Парижский паркур - Кузнецова Юлия. Страница 27

Доминик наденет куртку и каблуки Ники, а Ника – мою («Неужели я уже такая толстая, как Доминик? – с восторгом спросила у меня Ника, – о, это же значит, что я получу роль!»). Они выйдут ночью на улицу и пойдут в одну сторону («В ту сторону, где много людей», – строго добавила я).

А я попробую подобраться к «Багету». Ника сначала отказывалась наотрез пускать меня туда одну, но мне удалось убедить ее, что, во-первых, мы втроем привлечем ненужное внимание (я выразительно покосилась на Доминик, так и не снявшую дурацкую кепку с ушками), а во-вторых, нужно, чтобы кто-то был на свободе. Я возьму Никин мобильный, и если что – буду звонить на телефон Доминик.

Вот такой получился план, и хотя мы, взбодренные кофе, бубликами и луковицей, обсуждали его бодро, было нам страшно.

В напряженном состоянии мы покинули кафе.

Солнышко снова выглянуло и старалось высушить лужи, но пока ему, конечно, было это не под силу. Мы спустились в метро, сунули узкие картонные билетики в щель турникета, прошли по переходу мимо «Глаз Джулии», зловеще прикрытых повязкой. Забежали вместе с толпой в вагон. Вдруг Ника схватила меня за рукав:

– Смотри!

Оказывается, мы и не заметили, что на перроне, прямо на скамейке расположился просто замечательный бомж.

Вид у него был очень солидный, как у профессора, который только что покинул библиотеку возле сада Люксембург, – короткая стрижка, очки и бородка. Он полулежал на боку на скамейке, укрытый хорошим белым одеялом, похожим на мое собственное, из ИКЕИ. Перед ним на скамейке стояли бутылки с водой и соком, баночка с открытым йогуртом, из которой торчала ложка, и коробочка печенья. Он читал газету, не обращая внимания на суетящихся людей вокруг, и иногда что-то черкал в ней ручкой, может быть, разгадывал кроссворд.

Поезд двинулся.

– Классный чел, – сказала я Нике, провожая бомжа взглядом.

И Доминик засмеялась, не требуя перевода этой фразы на английский. Всем стало вроде не так страшно.

Глава 18,

в которой нам помогает другая мадам

Ника надела мою куртку, Доминик с трудом влезла в Никино пальто, и они вышли в коридор.

Вдруг Доминик сказала: «Ш-ш-ш!» Я выглянула.

– Мадам, – тихо пояснила Ника, – выходит из дома.

Как только входная дверь захлопнулась, Доминик кивнула мне и потянула Нику за собой – следить за мадам.

Ника с сомнением посмотрела на меня.

– Не хочу отпускать тебя одну!

– Но кто-то должен увести слежку.

– Все равно они не поверят, что Доминик – это я. Я тебя чуть выше, а она – ниже.

– Пусть наденет твои сапоги.

– Если влезет, – буркнула Ника.

Доминик влезла. Пока она, кряхтя, застегивала молнию, Ника смотрела на меня так, словно провожала в последний путь.

– Ты будешь осторожна?

– Перестань! Конечно, буду! В первый раз, что ли? Мобильник с собой, так что успокойся. Мы же сами видели, как ушел охранник. И хозяйка кафе уехала.

– Зато мы не видели твоего друга в желтой куртке!

– Но ведь ради него весь этот маскарад! Его-то вы и уведете подальше.

– Hurry up! – поторопила ее Доминик и заковыляла в Никиных сапогах, как на ходулях, к лестнице.

Я включила лампу над кроватью и открыла чемодан. Что же надеть мне, если девчонки забрали всю верхнюю одежду?

И тут я увидела ЕГО. Бурый свитер, который я надевала во все ночные вылазки и который уже два раза приносил мне удачу! Надо же, а я думала, что забыла его дома. Может, мне подложила его в чемодан мама?

Я выудила из чемодана любимую страхолюдину и полюбовалась на дырки, оставленные рыболовными крючками ребят, которые «выловили» меня из Москвы-реки ночью, под Звенигородом. А в той ночной вылазке в МГУ я прыгала в этом свитере из окна столовой на втором этаже! Я вспомнила, как изумился Зет, и улыбнулась. Сам-то он спланировал прямо в мусорный бак и потом долго вытаскивал из волос яблочную кожуру и липкие фантики.

«Кстати! – сказала я себе, – мусорный бак! Начну-ка я свою ночную вылазку с него. Противно, конечно, но там могут быть улики».

Я нацепила бурый свитер сверх черной толстовки, как кольчугу, сунула в рюкзак фонарик и мобильный и потихоньку выбралась из дома.

На улице уже стемнело. Луна пряталась за тучами. Ветер дул так, словно хотел продуть меня насквозь. Завывание ветра изредка заглушалось шумом поезда со станции.

Я шла вдоль забора, стараясь держаться поближе к деревьям и не наступить в лужу. Слежки вроде не было, но надо удостовериться. Я достала мобильный Ники, кинула эсэмэску:

Я быстро перебежала дорогу от детской площадки ко входу в кафе и, снова оглянувшись, приоткрыла мусорный бак. А потом легла животом на бортик и перебралась внутрь. Там было несколько пакетов. Я включила фонарик и стала осматривать их. В одном оказались старые журналы и газеты. В другом – какое-то грязное тряпье. Пересилив отвращение, я просмотрела его, но не обнаружила ничего, достойного внимания.

В третьем пакете были какие-то очистки и коробочка из-под лапши. На ней было написано «Сделано во Вьетнаме», но я решила, что это совпадение. Держать взаперти детей из Вьетнама и кормить их вьетнамской лапшой – это уж как-то слишком. Ложная улика.

Зато с четвертым пакетом мне повезло. Там были снова какие-то тряпки, которые я мужественно перебрала и, к своей радости обнаружила настоящую улику! Из горы тряпья к моим ногам что-то выкатилось и зазвенело. Я посветила фонариком. Носорог! Он болтался у мальчика на шее.

Я сунула носорога в карман джинсов. Сначала в задний, потом, вспомнив о том, как потеряла дома сто рублей, переложила в передний. Потом снова тщательно перебрала тряпки, зажав фонарик в зубах. Грязные губки, рубашки, кусок салфетки... Стоп!

Я выудила какую-то бумажку. Инструкция к лекарству. На французском. Что ж, прихвачу тоже с собой. Доминик переведет, не зря же она приехала изучать французский. Раз бумажка была в пакете с носорогом, она может иметь отношение к мальчику. Вдруг он болен и поэтому плакал?

Я в последний раз просмотрела мешок. Больше ничего ценного не обнаружила.

Я выбралась из контейнера и, снова оглянувшись, подошла к двери кафе. Она, конечно, была закрыта. Я тихонько постучалась. Бесполезно. Заперто, и никто не открывает.

Я глянула на дверь подъезда. Интересно, может, там еще одна дверь есть, внутри?

Я подошла к подъезду. Глянула на табличку и, подумав, набрала номер мадам Григорович. Она отозвалась мгновенно. Может, она снова дежурила у окна и видела, как я лазаю в бак?

– Кто там? – спросила она по-русски, с мягким, наверное, польским акцентом.

– Мадам, простите, это девочка, которая спорила с охранником «Багета».

– Я же сказала вам...

– Я знаю! Извините! Я не буду вас в это втягивать. Просто я хочу попасть в ваш подъезд. Там ведь есть дверь, которая ведет в кафе.

– Да, но...

– Не могли бы вы открыть мне? Пожалуйста.

Замок пикнул. Я потянула дверь на себя, скользнула в подъезд. Там было темно и прохладно. Вдруг сердце у меня зашлось так, что чуть не выскочило.

Что со мной? Чего я так испугалась?

Наверное, замкнутые стены подъезда так подействовали. Я вроде бы как в ловушке оказалась.

Я сделала глубокий вдох. Поднялась по ступенькам. Справа был лифт. Впереди дверь, которая, очевидно, вела в кафе.

Я постучала.

Вдруг мне пришло в голову, что, кроме охранника, Желтой Куртки и хозяйки кафе, могут быть еще люди, которые не хотят, чтобы кто-то видел мальчика!

Я отступила. Одно дело, если кто-то выскочит ко мне на улицу, где я всегда могу позвать на помощь, а совсем другое – столкнуться с ним тут, в закрытом подъезде, где неярко горит лампочка. Откроют ли соседи, если я заору? Или никто не обратит внимания?!

Что делать?