Последний дракон - Кобербёль Лине. Страница 15
Один из корабельщиков кивнул и поднялся. Но тут вмешался Кал лап.
— Малец мастак бегать, — только и вымолвил он. — Он бегает всякую ночь.
Откуда ему знать? Единственной, кто вообще знал об этом, была мама. Неужто они говорили обо мне? Неужто матушка рассказывала Каллану о таких вещах?
Тут меня будто какой-то тупой молнией ударила щемящая боль в теле! Мать и Каллан! Внезапно тысяча мелочей стала понятна мне. Взгляды и движения! Как он поддерживал ее, помогая спешиться. Те вечера, когда он сиживал в Доме Можжевеловый Ягодник, вместо того чтобы скакать домой засветло, пока видно дорогу. Когда это началось? Летом, как только мы вернулись из Сагислока? А может, еще раньше… Когда мы думали, что потеряли Дину. Я ведь хорошо знал: что-то в тот раз произошло. Он больше не охранял нас только потому, что Мауди Кенси велела… Он начал смотреть на нас, и особенно на маму, по-другому. Как на родичей или на людей своего клана. Как на что-то, принадлежавшее ему. Каллан! Каллан и моя мать!
— Вы поженитесь? — вырвалось у меня, прежде чем я подумал об этом.
Портовый Местер поглядел на меня, будто решил, что я вовсе спятил. Но Каллан хорошо знал, о чем я говорил.
— Не суй свой нос в чужие дела, малец! Занимайся своими! — сказал он. — И пошевеливайся! А?
«Ты не умрешь!» Эта мысль так захватила меня, что я чуть не произнес эти слова вслух. Потому как и без этого я нес матери худые вести: Дина исчезла вновь, вместе с Нико. Но коли мне тоже придется сказать, что…
— …шевели ножками… Да, спасибо!
— Тристан! — произнес Портовый Капитан. — Одолжи ему свои сапоги. Не может же малец отправиться на эту прогулку босиком.
Тристан молча снял сапоги и протянул их мне. Я взял их и зашнуровал. Они были лишь чуточку мне велики.
— Пошли! — сказал я Мальвину. — По какой дороге мы пойдем?
И на этот раз Мальвин ничего худого не вымолвил. Он лишь указал вверх на ущелье, нацеленное прямо на восток.
— По этой! — произнес он. — Надеюсь, ты сможешь не только бежать, но и карабкаться!
Дорога в Арлайн
Тяжелой поклажи у нас с собой не было. Одежда вместе с запасом пищи осталась у Троллева залива. Ведь мы доберемся до еды, и крова, и тепла раньше всех, да и лучше не тащить на себе слишком большой груз.
Для начала облегчением было уйти прочь от вида Каллана и от укоряющих взглядов остальных. Мальвин, ясное дело, не очень-то обожал меня, но ему хватало дела глядеть, куда ставить ноги и девать руки, потому как первый отрезок пути больше подходил для горной козы, нежели для беговой лошади. Но после того как мы карабкались больше часа вверх, а время шло к полудню, Мальвин остановился, чтобы отдышаться. Теперь мы были уже далеко-далеко среди черных скал и могли лишь изредка видеть море, словно внезапный зеленый проблеск вдали.
Мальвин сел на скалистый валун и стал растирать ноги. Но мне не хватало для этого спокойствия. Потому стоило нам остановиться, я обнаружил, что мысли о Каллане остались при мне. Когда я не карабкался вверх или не шел, он был там — в моем мозгу; мне было от него не уйти.
— Эй, Сопливый щенок! — крикнул Мальвин. — Садись, выпей глоток воды! Нам снова в долгий путь!
Я не хотел отдыхать, я хотел идти дальше. Но все же взял кожаную фляжку и выпил несколько глотков воды.
— Пойдем?
Мальвин окинул меня долгим кислым взглядом:
— Пожалуй, пойдем, но стоит ли загонять себя насмерть?
— Каллан не может ждать.
— А кто виноват?
Я сжал кулаки, но, даже если б я и хотел разок вдарить ему как следует, я хорошо знал: что пользы в драке? А кроме того… кроме того, ведь он был прав.
Я видел, что Мальвин по-прежнему тяжело переводил дух. Последний подъем был труден. Но все же он поднялся и снова пустился в путь.
Мы мало спали в ту ночь. Только-только чтобы наши измученные тела чуточку отдохнули. Было холодно, да еще с изморосью, и я не мог избавиться от мысли о Каллане и остальных и об их жалком костре из водорослей. А когда я наконец впал в сон, меня поджидали голоса Шептунов, и теперь они обрели новое оружие против меня:
…имя твое — Убийца…
…твоя вина…
Бледное лицо Каллана, бескровное и мертвое…
…твоя вина…
Я сел одним рывком. Мое тело жаждало движения. Оно до боли устало, но лежать спокойно я не мог.
— Мальвин!
Никакого ответа.
— Мальвин, проснись! Я хочу идти дальше!
Он медленно и неохотно проснулся.
— Какого черта, малец! Ночь на дворе!
— Не совсем.
Слабый блик света окрасил небо — еще не рассвет, но совсем близко.
— Ведь ни зги еще не видно!
Я не произнес ни слова, а только начал сворачивать одеяло и шнуровать одолженные мне сапоги. Мальвин же, с его кислым лицом, вздохнув, поднялся на ноги, фыркнув, как усталый конь в упряжке, что снова кидается вперед, хотя почти обессилен.
— Вот! — Он сунул мне пару морских сухарей, твердых и черствых, что были частью запаса с «Ласточки». — Тебе станет худо, если сперва не поешь!
Я удивился и взял сухари. С каких это пор Мальвин начал беспокоиться о том, каково мне? Но, может, он больше пекся о здоровье Каллана.
Мы карабкались и шли, шли и карабкались. И на другой день вскоре после полудня вышли наконец на более ровную местность — и на дорогу.
Мальвин упал, будто кто-то подрубил ему ноги. Лицо его было серо-бледным, а редкие рыжеватые волосы и борода слиплись от пота. Он выглядел так, будто за эти два дня состарился на целых десять лет.
— Мальвин, нам нельзя останавливаться!
Он глянул на меня. Его глаза были в красных прожилках.
— Я остаюсь здесь! — хрипло выговорил он. — Иди по дороге, малец! Даже такой Сопливый щенок, как ты, теперь не заблудится!
— Но…
Он и вправду выглядел, будто умирающий. Даже в том, как он произнес «Сопливый щенок», не было и капли злости по сравнению с тем, как он выговаривал их раньше. Однако же смогу ли я оставить его здесь одного?
— В путь, малец! А коли в силах, так бегом!
Чудно! Хотя я и сам очень устал, мысль об этом сильно взбодрила меня. Тело мое жаждало бега, словно это было единственным, что могло заставить уняться грызущую душевную боль. Словно это было единственным, что могло заставить исчезнуть лицо Каллана — бескровное, бледное… «Бежать! Малец мастак», — сказал Каллан. Ну вот, настал час это доказать.
Я отдал Мальвину одеяло и остаток своей поклажи, оставив лишь фляжку с водой. Подумав, я снял также толстую куртку и сапоги Тристана.
— Малец!.. — произнес, увидев это, Мальвин. — Ты уверен? А если тебе придется остановиться?..
Я хорошо знал, о чем он… Если я остановлюсь, я замерзну. Холод-то собачий! А может, и такой, что мне его не пережить. Но я и не думал останавливаться.
— Я не остановлюсь, — сказал я. — Пока не добегу.
Он глянул на меня. Потом кивнул:
— Счастья и удачи тебе, Сопливый щенок!
Две песчаные колеи с полоской травы посредине. Такая была дорога. Она прорезала заросли вереска на холмах, что частично напоминали мне те места, где я бегал дома. Кусты вереска и увядшая трава — мокрая и по-зимнему желтая. Солнце уже низко стояло на небе, и певчих птиц не было слышно. В ушах у меня отдавались только мои шаги и дыхание.
Поначалу от этого стало легче. Наконец-то бежать, наконец-то не думать ни о чем другом, кроме как следить за дорогой. Мои ступни мягко шлепали по песчаной колее, мое дыхание установилось, оно не было совсем спокойным, но все-таки… На самом деле во всем царило чудное спокойствие из-за того, что настало какое-то однообразие. Топ-топ-топ! Одна за другой, вдох-выдох… это нетрудно.
Поначалу, во всяком случае.
Солнце село. Дорога по-прежнему тянулась среди холмов — вдох-выдох… И по-прежнему никаких домов не видать. Сколько еще бежать? «Три дня пути», — сказал Портовый Местер, но Мальвин и я прошли большую часть пути, — так сколько еще осталось?