Потапов, к доске! - Крюкова Тамара Шамильевна. Страница 9

Цена таланта

Пропали выходные, — мрачно заявил Лёха в телефонном разговоре с Женькой.

— А чего такое? — обеспокоился Женька.

— Из Иваново приехала мамина двоюродная сестра с дочкой. Будут по музеям таскаться. Они обе на живописи помешаны. Дочка в художественную школу ходит.

— А ты-то тут при чём?

— Мама велела мне идти с ними. Мол, нечего балбесничать. Прикинь, в такую погоду целый день картинки рассматривать, — сокрушался Лёха.

— Ничего, зато приобщишься к культуре, — подтрунил над другом Женька.

— Смеёшься? Тебе бы так, — буркнул Лёха, и тут его осенило: — Слушай, пойдём с нами? После выставки мы в «Макдоналдс» собираемся.

Последнее замечание значительно усилило желание Женьки приобщиться к искусству. Он согласился, не подозревая, что поход в картинную галерею откроет новую страницу в его жизни.

Первые полтора часа Женька и Лёха прилежно лупились на полотна великих мастеров в ожидании, когда же Лёхиной тётке и её дочке надоест по полчаса торчать возле каждой картины. Постепенно терпение друзей стало подходить к концу. От портретов и пейзажей пестрело в глазах. Некоторое время они развлекались тем, что, переходя из зала в зал, соревновались, кто первый займёт место на диванчике для посетителей, но скоро надоело даже это глубоко интеллектуальное занятие.

Женька понял, что погорячился, согласившись вместе с Лёхой сопровождать его родственников. Воображение рисовало ему, как он мог бы лежать с книжечкой на диване или гонять по улице на велосипеде, а тут нельзя было даже толком поговорить, потому что тишину строго охраняли суровые тётки в синей униформе. Женьку охватила непередаваемая тоска, но именно в момент полной безнадёжности судьба послала ему сюрприз.

Поднявшись по лестнице, они вошли в зал современного искусства, и их взору предстало огромное полотно ядовито-жёлтого цвета, по которому шла жирная чёрная полоса. Вся эта красота называлась «Композиция № 145».

Лёгкое недоумение на лице у Женьки сменилось интересом, а потом он восхищённо выдохнул:

— Видал? Какая фигня!

— А мне старые картины больше нравятся. Там всё как настоящее, — сказал Лёха, не разделявший Женькиного восторга.

— Ничего ты не понимаешь, — с жаром возразил Женька. — Ивана Грозного, который сына убивает, в музей каждый дурак возьмёт. А вот чтобы такую мурню пристроить — тут талант нужен.

С этим было трудно не согласиться. Лёха и сам не понимал, что особенного в этой мазне, чтобы её надо было выставлять на всеобщее обозрение да ещё в картинной галерее.

Другие стены были увешаны не менее содержательными композициями под разными номерами. Но особенно Женьку сразила карандашная почеркушка, вывешенная в рамочке на почётном месте.

— Полный атас! — воскликнул он. — На те картины хоть полведра краски ушло, и ещё малевать надо не меньше часа, а тут каракули, которые я за пять минут накалякаю, и тоже в рамочке висят. Интересно, кто это такой умный?

Женька склонился над табличкой с именем художника и прочитал:

— Пикассо!

Именно в этот миг у Женьки возникла очередная гениальная идея. Он осознал, что создан для искусства. Его так захватила эта мысль, что даже поход в «Макдоналдс» потерял свою привлекательность и прошёл как-то незаметно.

Придя домой, Женька окончательно решил, что станет художником. В его голове теснились мысли о том, как его картины выставят в галерее и вся школа пойдёт смотреть. А Синицына подойдёт к нему и извиняющимся тоном скажет: «Прости, что я не верила в твой талант». А он просто и благородно ей ответит: «Ты никогда меня не понимала. Но я тебя прощаю».

Дело оставалось за малым: нарисовать картины и пристроить их в музей. Женька с головой погрузился в решение этой сложной задачи и сразу же столкнулся с первой трудностью. Оказалось, быть художником — занятие не из дешёвых. Узнав цену масляных красок, Женька понял, что ядовито-жёлтое полотно, занимавшее в галерее чуть ли не всю стену, — это по-настоящему дорогая картина. Исходя из личных сбережений, новоиспечённый талант вынужден был довольствоваться гуашью и углём.

Сделав необходимые приобретения, Женька обложился репродукциями, книгами о современных художниках и даже два раза сходил в музей современного искусства. Две недели Женька трудился не покладая рук. Дойдя до композиции № 39, он перешёл к серии портретов.

Каждый раз, когда Лёха заходил за Женькой, чтобы позвать его на улицу, он неизменно находил друга в процессе создания нового шедевра. Вдохновение не покидало мастера. Вот и в тот день стоило Лёхе переступить порог Женькиной комнаты, как живописец выставил перед ним очередное «полотно».

По сравнению с намалёванной на листе рожей Фредди Крюгер был красавцем. Из квадратной головы торчали квадратные уши. Один глаз находился на лбу, а другой на щеке. Перекошенный рот разинут в судорожной гримасе, то ли смеха, то ли ужаса. Как будто этот урод только что увидел себя в зеркале.

— Ну как? — спросил Женька и, не дожидаясь ответа, положил рядом журнальную репродукцию. — Не хуже, чем у Пикассо, правда?

Лёха посмотрел на страницу журнала и искренне ответил:

— Не хуже.

— То-то же. Дарю. Повесишь над своим письменным столом. Когда-нибудь это будет стоить кучу денег, — щедро предложил Женька.

— Нет, не надо, — отказался Лёха.

Он ни за какие деньги не хотел любоваться этим безобразием. Однако Женька по-своему истолковал скромность друга:

— Бери, бери. Можешь не благодарить. Это по дружбе.

Отказаться от столь бескорыстного дара было совсем неудобно, и Лёха без особого интереса спросил:

— А это кто?

— Вот чудак! Это же ты.

— Я?!

— Ну да. Видишь, синий свитер с красной полоской?

На этом сходство заканчивалось.

— По-твоему, это на меня похоже? — сказал Лёха, и его голос непроизвольно задрожал от обиды.

— Дело не во внешнем сходстве, а в том, как художник это чувствует, — пояснил Женька и, выложив перед Лёхой очередную репродукцию, язвительно спросил: — По- твоему, это похоже на «Обнажённую женщину, расчёсывающую свои волосы»?

— Нет.

— Ну вот, а чего же ты тогда хочешь от меня? Я же не фотограф, а художник. Почувствуй разницу. Я тут, между прочим, почти весь класс нарисовал. Хочешь, покажу?

Просмотрев портретную галерею, Лёха убедился, что он ещё не самый уродливый.

— А это что за петух ощипанный, с мордой алкоголика? — спросил Лёха.

— Это же Петухов! Похоже, правда? — обрадовался Женька. — На выставке все увидят, вот смеху будет.

— На какой ещё выставке?

— На персональной. Сразу в Третьяковке никого выставлять не станут. Для начала художнику надо организовать свою выставку.

— Где же ты её организуешь? — с недоверием спросил Лёха.

— Не волнуйся. Я всё продумал. Помнишь двухэтажку, которая на снос?

Лёха молча кивнул, и Женька с жаром продолжал:

— Из неё всех уже выселили, и сейчас она пустует. Нужно ловить момент, пока её не снесли.

Как всегда, Женькин энтузиазм и вера в успех заразили Лёху. В тот же день они обследовали помещение новой «галереи искусств» и приступили к расчистке территории для персональной выставки.

Следующий день ушёл на то, чтобы написать вывеску:

ГАЛЕРЕЯ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА.

ПЕРСОНАЛЬНАЯ ВЫСТАВКА ЕВГЕНИЯ МОСКВИЧЁВА.

Женька пририсовал палитру с кистями. Получилось очень здорово. Все «полотна» были развешаны при помощи скотча. Дойдя до портрета Петухова, Лёха предостерёг:

— Знаешь, что? Ты это… лучше его убери.

— Почему? Ведь похоже. Ты же сразу угадал.

— А если Петух тоже угадает? Мало не покажется, — зловеще произнёс Лёха.

— Как ты не понимаешь, это же самовыражение, — распалился Женька.

Лёха по опыту знал, когда Женька приходил в раж, спорить с ним бесполезно, поэтому примирительно сказал:

— Я-то понимаю, но вообще, рисуй лучше композиции. Они тебе больше удаются, — а про себя подумал: «За них хоть в пятак не схлопочешь».