Иного выбора нет - Блейк Джордж. Страница 29

Тем не менее я должен признать, что это первое мирное лето запомнилось не работой, которую мы делали, а как почти непрерывный круговорот вечеринок, выпивок и жизни на широкую ногу. Казалось, освобождение от опасности, страданий и лишений, унижений и работы на износ ударило всем в голову, да так, что люди потеряли всякое чувство меры и безрассудно кинулись развлекаться. А в первую очередь свобода повлияла на военных, которые контролировали в это время распределение продуктов и ценностей. Реквизированные машины, склады вина и бренди, накопленных разгромленным вермахтом на роскошных виллах, клубы, устроенные в наиболее дорогих ресторанах или в самых живописных загородных домиках, фешенебельные отели и праздничные сборища, хорошенькие девушки, дорвавшиеся до веселья после мрака оккупации, — все эти радости, которые раньше доставались только богачам, теперь стали доступными любому офицеру.

Я тоже оказался вовлеченным в водоворот удовольствий, буквально следуя словам известного церковного гимна: «Мир, плоть и сатана витали над тропой, которой я шел». К стыду своему, должен отметить, что мои крепкие религиозные убеждения, которые я тогда еще не растерял, никак не защищали от окружающей обстановки.

Впрочем, несмотря ни на что, вся работа по сворачиванию деятельности военной резидентуры СИС в Гааге в сентябре была закончена. Меня вновь отозвали в Лондон работать в П-8.

Это был период реорганизации и привыкания к новым условиям, к новому стилю и темпу и для СИС в целом, и для каждого ее сотрудника. Прошлое заканчивалось, будущее еще не наступило. Многие уходили, возвращаясь к довоенным занятиям и профессиям: одни — в Сити, другие — в адвокатуру, третьи — в школы и университеты. На всеобщих выборах в 1945 году, когда к власти пришли лейбористы, несколько бывших офицеров баллотировались в парламент. Полковник Кордо был избран от консерваторов Гримсби и стал постоянным спикером по вопросам разведки. Майор Симур вернулся к своей прежней должности представителя большой табачной компании в Голландии.

Между тем в высших эшелонах разведки внимательно изучали изменившуюся расстановку сил в послевоенном мире, и была выработана новая, более отвечающая требованиям времени структура СИС. Стало уже ясно, что главным объектом внимания будут Советский Союз, новые социалистические страны Восточной Европы и мировое коммунистическое движение.

До войны разведка была во многом похожа на клуб энтузиастов-любителей, которыми единолично руководил начальник. Он мог нанять и уволить сотрудника, платил так, как считал нужным, не сообразуясь ни с какими гражданскими правами и регламентациями. Новая СИС, которая появилась после большой послевоенной реорганизации, стала департаментом правительства со своим отделом кадров, табелью о рангах, регулярными повышениями по службе, ежегодными прибавками к жалованью и пенсиями. Многие старики качали головами, предсказывая, что все эти модные и бессмысленные бюрократические атрибуты сделают СИС слишком громоздкой, заорганизованной, неспособной к такой тонкой и деликатной работе, как шпионаж.

В начале 1946 года капитан Чайлд приехал в управление разведки с предложением, которое касалось меня. Ликвидировалась разведывательная часть ВМС. Во время войны она специализировалась на десантно-диверсионных операциях, захватывая на побережье вражеских «языков» и важные документы. Остатки части все еще размещались в Гамбурге, и капитан Чайлд предложил номинально назначить меня начальником части, что было бы удобным прикрытием для разведопераций в Германии. В Гамбурге уже была резидентура СИС, но как начальник РНФЮ (Королевской морской передовой разведывательной части) я был бы в более выгодном положении, разрабатывая некоторые операции, особенно связанные с морем.

Предложение было одобрено, и в марте того же года я отправился в Гамбург, чтобы принять дела у последнего настоящего командира части — капитана Уилера, который позже стал известным корреспондентом Би-би-си в Вашингтоне.

Часть располагалась на живописной вилле с садом, спускавшимся к Эльбе. Я получил во владение этот дом вместе с писарем, который блестяще говорил по-немецки, фургоном и водителем, а также большим запасом еды, сигарет и напитков, которые надо было использовать в оперативных целях.

Передо мной стояла довольно интересная задача. Сразу после сдачи немецкого флота в Киле наша часть занималась допросами командиров подводных лодок и старших офицеров флота. В течение двух войн немецкие подлодки представляли серьезную опасность для английских коммуникационных линий, борьба с ними была долгой и изнурительной, и британское морское командование смотрело на это военное подразделение, а особенно на асов-командиров, как на самых больших фанатиков и милитаристов из всех немцев. Тех, о ком знали или кого подозревали в совершении военных преступлений, мы отправляли в тюрьмы или лагеря ждать суда, остальных освобождали и демобилизовывали. По работе офицеры РНФЮ контактировали с большим количеством офицеров подлодок, и эти связи в будущем при желании могли быть использованы в разведывательных целях. Я должен был выявить наиболее многообещающие из контактов, для того чтобы найти людей, способных помочь мне организовать разведсеть в советской зоне Германии. Им предполагалось поручить сбор информации о советских вооруженных силах, а также политическом и экономическом развитии зоны. Считалось, что дух антикоммунизма и традиционная ненависть немецких военных к русским заставят их согласиться на сотрудничество, а подачки в виде еды, сигарет и выпивки довершат дело. Также я должен был заранее разузнать, не планируют ли фанатики из бывших офицеров подлодок каких-либо враждебных действий по отношению к британским оккупационным властям, — такая возможность, естественно, принималась во внимание в первые послевоенные годы.

Я с большим энтузиазмом взялся за дело и в короткий срок заимел широкие знакомства в немецких морских кругах. Это было не так трудно, как может показаться сначала, особенно если учесть, что у немцев не было ничего, а у нас было все — в руках англичан оказались средства, привилегии и даже закон в те дни, когда обладание парой тысяч сигарет уже сулило большие возможности.

К весне 1947 года мне удалось с помощью талантливых разведчиков из числа моих знакомых во флоте создать две разведсети в Восточной Германии, членами которых были бывшие офицеры флота и вермахта.

Проще всего в то время было заслать агентов в советскую зону через Берлин, где движение между восточным и западным секторами было свободным. Я переодевал агентов в форму британских морских офицеров, снабжал их проездными документами с фиктивными английскими именами и номерами частей и сам провозил их через контрольные посты в Хельмштедте и Берлине. Оттуда через границу восточного сектора они уже ехали в разные города советской зоны.

Относительно второй части моей работы мне пришлось доложить, что, по моему мнению, в немецких флотских кругах никто не готовил антибританских акций. Как и большинство немцев в это время, офицеры были слишком озабочены повседневными насущными проблемами. Больше того, мне кажется, они пришли к выводу, что всякое сопротивление — активное или пассивное — будет не просто бесполезным, но и принесет вред будущей Германии.

Как же я чувствовал себя, налаживая контакты с офицерами германских вооруженных сил, которых еще так недавно ненавидел? Ну, во-первых, я понимал, что они разгромлены и больше не смогут навредить чьим-либо интересам. В то же время они являлись ценным материалом, который можно было использовать в борьбе с коммунизмом и Советским Союзом, угрожавшим цивилизации и нашему образу жизни, — таков был общепринятый взгляд, который я в то время полностью разделял. И вообще это — проблема, с которой часто сталкиваются офицеры разведки. Ограничивая крут общения людьми высокого морального уровня и теми, кого уважаешь, многого в шпионаже не добьешься. Работать приходится с теми, кто есть на данный момент в распоряжении. Кроме того, на мой взгляд, неверно определять одни нации как изначально добродетельные и мужественные, а других считать генетически способными лишь на зло и трусость. Это относится к англичанам, голландцам или евреям, так же как к немцам, японцам или кому-либо другому. Нет наций, которые в своей истории никогда не совершали зверств, просто различен масштаб, все зависит от конкретных исторических обстоятельств, в которые попадает страна. И, думается мне, никто не может указать обвиняющим перстом на другого, а следует лишь смиренно склонить голову, говоря: «Все в руках Господних». Никто не знает, что будет завтра.