Нормальная сумашедшая семейка - Брецина Томас. Страница 7

Лисси недовольно поджала губы, но подчеркнуто внятно прочитала:

Любезное обращение для господ и дам всех возрастов. — Она посмотрела на сестру. — Что тут может быть не так?

Тинка не успела ничего добавить — Лисси подняла руки, развела в сторо­ны большие пальцы и мизинцы и впол­голоса произнесла:

Поцелуй ручку и покорнейший слуга, — и шесть раз коснулась пальца­ми левой руки пальцев правой, по разу на каждого члена семьи.

Тинка наморщила лоб.

Поцелуй ручку и покорнейший слуга? — удивленно повторила она. — А что это значит?

Лисси пожала плечами.

Говорю же, книга устарела лет на сто пятьдесят.

Интересно, колдовство уже по­действовало? — спросила Тинка.

Лисси похлопала по книге:

Тут написано, что действие насту­пает через восемь часов.

Девочки замолчали. Придется ждать завтрашнего утра...

Тинка проснулась от пронзительного крика, за которым последовали глухой удар и непонятный звон. Она открыла глаза и несколько секунд лежала, пыта­ясь прогнать остатки сна и понять, что произошло.

Только что, во сне, она стояла в ог­ромном зале — длинном, но узком. Через весь зал тянулся стол, по одну его сто­рону сидели женщины с очень серьез­ными лицами. Тинка стояла по другую сторону и чувствовала себя крохотной букашкой, которую непременно должны раздавить.

Все женщины указали на Тинку и хором потребовали: «Вышвырнуть ее от­сюда!» В помещении не было ни дверей, ни окон, и Тинка металась от одного конца стола к другому, преследуемая колючими взглядами женщин, которые все без исключения — Тинка знала это — были колдуньями. Стол тем временем надвигался на нее, и вскоре остался только крохотный кусочек пространст­ва, в который она забилась. Когда стол начал давить ей на ноги, она просну­лась. От крика.

Но кричал кто-то другой.

Комната освещалась осенним солн­цем.

— Придурки телевизионные! — ус­лышала Тинка Лиссин голос.

Затем что-то хлопнуло — это было похоже на щелчок кастаньет.

Тинка приподнялась в кровати, опи­раясь на локти.

Девочки поделили комнату пополам и по-разному обустроили свои половины.

Половина Тинки была уютной и мяг­кой: глубокие кресла, кровать с резными белыми столбиками, около сотни плю­шевых медвежат, собачек и других игру­шек, на стенах — плакаты с животными, певцами и киноартистами, а еще боль­шая доска, к которой были прикреплены поздравительные открытки, фотографии и разные симпатичные картинки.

Половина Лисси напоминала дом в джунглях. Спала Лисси в гамаке, мебель ее была сделана из грубых деревянных ящиков, на одной полке разместилась коллекция кактусов, на другой — не­сколько разноцветных бархатных шляп.

Еще у девочек был небольшой бал­кончик, на который вели двойные две­ри и который делал комнату светлой и привлекательной. Сейчас перед ним стояла Лисси и задергивала занавески так энергично, что латунные кольца, на которых они висели, жалобно звякали. Лисси обеими руками сжимала края занавесок, будто в комнату могло про­браться какое-то чудовище.

Что случилось? — сонно спросила Тинка.

Она совершенно не выспалась, глаза то и дело закрывались. У Тинки было такое чувство, что спала она всего не­сколько минут.

Представляешь, я проснулась, по­тому что почувствовала, как меня кто-то рассматривает! Повернулась к окну. И что я там увидела?

-Что?

Телевизионную камеру! — негоду­юще выпалила Лисси. — На балконе стоит оператор и снимает нас!

На нашем балконе? Как он туда попал? — зевнула Тинка.

Прилетел по воздуху, разумеется, как же еще! — Лисси разозлилась на глупый вопрос.

Правда? На чем? — Тинка никак не могла прийти в себя.

Он залез!

Тут Тинка подскочила:

Это же оператор из «Семейного счастья»!

Да что ты! — насмешливо протянула Лисси. — А мне показалось, что он сни­мал для передачи «Моя семья и другие звери». Видимо, ему не терпелось запе­чатлеть наконец настоящую храпокозу...

При слове «храпокоза» Лисси в упор посмотрела на Тинку. Но Тинке не хо­телось ссориться, да еще с самого утра. Поэтому такое свинство со стороны Лисси она пропустила мимо ушей.

—   Посмотри, он еще на балконе? Лисси осторожно заглянула в кро­хотную щелочку.

Убрался!

Тинка облегченно вздохнула. Да уж, веселенькая жизнь им предстоит в эти три дня, если на каждом шагу их будет ожидать и преследовать телекамера.

Обычно утром Тинка брела в ван­ную в короткой ночной рубашке. Но сейчас это показалось ей неудобным. Во-первых, ей не хотелось попасть в те­левизор в мятой ночнушке, а во-вторых, Тинка чувствовала себя в ней полуго­лой. Она бы надела купальный халат, да он висел в ванной. Не придумав ни­чего лучше, Тинка вытащила из шкафа толстую лыжную куртку и натянула на себя.

Лисси фыркнула:

Зачем ты это достала? Собира­ешься прятаться от камеры в шкафу?

Нет, собираюсь идти в ванную, — честно ответила Тинка.

Лисси покрутила пальцем у виска.

Наш папочка, конечно, не специа­лист по мозгам, но все-таки он врач. Советую тебе к нему обратиться.

Отмахнувшись от сестры, Тинка от­крыла дверь и осторожно выглянула в коридор. Из спальни вышли родители, одетые не как обычно по утрам, а так, будто собрались в театр. Борис надел элегантный темный костюм, на Грит было розовое шелковое платье. Борис галантно подал супруге руку. Смущен­но улыбнувшись, Грит взяла его под локоть и отвела глаза в сторону.

Ах, Борис! О, Борис! — защебета­ла она.

Дражайшая Грит, свет очей мо­их! — пролепетал в ответ Борис.

Тинка, разинув рот, уставилась на них. Но они ее не заметили и прошли мимо. Борис выступал торжественным шагом, а Грит, которая обычно ходила энергично и быстро, сейчас жеманно семенила рядом. Дойдя до лестницы, они обменялись влюбленными взгля­дами и вздохами. Как в мелодраме, они не могли оторвать друг от друга глаз.

Нет, это было хуже, чем в мелодра­ме. Как в самом дурацком любовном фильме, родители замерли в поцелуе, а потом уставились друг на друга, слов­но после долгой разлуки. Затем снова последовало: «Ах, Борис! О, Борис!» и «Дражайшая Грит, свет очей моих!».

Тинке хотелось только одного — чтобы этот кошмар закончился! Не­важно как: пусть даже земля разверз­нется и поглотит ее с потрохами... Ес­ли в воскресенье одноклассники уви­дят по телевизору этих воркующих голубков, то будут смеяться над Тинкой и Лисси целую неделю, а то и ме­сяц.

Ведь договорились же вчера вести себя естественно!

И тут Тинка вспомнила про колдов­ское заклинание. Она повернулась к Лисси, которая как раз потягивалась и зевала во весь рот.

Это ты во всем виновата! — про­шипела Тинка. — Сделай что-нибудь сейчас же!

Лисси не видела того, что только что наблюдала Тинка, и не поняла, че­го хочет от нее сестра. Неторопливо подойдя к двери, Лисси выглянула в коридор как раз в тот момент, когда Борис взял жену на руки и сказал:

Позволь, я понесу тебя, сокрови­ще мое! Твои нежные ножки не долж­ны касаться этих грубых недостойных ступеней!

Лисси со стоном прошептала:

Вот крокодилья отрыжка! Ужас какой!

Из ванной вышел Стэн. У девочек глаза на лоб полезли. Пробор брата был словно нарисован по линейке, а смазанные гелем черные блестящие во­лосы лежали идеально — волосок к во­лоску.

Обычно Стэн бывал ленив, развязен и груб — часто даже подчеркнуто раз­вязен и груб. Он вел себя так, потому что ему казалось, что это круто. Но се­годня утром ни малейшего следа раз­вязности и грубости не наблюдалось. С чопорным видом, чуть запрокинув тщательно причесанную голову, он приблизился к девочкам, остановился перед ними и поклонился, прижав лок­ти. Лисси хихикнула: долговязый Стэн напомнил ей складной ножик.

Надеюсь, вы хорошо отдохнули, дражайшие сестры? — спросил Стэн, как будто изъяснялся так всегда. После этого он повернулся и исчез в своей комнате.

Тинка издала слабый сдавленный звук. Потом прокашлялась и сказала: