Лесной рыцарь (Бушующий эдем) - Блейк Дженнифер. Страница 74

— Я не сказала тебе, что очень переживала за тебя во время осады. Это было нелегкое время.

Губы Элиз тронула слабая улыбка.

— Конечно, и все-таки я ни о чем не жалею.

Маделейн кивнула. Через некоторое время она добавила:

— Ты совершенно изменилась с тех пор, как в первый раз приехала сюда.

— Если так, то это из-за Рено… О, Маделейн, я так боюсь за него!

— И я. Хотя это бессмысленно: он сам себе хозяин, и едва ли мы сможем чем-то ему помочь.

Элиз долго молчала, не решаясь задать своей собеседнице вопрос, который давно ее волновал.

— Я все время беспокоюсь о том, что будет, если его схватят, — наконец произнесла она. — Не конфискуют ли они его имущество как принадлежащее предателю?

— Если ты имеешь в виду этот дом и землю, то нет, хотя очень мило с твоей стороны беспокоиться об этом. Недвижимость была закреплена за мной несколько лет назад, чтобы избежать различных непредвиденных обстоятельств. Ведь законы относительно прав собственности лиц смешанной крови могут в любой момент измениться. А мое право на собственность никто не может оспаривать, ведь я незамужняя женщина и чистокровная француженка. Естественно, я сделала все это для блага Рено, поскольку он законный наследник.

— Законный наследник? Я думала, что отец сделал ему дарственную…

— Нет, эти земли перешли к нему по наследству.

— Но он же незаконнорожденный!

— Боже, кто это сказал? — возмутилась Маделейн, гордо выпрямляясь.

— Ну, я думала, что поскольку он сын Татуированной Руки…

— Так ты полагала, что его родители не были женаты, кроме как по индейским обычаям? Нет, Татуированную Руку окрестили, ее и отца Рено венчал священник, причем все было сделано с величайшей торжественностью, а запись об их браке была занесена в церковную книгу. Эта индианка была первой и единственной законной женой моего дяди.

— Тогда эта женщина во Франции…

— Она была просто его сожительницей, хотя во Франции ее считают вдовой.

Элиз долго смотрела на Маделейн.

— Прости меня, я не хотела совать нос в чужие дела.

— Эти дела для тебя не чужие, и мне странно, что Рено тебе об этом ничего не рассказал.

— Как-то мы коснулись этой темы, но мне кажется, ему тогда не хотелось в нее углубляться, а потом не представилось больше случая.

Элиз поняла, что Рено намеренно выставил себя в наихудшем свете в ее глазах в первые дни их знакомства. Почему? Может быть, он думал, что она не поверит ему, или боялся, что она использует эти сведения против него? А может, он беспокоился о Маделейн и своих сводных братьях и сестрах во Франции?

— Ты думаешь о титуле, я полагаю, — сказала Маделейн. — Конечно же, Рено — граф. Но он отказался от этого титула: здесь он был не нужен ни ему, ни его брату. Ни тот, ни другой не интересовались поместьями во Франции или же положением при дворе, которое могли там занять. Большое Солнце — великий вождь, и власть его над жизнью и смертью своих подданных не уступает власти нашего короля Людовика. Зачем нужны ему титулы и собственность? Все, что он взял из поместья, — это изукрашенный серебряный мушкет и старинный стул, который он использует в качестве трона. Рено привез и отдал ему эти вещи, когда вернулся из Франции.

— И ты приехала с ним? Я никогда не могла понять, что побудило тебя так поступить.

— Я устала жить на положении бедной родственницы, вечно притворяться, что я благодарна лжеграфине за ее снисхождение, хотя я прекрасно понимала, что она не имеет никакого права носить этот титул. Мне оставалось только уйти в монастырь. Я не легкомысленна, но в то же время во мне нет той жертвенности и созерцательности, которых требует призвание монахини. Более того, я обнаружила в себе положительную тягу к приключениям, и, живя здесь, в Новом Свете, вместе с Рено, я не была разочарована.

— А тебе не одиноко здесь?

— Никогда. Здесь всегда люди: военные, торговцы; иногда приезжают гости из других мест…

— Но ведь здесь так неспокойно!

— У нас здесь довольно тихо. Забредали иногда в наши края дезертиры, но их скоро прогоняли. Да и дом наш неприступен, как крепость: если закрыть ставни, он хорошо защищен. Впрочем, его никогда не трогали благодаря индейскому родству Рено.

— Рено, наверное, доволен, что ты здесь за всем присматриваешь?

— А что мне еще делать? Это моя жизнь.

— Я думаю, все было бы по-другому, задумай ты выйти замуж.

Француженка рассмеялась.

— Кто меня возьмет в мои лета?

— Многие не отказались бы, — уверенно сказала Элиз.

— Но мне это без надобности. Боюсь, что я слишком независима, слишком привыкла все делать по-своему и уже не смогу подчиниться власти мужа. К тому же я столько раз видела, как мой дядя изменял графине. Я хорошо помню тот день, когда она обнаружила, что у графа есть законные наследники. Это произошло, когда приехал Рено. Для нее это был большой удар. Нет, когда я была моложе, я бы еще могла доверить свою жизнь мужчине, но теперь это уже невозможно.

— Однако Рено ты доверяешь?

— Он наполовину начез, и ему присущи индейские понятия о чести.

Элиз стала энергичнее обмахиваться веером, а затем сказала:

— Странно, что человек, который пытался скрыть свой первый брак, завещал дом сыну от этого брака.

— Отец никогда не отказывался от Рено. То, что он наследник, не разглашалось по его собственной просьбе — ни тогда, ни позже. Знали только домочадцы, а потом еще и графиня. Думаю, мой дядя объявил ей об этом из мести — хотел наказать ее за какую-то придворную интрижку.

— Похоже, он был жестоким человеком.

— Скорее, разочаровавшимся. Он приехал в Луизиану с д'Эбервилем в 1698 году и три года провел здесь, живя среди начезов. Насколько мне известно, он был счастлив, но по долгу службы ему пришлось уехать. Он думал, что сможет забыть свой брак с прекрасной дикаркой, но ошибся.

«Ошибка, которую постарался исправить Рено, — подумала Элиз. — Точно так же, как он попытался помочь мне…»

На следующий вечер Элиз шла по тропинке, а мысли ее снова и снова обращались к мужу. Рено хорошо удавались благородные жесты, за это она и любила его, несмотря на все недостатки. Хотелось верить, что, когда год назад он предложил ей разделить с ним ложе в обмен на безопасность, его мотивы были чисты, что им руководило желание помочь ей обрести радость земной любви. Но, скорее всего, это было не так. Он просто желал ее и сделал все, чтобы добиться своего. Что ж, такая уверенность и прямота тоже заслуживали уважения…

Где он сейчас и что делает? Думает ли о ней? Вспоминает ли он это место под деревьями, где она впервые благосклонно приняла его любовь? Мечтает ли он о том, чтобы вновь пережить этот момент? Не жалеет ли он, что согласился стать военным вождем, вместо того чтобы остаться здесь, в своем доме?

Рено спас и сохранил народ своей матери, по крайней мере на время. В конце концов, ему ничего другого не оставалось, как предпочесть начезов, и он трезво рассудил, что ей будет лучше среди французов…

Боже, что произойдет, если французы обнаружат еще одно укрепление начезов? Станет ли оно новым фортом Доблести? Или Рено придется всю свою жизнь скрываться в лесах от возмездия, которого он не заслужил?

Элиз упала на колени и, протянув руку, подобрала сухой прошлогодний кленовый лист. Именно на этом месте они с Рено лежали обнаженные, подобно язычникам, наслаждаясь своими ощущениями. Она склонила голову, слезы навернулись на глаза и закапали на сухой листок, который дрожал в ее руке.

Элиз прожила у Клодетт больше месяца, когда до них дошла весть о том, что в Новом Орлеане организовали еще одну экспедицию для подавления восстания индейцев. Командовал ею Алексис де Перье, брат губернатора. В начале декабря его отряд вышел к устью Черной реки. Рождество не принесло особых новостей, а в конце

января стало известно, что французы обнаружили врага и начали осаду.

В течение длительного времени Элиз ничего больше не удавалось узнать, хотя она спрашивала каждого священника и торговца, которые появлялись в окрестностях форта Сан-Жан-Баптист. Наконец приехал один из участников битвы и рассказал об осаде. В течение двух первых дней французы безрезультатно обстреливали форт, а затем пушечное ядро попало в центр форта, туда, где собрались женщины и дети начезов. Раздались ужасные крики, многие были убиты и ранены. День клонился к закату, когда появился воин с трубкой мира.