Роковой шторм - Блейк Дженнифер. Страница 64

Хотя Джулия подозревала Марию, она не могла доказать ее вину и, кроме того, была слишком горда, чтобы сообщить о случившемся дею. Он мог подумать, что она ждет от него возмещения утраченных ценностей. Этого она старалась избежать любой ценой. Однако ее скрытность не помогла.

— Гюльнара, голубка сердца моего, моя Коба, — обратился к ней дей, когда они возвратились во дворец. — Ты никогда не была болтлива, но после нашего возвращения ты стала необычайно молчаливой. Возможно, ты оплакиваешь вещи, которые я дарил тебе и которых ты лишилась. Я не хочу видеть тебя несчастной. Может, копии украденного сделают тебя довольной?

Джулия покачала головой, стараясь улыбнуться.

— Вы сама доброта и милосердие, о эфенди. Однако некоторые вещи незаменимы.

— Согласен с тобой, свет моей жизни, моя Коба. Ведь ты сама незаменима в моем сердце. Ты подарила мне больше радости, чем я заслуживаю. Я целую твои губы и снова молод, словно юноша, который любит свою первую девушку. Ум теперь заменяет мне тело. Это печалит мою душу, но и веселит мое сердце, потому что я могу любить тебя, словно дочь, с гордостью и сочувствием, и с огромным желанием устроить твое счастье. Если бы ты попала ко мне ребенком, я бы, несмотря на все уловки жены, удочерил тебя согласно обычаю племен пустыни, а затем устроил бы удачное замужество, которое принесло бы тебе много прекрасных сыновей и жизнь, полную почестей и богатства. Этому не суждено сбыться. Поэтому я сделал все, что мог, для твоей безопасности. Выслушай меня, о звезда моей убывающей луны. В случае моей смерти ты должна доверять Базиму. Ему поручено позаботиться о тебе во время беспорядков, которые последуют за этим. Волею Аллаха и своим мощным барака он сбережет тебя.

Голос дея ослаб. Джулия выпростала руку из одежды и коснулась его ладони, которая дрожала под ее пальцами, несмотря на то что день был теплый, хотя и не слишком жаркий. На его пергаментно-желтом лице выступил пот. После их возвращения с охоты его преследовало недомогание, и это была одна из причин, по которой Джулия не хотела расстраивать его своими неприятностями. Жара, пыль, переживания — и так достаточно волнений для него, думала она.

— Как вы себя чувствуете, Мохаммед эфенди? Не принести ли вам воду или сок граната?

— Нет-нет, — прошептал он, — просто будь рядом и помни то, что я сказал тебе о Базиме.

— В этом, как и во всем остальном, я ваша раба, — ответила Джулия, чувствуя лишь великую правду этих слов и никакого стыда за них.

Встретив Реда однажды, она теперь видела его постоянно. Он появлялся в зале заседаний рядом с Али пашой, причем часто в одной толпе придворных с Марселем де Груа. Внешне они вели себя так, словно совершенно незнакомы друг с другом. Однажды утром она увидела человека, бывшего ее мужем, в то время как тот шел на пристань. В этот же день он пересек внутренний дворик за ее спиной, так что ей пришло в голову, не обосновался ли он во дворце. Возможно, он гостил у Али паши в каких-то отдаленных покоях. Если это так, то рабыня черкешенка, которую подарил ему Кемаль, наверняка была здесь, с ним. Пятнадцатилетняя девушка. Такая молодая… Она должна оказаться податлива, словно глина, ее можно научить разделять все его суждения, научить доставлять ему удовольствие и внушить ей мысль, что предвосхищение всех его желаний — наивысшая цель жизни. Джулия мысленно пожелала ему счастья. Она надеялась, что девушка умела петь и танцевать, играть на цимбалах или стоять на голове. Если нет, то юная глупышка через месяц нагонит на него умопомрачительную тоску. И поделом!

Сосредоточившись на этих мыслях, Джулия не заметила, что Абдулла, сопровождавший ее, отстал, заговорив с евнухом из охраны. Она одна вступила в залитый солнцем внутренний дворик. И невольно задержалась, наслаждаясь свежим ветром и солнечным светом. Справа послышался звук, похожий на шаги. Она обернулась. Ред стоял под колоннадой в трех метрах от нее. Казалось, он не верил собственным глазам. Затем медленно двинулся к ней.

Джулию охватил страх. То, что он делал, было безумием и могло означать только смерть. Быструю, точно удар кинжала, или медленную и мучительную, как подвешивание на стальном крюке на стене дворца. Если Ред знал об этих последствиях, то не принял их во внимание. Выражение его лица стало решительным.

— Ты неплохо выглядишь для возлюбленной старика, — английская речь поразила ее своей неожиданностью. Не успела она что-нибудь произнести, как слух поразил резкий звук вытаскиваемой из ножен сабли. Словно большая темная тень, возле нее появился Абдулла.

— Что этот неверный сказал тебе? — требовательно спросил он.

Джулия не без усилия ответила ровным голосом:

— Он увидел меня одну, без охраны, и подумал, что я нуждаюсь в помощи. Он спросил, не может ли он помочь мне.

Такая формулировка возлагала часть вины на охрану и самого Абдуллу. Это не ускользнуло от евнуха.

— Можешь поклясться в этом? — его пронзительный голос звенел от подозрения.

— Клянусь, — ответила Джулия.

На одно короткое мгновение она встретилась взглядом с Редом, и в синей глубине его глаз она прочла понимание того, что пожелай она — и его жизнь закончится немедленно и в муках.

Абдулла заворчал.

— Проходи, христианская собака, и пусть твой неверный взгляд никогда не падает даже на тень самого драгоценного сокровища алжирского дея.

— Гюльнара! Гюльнара! Проснись, моя голубка, надо проснуться!

Джулия открыла глаза. Серый предрассветный сумрак наполнял комнату. Джохара склонилась над ней, каштановые волосы были растрепаны, лицо помято со сна.

— Что случилось?

— Записка! Тебе надо пойти к дею, — в голосе Джохары звучала настороженность и странное волнение, граничащее с ужасом.

— Он… умер?

— Нет еще. Он зовет тебя. Надо торопиться.

— Да, — задыхаясь, ответила Джулия, — иду.

В спальне дея собралось много людей. Джулия узнала врача Измаила и некоторых других. Был здесь и Кемаль с двумя своими спутниками, и великий визирь, и капитан янычар, и перешептывающаяся в углу толпа придворных, но нигде не было видно Али паши.

Базим подвел ее к изголовью кровати дея. Он отодвинул в сторону полог, чтобы освободить для нее место.

— Мохаммед дей, правитель века, — произнес карлик. — Твоя рабыня Гюльнара, которую ты называешь Кобой, ждет, чтобы ты взглянул на нее.

Дей медленно открыл глаза. Свет в них уже угасал. Он сделал слабое движение правой рукой, и Джулия взяла его горячую ладонь и слегка пожала своими нежными пальцами. Дыхание старика было громким, затрудненным. Он сжал запястье в последнем усилии, облизнул губы и сказал:

— Коба, приносящая наслаждение, я ожидал тебя. Закрой мне глаза своими прохладными руками, поцелуй и направь в рай.

Через секунду дыхание дея прервалось, грудь стала неподвижна. Комната сразу же наполнилась звуками. Кемаль рвал на себе одежду и громогласно рыдал, призывая Аллаха в свидетели своей скорби. Командир янычар поспешно вышел из комнаты. Рабы, до сих пор прятавшиеся в тени, выступили вперед, чтобы лицезреть спокойное и безжизненное лицо своего хозяина. По их лицам струились слезы. Базим, дотронувшись до плеча Джулии, на коленях стоявшей у изголовья, тихо сказал:

— Тебе лучше вернуться в гарем. Когда придет время, я позову тебя.

Джулия кивнула, с трудом поднявшись. Выходя, она услышала, как Кемаль отдает приказы, а командир янычар обращается к нему, называя титул, который недавно принадлежал покойному…

Джулию должен был проводить в гарем не Абдулла, а второй евнух, дружелюбный человек, чья душа не оказалась изуродована вместе с телом. Он часто сопровождал Джулию в покои дея. Следуя за ним, Джулия отстегнула золотую пчелу, удерживавшую ее покрывало. Затем остановилась под большим кедром и обратилась к нему:

— Друг мой, не сослужишь ли ты службу мне, а возможно, и себе?

— Я всегда был рабом твоей красоты, о хранительница меда

— Если ты возьмешь эту пчелу и отнесешь ее Али паше с сообщением о смерти дея, ты получишь награду, достойную такого риска.