Южная страсть (Черная маска) - Блейк Дженнифер. Страница 17

Путь назад, вверх по склону к тому месту, где она оставила коляску, показался Летти самым длинным из тех, что ей приходилось проделывать за свою жизнь. Она чувствовала на себе взгляд Шипа и его удовлетворение от происшедшего между ними разговора. Она была почти уверена, что он двинется за ней следом, протянет к ней руки и скажет, что передумал и она не может уйти. В его последних словах звучала угроза, что делало такой поворот вполне вероятным.

Добравшись до коляски, Летти сидела, обхватив руками колени, а всю ее, от головы до носков высоких ботинок, сотрясала сильная дрожь. Она никак не могла осознать, что с ней только что произошло, не могла поверить, что она так говорила с убийцей своего брата. Слова, которые она произнесла, возвращались и звенели в ее ушах. Она была поражена тем, что еще жива. Но ни одно из этих слов она бы не взяла назад. Удовольствие сказать Шипу в лицо все, что она о нем думает, стоило того, стоило того и осознание своих сил.

Она оставила у ручья салфетку, в которую был завернут обед, и свою шляпу. Ничего страшного, она не собирается возвращаться за ними. Натянув поводья и стегнув ими по крупу кобылы, Летти развернула коляску и пустилась в направлении Накитоша.

Ветер раскачивал верх коляски, он закручивал песок, вылетавший из-под подков, и швырял его Летти в лицо. Небо становилось темнее. Время от времени доносился рокот далекого грома, но дождь не начинался.

Дорога изгибалась и казалась бесконечной. Сейчас, на пути домой, она будто стала еще длинней. Летти мчалась, как будто по пятам за ней гнались злые фурии, а однажды ей показалось, что она услышала преследовавший стук подков. Это воображение, успокоила она себя, или даже эхо от подков собственной лошади. Зачем Шипу гнаться за ней? Тем не менее она подстегнула лошадь и несколько раз в волнении оглядывалась и посматривала на сгущающиеся темные тучи.

Странно, как похожи изрытые дороги в этих местах. Это все меньше походило на главный военный путь. Несколько раз Летти притормаживала у развилок в неуверенности, куда повернуть. Она всегда выбирала самую укатанную дорогу, но время шло, а ничего знакомого на пути не попадалось, примеченные ранее ориентиры не появлялись. Страх, что она заблудилась, нарастал. Летти поискала карту, но без возможности сориентироваться по солнцу или какого-либо намека на то, куда она заехала, карта была бесполезна. Она уже собиралась спросить, куда ехать, первого встречного, но в этих местах на мили не было ни домов, ни поселков, ни других путников.

С непривычки к езде руки и ноги болели от напряжения. Она заметила, что сжимает зубы, и заставила себя расслабиться. Впереди был брод через речушку, которой не должно было быть на дороге, по которой она ехала. Нахмурившись и сжав губы, она пустилась вниз, к речке, по дороге с нависающими над ней ветвями кипарисов, корни которых утопали во мху.

Два человека с длинными, нечесаными волосами под потерявшими форму шляпами, в выцветшей грязной одежде, верхом на низкорослых лошадях возникли по обеим сторонам коляски. Она была так измотана, что даже не задумалась об их намерениях, однако схватила кнут. И когда они приблизились и потянулись к поводьям, хлестнула их изо всех сил.

Двое взвыли и приотстали. Она погнала рыжую кобылу вперед, в воду, на илистое, затягивающее колеса мелководье, потом вверх, на другой берег. Летти слышала сзади крики и проклятья, плеск воды под копытами лошадей, пришпоренных рванувшимися за ней всадниками.

Затем прогремел выстрел, с завыванием пропела пуля, и над ее головой в гладкой коже верха коляски появилась дыра. С непреклонностью на лице она снова хлестнула кобылу.

Потом откуда-то издалека донесся стук копыт стремительно скачущей лошади. Снова раздались выстрелы, пуля пропела в ветвях деревьев. Один из нападавших вскрикнул и издал проклятие. Оба всадника пришпорили коней и с грохотом пролетели мимо коляски, прижимаясь к гривам, в фонтанах выбрасываемой из-под копыт грязи. Они взлетели вверх по крутому берегу и унеслись прочь по дороге.

Летти натянула поводья и, успокаивая, остановила лошадь. Как и она, лошадь нуждалась в отдыхе. Было бы также любезным поблагодарить того, кто отпугнул двух грабителей. Он следом за ней переезжал через брод, приближаясь к повозке.

Шип слегка притронулся пальцами к шляпе и едва склонился в седле. Он кратко бросил:

— С вами все в порядке?

Невероятность происшедшего и остатки страха, который она так и не успела ощутить, сдавили Летти горло.

— Да, конечно.

— Вы не там повернули. Держитесь на следующей развилке правее и попадете на паром, к переправе. Вы переправитесь не у Гранд-Экора, а ниже Накитоша по течению. Чтобы попасть в город, на том берегу тоже поверните направо.

Не успела Летти и рта раскрыть, как он пришпорил коня и умчался.

Никогда, никогда еще в своей жизни не была она так унижена или так разгневана. Ни один человек не был в силах так всколыхнуть ее чувства, как этот. Это непостижимо. Всегда в своих поступках она была спокойна и рассудительна, даже степенна. Виной всему Шип, его слова и поступки, обычное для него полное отсутствие внимания к чувствам других людей.

Но чего она ожидала? Он — не обычный человек. Он — ночной всадник, вор и убийца. В том, что она выбита из душевного равновесия, нет ничего удивительного. Но она должна взять себя в руки. Она сделает именно это. Она поедет назад, в Сплендору, очень осторожно. И если провидение будет милостиво, в следующий раз она встретится с Шипом в зале суда, где его будут судить за убийство.

Летти снова тронула поводья и старалась не смотреть вверх, откуда доносились гулкие раскаты грома.

Когда она добралась до реки, небо было так черно, как будто уже опустилась ночь. Беспрерывные раскаты грома звучали, как отдаленная канонада, а над головой белыми факелами вспыхивали молнии. Пошел дождь, вода покрылась рябью. Противоположный берег был почти не виден, скрытый серой, мрачной завесой. Канат, по которому перемещалась огороженная перилами деревянная платформа парома, тянулся к другому берегу. Там виднелся смутным пятном и сам паром с перилами и стойками. Около покрытого грязью Пастила, служившего пристанью, ждал всадник в непромокаемой накидке. Летти знала, кто это, еще до того, как подъехала.

Долго они стояли молча. Звук бегущей реки и шум дождя заполнили тишину и казались громче обычного.

Потоки воды стекали с полей шляпы Шипа. Он повел плечами, этот жест мог означать уступку. Он отвернулся от реки и встретился глазами с ее внимательным взглядом.

— Возникли небольшие трудности. Люди, которые стреляли в вас, переправились здесь перед нами. Когда я подъехал к берегу, они уже проплыли три четверти реки, захватив паром.

— Захватив паром? Что вы этим хотите сказать?

— Я хочу сказать, что они не дают паромщику переплыть назад, за нами.

— Зачем им это? Они думают, что вы гонитесь за ними? — Ее голос звучал резко, но это ее не беспокоило.

— Они знают это.

Порыв ветра хлестнул потоком дождя под навес коляски. Летти вздрогнула от холода струй и вытерла лицо рукой. Она осмотрелась в поисках убежища. Направо, вниз по размокшей дороге, рос большой ветвистый дуб. За ним виднелось освещенное окошко и низкие очертания небольшого домика. Она взялась за поводья.

Осветившая небо молния бросила голубой отблеск на лицо Шипа. Он нагнулся в седле, протянул руку и взял поводья ее лошади.

— Не туда. Деревья и все, что под ними, — отличная мишень для молний.

— Тогда в хижину…

— Там живет паромщик, но вряд ли его жена будет рада гостям и захочет вас приютить. Трое из пяти их детей слегли от скарлатины. Обе их бабушки там же, чтобы помочь.

Восемь человек в одной комнате, и еще скарлатина.

Правду ли он говорит? Она не видела причин, зачем ему лгать. Коляску раскачивало ветром. Можно опустить занавеску и немного защититься от дождя. Но она была такой ветхой от старости и ей так долго не пользовались, что, когда Летти попыталась отстегнуть ее одной рукой, занавеска распалась на пыльные куски. Вихрь пронес по дороге ветку с трепещущими зелеными листьями и свисающими остатками коры. Кобыла попятилась и заржала. Шип выпрыгнул из седла и встал перед кобылой, чтобы она не понесла.