Кислотники - Блинкоу Николас. Страница 21

– Присаживайся, Эс-те-лла. – Майкл явно получал удовольствие, выговаривая ее имя. – Позволим Джозет поставить чайник.

– Позволим Джозет послать тебя куда подальше! – Разгневанная негритянка замерла в дверях, и Майкл сник.

– Джозет, милая… – Майкл пытался растопить лед неотразимой улыбкой с ямочками на щеках.

– Какого черта ты привел сюда эту женщину? Думаешь, я подам тебе чай с бисквитами и буду отплясывать вокруг вас шимми, пока ты вставляешь ей в моей гостиной? Да ты взгляни на себя. Как там тебя называют парни? ПеГе? Первый гангстер? Ко всем чертям! Старая дерьмовая развалина, вот ты кто! – Джозет даже брызгала слюной от ярости.

– Джозет, девочка моя!

Эстелла не могла удержаться от смеха:

– Правильно, поставь его на место, сестра. Мне плевать на этого расслабленного недоумка – вели ему приготовить чай для нас обеих.

– Ты слышал, что она сказала, и знаешь, где чайник, – поддержала Эстеллу Джозет.

Майкл перевел взгляд с одной на другую:

– Я, черт возьми, не уверен…

– Иди на кухню. И молока налей в кувшинчик, когда принесешь чай.

Джозет отступила в сторону, чтобы Майкл мог бочком протиснуться в кухню. Майкл исчез.

Джозет села напротив Эстеллы, скрестив гладкие голые ноги, расправила платье.

– Эстелла, – произнесла она нараспев. – Не уверена, что видела тебя раньше.

– Я давнишняя подруга Майкла. Но только подруга.

– Можешь не объяснять. Я не дам ему спать спокойно, если он захочет остаться со мной.

– Вы женаты? – спросила Эстелла.

– Ему придется пройти долгий путь, прежде чем я соглашусь на это, – ответила Джозет.

Из кухни вернулся Майкл, держа в руке электрический чайник, в прозрачном овале которого плавал красный шарик. Майкл озадаченно спросил:

– Джозет, это что такое? Когда шарик поднимется, значит, вода закипела?

– Ты серьезно? – Джозет уставилась на него. Повисла пауза – Майкл не знал, должен ли отвечать на вопрос, – он говорил серьезно.

– Наполни чайник водой и включи, идиот! Когда он вернулся на кухню, Джозет обменялась взглядом с Эстеллой, и та недоверчиво покачала головой: кто позволил ему так состариться, так поглупеть?

Майкл занимался не только чаем. Принеся посуду в гостиную, он начал скручивать косяк в ожидании, когда закипит вода.

– Зря стараешься, – язвительно заметила Джозет, – все равно не разрешу курить, пока я в комнате.

– Я только добавлю ребенку здоровья, у него будет веселый нрав – как у отца.

– Карликом ты его сделаешь – и никем другим. Ты что, не слышал о пассивном курении?

– Курение и есть пассивность, детка.

Майклу пришлось ждать, пока Джозет допьет чай и уйдет. Она пожелала Эстелле всего наилучшего, вспомнила, что была знакома с ее матерью, после чего покинула их, дав возможность поговорить о старых временах и о том, с какого такого перепуга Эстелле вдруг понадобился пистолет. Майкл признался, что его это беспокоит.

– «Вестерн юнион» – первая команда, которая стала использовать в Манчестере огнестрельное оружие. Какое же это оказалось дерьмо, когда против нас выставили других придурков, вооруженных не хуже.

– Я слышала, как замели твоих парней. Их взяли, чтобы поддержать конкурирующую банду вооруженных вышибал.

Майкл раскурил косяк. Затянувшись и задержав дым секунд на шесть, выдохнул и заговорил:

– Меня тогда с ними не было. Если бы я не сидел, может, и придумал бы способ выпутаться. Некоторые из парней приходили ко мне в тюрьму. Мало того, что меня упрятали за решетку и разлучили с семьей, они еще рассказывали, как потрясающе живется на воле. Они говорили: это лето любви, парень. В тюряге нас было тысяч десять, там звучала музыка техно и транс. Все, кто хотел, имели экстази и кислоту, накачаются и болтают о всеобщем мире и дружбе. Я не успел соскучиться по экстази – там этого добра было навалом. Но камера – не воля, ведь так? Там я не вскакивал на стол и не пускался в пляс, хотя однажды мы танцевали целых шесть дней – случился бунт и нам удалось прорваться на крышу тюрьмы. Мы танцевали для телекамер. Но экстази изматывает, сама знаешь, и коллективного оргазма не вышло, хотя, если бы ты там была, некоторые из нас, может, и оторвались бы. А так – ни единого шанса.

«Вестерн юнион» тогда работал на полуподпольных тусовках, и еще парни охраняли музыкальные группы. Навещая меня, они рассказывали, какая неслыханная активность развилась в бизнесе. Я был заперт в камере и никому не доверял. А они верили, что Манчестер стоит на пороге великих событий. Они словно заделались сектантами, ловили кайф на амфетаминах, рассказывали мне, что даже все запасные в «Сити» перешли на кислоту. На вечерних матчах дурели прямо на глазах и начинали танцевать – не замечая, что идет игра. Я видел по телику. А фаны «Сити» размахивали гигантскими надувными бананами: в капюшонах, надвинутых до бровей, они смахивали на толпу монахов в трансе – «Братство разноцветного банана».

Майкл сделал еще одну глубокую затяжку.

– Я как-то читал о фанатах, плывших в Европу на паромах. У них была кислота, и на борту они отключились – а когда прибыли в Остенде [26], троих недосчитались – исчезли на полпути через Ла-Манш. Никогда не знаешь, где кончишь во время отключки. Кислота – это наркотик белых. Ты не убедишь ни одного из братьев – если он не псих – попробовать кислоту во второй раз.

Знаешь, что это такое – быть черным? Жутко боишься спятить. Может, белые этого не чувствуют… но половина из них точно сумасшедшие, вот они и не боятся кислоты – они ведь и так уже сбрендили. Зажарь их в кислоте – они все равно сумеют расслабиться и получить удовольствие. Но брат знает, что это такое – отчаянный страх стать психом. Единственное, чего ты не можешь себе позволить, – это потерять голову и отдать демонам власть над тобой. Не важно – откуда родом черный брат, – он это знает.

Брат не будет принимать кислоту, он не будет даже прикасаться к психоделикам. Брат не может небрежно обращаться со своей головой, потому что изначально заражен страхом безумия, который вытатуирован на изнанке его черного черепа. Во всяком случае, он верит, что, если уйдет в отключку, станет психом и кончит полным безумием. И он не может выбросить это страшное знание из своей головы.

Майкл внимательно посмотрел на Эстеллу:

– Скажи честно, поменяв пол, ты пытаешься стереть этот страх? Ты всегда думала: «Будь я женщиной, сумела бы уничтожить ночные кошмары!» Верила: «Да, я превращусь в безмозглую бабу, зато смогу ничего не бояться!»

– Это очень личное, Майкл. – Голос Эстеллы звучал ровно, она стойко выдержала взгляд Кросса. – Не хочу, чтобы мы стали врагами.

– Ты всегда был тупицей, тебе не хватало чертовых мозгов, чтобы признавать свои страхи. Сейчас ты вернулся, и единственное, чего тебе нужно от меня, – это чтобы я достал пистолет. Что, уже заскучал по члену?

– Я по нему никогда не скучала, – с вызовом ответила Эстелла. – И никогда ни одну женщину не считала тупицей. Какой бы я ни была, боялась спятить или нет, но никогда не считала женщин безмозглыми – в отличие от тебя и твоих парней.

– Я другого мнения.

– Ты учишься на своих ошибках. А я с самого начала знала, почему выбрала такой путь. Добавлю еще одно, прежде чем мы закончим разговор и я забуду все, что ты сказал. – Эстелла помедлила, зная, что посланный в нокдаун Майкл ничего не ответит, какой бы длинной ни была пауза. – Я никогда не боялась, потому что всегда верила в свою судьбу.

– Дерьмовая судьба.

– Я предупредила тебя, Майкл. Можешь оскорблять меня, но не трогай мою веру.

– Ты кто – святая мать Тереза силиконовых титек?

– Да. – Пауза. – Сейчас пролечу над Риели [27] и дам всем мое благословение.

Глава пятнадцатая

Джанк выбрался из полицейской машины на неровный пол подземной стоянки. Над ним высилась тяжелая каменная громада Главного управления манчестерской полиции, Олд-Траффорд. Проходя под низким потолком, Джанк чувствовал каждую песчинку в каждом камне, нависающем над его головой. Детектив Хейвес неотступно следовал за ним, идя с левой стороны, а детектив Мейхью шел справа мимо аккуратного ряда полицейских «пежо-30», припаркованных носами к стене.