Мальчик со шпагой.Звездный час Сережи Каховского (журнальная версия) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 27

— Не знаю, — утомленно сказал Сережа. — Наверное, с перепугу.

Его опять стал трясти крупный озноб, и захотелось поскорей оказаться дома у Наташки, среди своих, где спокойно, светло и весело. Казалось, что он уже много-много часов пробыл в этом переулке.

Сержант, который все молчал, вдруг спросил:

— С перепугу, говоришь? С перепугу люди драпают сломя голову, а ты дрался.

Сережа не стал объяснять, что драпать нельзя было из-за Стаськи. Еще подумают, что хвастается: вот, мол, какой хороший, не бросил маленького…

В отделении милиции все произошло быстро. Гаврилова увели, Кису, Гусыню, Сенцова и четвертого мальчишку отпустили домой, сказав, что вызовут в понедельник. Хмурый пожилой капитан милиции, повернувшись к Сереже, слегка улыбнулся.

— Ну, мушкетер, давай по порядку. Как было дело? Да не волнуйся, все уже хорошо.

«Почему они все говорят «не волнуйся»? — подумал Сережа. — Или заметно, как меня трясет? Но это же от холода».

Он рассказал обо всем. Получилось немного. Капитан записывал. Потом спросил:

— Значит, настаиваешь, что нож был?

— Да.

— Ну ладно… Прочитай и распишись.

Сережа бегло прочитал разлинованный лист.

Все было правильно, только очень уж коротко. Сережа написал внизу: «Каховский». Буквы получились большие и корявые. Он услышал, как шепотом кто-то сказал:

— Натерпелся малец.

Капитан обратился к лейтенанту, которого тоже звали Сережей:

— Увези парнишку домой.

— Я и так дойду, здесь недалеко, — сказал Сережа.

Капитан опять сдержанно улыбнулся.

— Увези, увези… Героям должен быть почет. Он и сам еще не знает, как нам помог…

У крыльца стояла милицейская «Волга». Лейтенант сел за руль, Сережа — рядом. В зеркале над рулем он увидел на миг себя. На левой скуле был могучий синяк. Это Сережу почему-то развеселило.

Доехали они за минуту.

Дверь Сереже открыла Наташка.

— Ну пропащая душа… Мы уж беспокоимся.

При неярком коридорном свете она не разглядела Сережино лицо.

— Слушай, — шепотом сказал он. — Есть у тебя пудра или крем какой-нибудь, которым красоту наводят?

— Ты рехнулся?

— Ни капельки. Надо сделать маскировку.

Проснулся Сережа поздно. Все тело болело, будто накануне он весь день тяжести таскал. Зато настроение было прекрасное. Он отлично помнил, что случилась вчера, и чувствовал спокойную гордость. А чего ж не гордиться? Он до конца держался в неравной схватке. Он был победитель.

Все было хорошо. Уютно пощелкивали батареи, смеялась за дверью Маринка, весело говорил с тетей Галей отец. А за окнами опять сыпал крупный снег.

Даже пенопластовый замок с узорным флюгером на главной башне и синим крабом над воротами снова показался Сереже красивым и почти настоящим.

Сережа откинул одеяло, сделал десяток приседаний, чтобы прогнать боль из мускулов. Потом побежал в ванную. В прихожей он столкнулся с тетей Галей.

Она ахнула:

— Сереженька! Что с тобой?

— А что?

— Ты в зеркало посмотри!

Он посмотрел. «Маскировка» слезла, и синяк цвел во всю щеку.

— Кто тебя? — все больше волновалась тетя Галя. — Батюшки, да что же это? Володя, иди сюда!

Пришел папа. Посмотрел, присвистнул. Сказал:

— Давай, дружище, выкладывай. Пойдем-ка в комнату.

И Сережа рассказал. Да он и не собирался отмалчиваться. Одно дело вчера, другое — сегодня.

Он сидел на тахте, покрытой мохнатым, ласково щекочущим пледом, приткнулся к отцу и чувствовал себя, как котенок в добрых руках. Рассказывал спокойно и подробно. Не скрывал ни страха, ни мыслей, которые были в тот момент, ни злости, которую влил в удары своей деревянной шпаги. Папе можно было говорить все. Конечно, зря здесь была тетя Галя: не женское это дело — слушать о таких вещах.

Он сидел на тахте, приткнувшись к отцу, и чувствовал себя, как котенок в добрых руках.

Но разве ее уговоришь не слушать! И Маринку тоже. Маринка сидела верхом на Ноке и держала его за уши, как за вожжи. Нок терпеливо улыбался розовой пастью.

Маринка слушала серьезно и молча. Только один раз она спросила:

— А они были кто? Шпионы?

Сережа и папа рассмеялись. А тетя Галя несколько раз повторила: «Господи… Господи», — хотя в бога верила, конечно, не больше Сережи.

— Ну, вот и все. Жалко только, что нож не нашли, — закончил Сережа.

Отец коротко вздохнул, приподнял его и, как в давние времена, усадил на колени. Притиснул к груди.

— Маленький ты мой…

Сережа не прочь был на несколько минут оказаться маленьким. Он притих и зажмурился. Почти замурлыкал.

Маринка ревниво следила за ним.

— А ты почему не в садике? — спросил Сережа, выглядывая из-за папиного локтя.

— А я в субботу не хожу.

— В субботу мы вдвоем домашней работой занимаемся, — сказала тетя Галя и увела Маринку на кухню.

Вот как! Сегодня суббота! А он и забыл.

Продолжая играть маленького, Сережа капризно сказал:

— У всех в субботу выходной, даже в детском садике. А мы учимся. Почему? Не хочу, и все…

— А не ходи сегодня в школу, — неожиданно сказал папа.

Сережа вскинул голову.

— Да я же пошутил. Что ты, папа!

— А я не шучу. Давай хоть одну субботу побудем вместе. Не останешься ведь ты из-за этого на второй год?

— Не останусь… Папа! Скажи по правде, ты боишься меня в школу отпускать, да? Думаешь, опять что-нибудь случится?

— Ну вот, глупости! Просто надо тебе отдохнуть после встряски. Ты же вчера перед вражеским оружием стоял. Как на войне. Даже взрослым после такого дела передышка нужна.

Сережа не чувствовал, что ему нужна передышка. Но неожиданный выходной — это было заманчиво. Можно не торопясь доделать крышу у замковой галереи и покрасить на ней мелкие картонные квадратики в оранжевый цвет — под черепицу. Можно срисовать из книги «Архитектура средневековья» несколько крепостей. Можно поваляться и почитать. Можно починить, наконец, маленькую кровать для Маринкиной куклы Тамары. А то он совсем забросил Марину: со Стаськой Грачевым возится больше, чем с собственной сестрой.

Но эти мысли мелькнули между прочим, главная мысль была все о том же, о вчерашнем.

— Папа, а тебе приходилось так?.. Ну, чтобы на тебя с оружием?

Отец улыбнулся:

— Было несколько случаев. Я же лесной человек… Один раз три мерзавца застрелили лосиху и — мало им еще — хотели прирезать лосенка. Тут я на них и вышел. На моей стороне был закон, а на их стороне — сила. А что им закон, если у них шесть стволов, а у меня два? Долго мы стояли друг против друга, беседовали. Многими любезностями обменялись.

— Они отступили?

— Да, ушли в конце концов. Они меня знали. Понимали, что если даже продырявят навылет, один ствол я успею разрядить и не промахнусь. А каждый из них считал, что его паршивая жизнь дороже лосенка, хотя, по-моему, ошибался.

— А их нашли потом?

— Нашли. Я же их знал. Трудно было доказать, что именно они стреляли в лосиху, но ничего, доказали… Я потом не выдержал и признался им, что у меня в стволах патронов не было. Вот они локти кусали! Давно это было, еще ты не родился… А сейчас ты вон какой длиннющий! Ну-ка, беги умываться, герой!

Сережа задумчиво сказал:

— И не капельки я не герой. Вот ни на столько. — Он показал ноготь.

Отец взъерошил ему макушку.

— Помнишь, ты мне про случай с ремнями рассказывал? — спросил он. — Вы тогда трех