да какая же это водка? Что ты! Разве водку можно? Пару пива взял, жажда мучает.
Он врал, и Люба не стала его слушать.
- Люба! Ты погоди так сурово. Ты никому не говори... про пиво. Захаров упросил. А тут, сама понимаешь, возникнет лишний разговор. Ты ведь девчонка башковитая.
Любе надо было бы рассказать об этом сразу, а она не рассказала. Пожалела Кешку. А Захаров напился во время смены, видно, закурил и бросил горящую спичку. Вот буровая и сгорела. Потом, когда она всем рассказала, что Савушкин возил водку Захарову, то он обозвал ее предателем. Вот такие дела, брат. А суд будет завтра. После суда я тебе напишу. Отец".
* * *
Рита стирала дома белье, потом гладила, потом читала книжки. От Глеба письма не было - видно, еще суд не состоялся. А может быть, погода нелетная, и поэтому нет писем.
На море второй день бушевал шторм. Купаться было нельзя, волны захлестывали пляж, они разбивались о камни и падали на набережную мелким дождем.
Павлик бегал под этим дождем.
- Нехорошо, - сказал старшина Нанба.
- Что нехорошо? - удивился Павлик.
Опять этот Нанба придирался к нему.
- Это не замечание. - Нанба даже улыбнулся. - Дружеский совет. Нехорошо так долго бегать под этим дождем. Вода холодная, можно простудиться.
- Что вы! - ответил Павлик. - Вода теплая. У нас летом в Енисее вода в десять раз холоднее, и то я купаюсь.
- Значит, ты издалека, из Сибири?
- Из Сибири. У меня мать и отец геологи.
- Ай-ай-ай! - сказал Нанба. - Такая красивая женщина - и вдруг геолог.
- А что же тут особенного? - спросил Павлик.
- Ничего особенного. Многие считают, что красивые женщины не умеют работать, - сказал смущенно Нанба. - Отсталые люди.
- Воюет мантия, - сказал Павлик и кивнул на море.
- Что ты сказал? - переспросил Нанба.
- Мантия, - говорю, - воюет.
- А... - сказал Нанба. - Что это еще за мантия?
- На глубине пятнадцати километров в земле находится расплавленная масса. Ее температура около двух тысяч градусов жары. И она иногда начинает там бушевать. Ну и тогда на морях начинаются штормы или ураганы или вдруг вулканы извергаются. Когда я вырасту большой, мы с отцом, - Павлик на секунду замолчал, - и с матерью тоже будем заниматься глубоким бурением, чтобы открыть тайну мантии.
Мимо них прошел Валентин Сергеевич. Павлик поздоровался с ним.
- Между прочим, этот гражданин мне определенно не нравится, - сказал Нанба.
- Почему? - спросил Павлик, хотя и ему "этот гражданин" совсем не нравился.
- Человек, который каждый год приезжает на курорт "соло", то есть один, не вызывает у меня восхищения. Где его жена и дети? Нехорошо, если человек думает только о своей персоне.
Когда Павлик прибежал домой, то застал у них Валентина Сергеевича.
- Валентин Сергеевич, - сказала Рита, - приглашает нас в кино. Быстро переоденься и пойдем.