Вернись домой, Землянин - Блиш Джеймс Бенджамин. Страница 4

— Посидим здесь тихо с недельку, — сказал Хэзлтон, толкая туда-сюда приплюснутыми пальцами бегунок логарифмической линейки. — Еды нам хватит. Джейк вывел нас на весьма подходящую орбиту. Полицейские будут уверены, что мы собираемся уйти за пределы этой системы. Здесь их слишком мало, чтобы оцепить сразу обе планеты, да еще прочесывать пространство, разыскивая нас.

— Будем надеяться.

— По-моему, все логично, как ты думаешь? — спросил Хэзлтон, сверкая глазами. — Рано ли поздно — я думаю, это займет не более нескольких недель — они определят, какая из двух планет сильнее, и сконцентрируют на ней все свои силы. Как только это произойдет, мы сразу же направимся на ту планету, где полицейских будет меньше. Вряд ли они смогут помешать нашей высадке, и тогда уж мы там поживимся.

— На словах-то все хорошо. Но, когда мы направимся на слабейшую из планет, наши намерения станут совершенно очевидными, и у полиции будет прекрасный повод разрушить Город.

— Совсем необязательно, — настаивал Хэзлтон. — Одного только нарушения закона недостаточно, чтобы они обрушились на нас. Если понадобится, мы потребуем суда и покажем, что законы, установленные для бродяг, совершенно негуманны. Им это известно так же хорошо, как и нам. А здесь, пока мы находимся среди их врагов, полиция не сможет применить к нам законы. Это напоминает мне положение с Уэбстером — нашим инженером-ядерщиком, который заявил о своем желании покинуть нас. Он один из тех, кто родился еще на Земле, а вы знаете, насколько ценны эти люди. Мне совсем не хотелось бы, чтобы он ушел.

— Если он решил уйти, то добьется своего, — сказал Амальфи. — А что он выбрал?

— Собирается выйти, когда мы остановимся в следующий раз.

— Что ж, похоже что так. Нам придется…

Зазвенел телефон внутренней связи на пульте управления полетом. Амальфи нажал кнопку.

— Мистер мэр?

— Да.

— Говорит сержант Андерсон с наблюдательного пункта у Собора. В поле зрения появился большой корабль. Он приближается к нам из-за горба газового гиганта. Мы пытаемся вступить с ним в контакт. Это военный корабль.

— Благодарю, — сказал Амальфи, бросив взгляд на Хэзлтона. — Подключите их к внутренней связи здесь, когда сможет установить связь с кораблем.

Он принялся вращать рукоятку управления камерой до тех пор, пока в поле зрения кромка гигантской планеты не установилась напротив видимой на экране части Города. Амальфи заметил какой-то серебряный свет. Приближающийся корабль все еще находился в лучах солнечного света; он несомненно имел огромные размеры — иначе как его можно было разглядеть с такого расстояния. Мэр в несколько раз увеличил масштаб изображения и сумел заметить какую-то трубу, которая на экране едва ли была больше пальца руки.

— Он не пытается спрятаться, — прошептал Амальфи, — да и как можно спрятать такой гигантский корабль. Он никак не меньше тысячи футов в длину. Похоже, мы не смогли их обмануть.

Хэзлтон наклонился вперед и принялся рассматривать невинного вида цилиндрическую трубу.

— Мне кажется, это не полицейский корабль, — сказал он. — Полицейские корабли обычно имеют вытянутую форму, на них много выпуклостей. На этом же корабле всего четыре башни, «выросшие» из корпуса — в древности такую конструкцию называли «обтекаемой». Видите?

Амальфи кивнул, в раздумье выпятив нижнюю губу.

— Наверно, местная конструкция. Предназначена для быстрых перемещений в атмосфере. Архаичный аппарат — должно быть, с двигателями Муира.

Снова раздались сигналы селекторной связи.

— Есть портрет визитеров, сэр, — сообщил сержант Андерсон. Изображение корабля и зеленовато-голубой планеты исчезло с экрана, и на нем появилось молодое приятное мужское лицо.

— Как поживаете? — официально поздоровался он. Вопрос этот, казалось, ничего не значил, да и тон подтверждал, что ответа не требуется. — Я говорю с командиром… летающей крепости?

— Это так, — ответил Амальфи. — Я выполняю функции мэра, а этот человек — управляющий Городом. Каждый из нас отвечает за свою часть в командовании кораблем. Кто вы?

— Капитан Сэведж Федерального Флота Утопии, — ответил молодой человек, не улыбнувшись. — Можем мы получить разрешение приблизиться к вашему форту или городу — как правильнее вас называть? Мы хотели бы послать к вам своего представителя.

Амальфи выключил звук и посмотрел на Хэзлтона.

— Что ты думаешь? — спросил он. Офицер Утопии вежливо отвел глаза, всем видом подчеркивая, что не считает необходимым следить за губами говорящих.

— Мне кажется, никакой опасности нет. И все-таки, у них слишком большой корабль, пусть он старый и скорее смахивает на музейный экспонат. Они вполне могут послать своего представителя в шлюпке.

Амальфи снова включил звук.

— В данных обстоятельствах мы даем свое разрешение при условии, что корабль останется на месте, — сказал Амальфи. — Уверен, капитан, вы поймете меня. Однако вы, если хотите можете послать к нам шлюпку. Мы примем вашего представителя. Или можем обменяться заложниками…

Рука Сэведжа пересекла экран, как бы отбрасывая это предложение.

— В этом совсем нет нужды, сэр. Мы слышали, что межзвездный корабль сделал вам предупреждение о необходимости покинуть эти места. Нам показалось, что ваш враг мог бы сделать нас друзьями. Мы надеемся, что вы могли бы пролить свет на эту, в лучшем случае, запутанную ситуацию.

— Возможно, — сказал Амальфи. — Если на данный момент это все…

— Да, сэр. Конец связи.

— Конец.

Хэзлтон поднялся.

— Предположим, я встречусь с посланцем. В вашем кабинете?

— Хорошо.

Управляющий Городом вышел, и Амальфи спустя несколько секунд последовал за ним, закрыв башню управления на ключ. Город находился на орбите и останется там до тех пор, пока не придет время опять отправиться в полет. Выйдя на улицу, Амальфи вызвал такси.

От башни управления, расположенной на пересечении Тридцать Четвертой улицы и Авеню до Городского Центра, находящегося в районе Боулинг Грин, было довольно далеко. Амальфи же задал Жестянке Кэдди еще более длинный маршрут. В старые, давно забытые времена, таксист мог бы заработать на такой поездке кучу денег. Амальфи уселся на заднее сиденье, закурил сигару (в Городе выращивали табак методом гидропоники) и попытался вспомнить все, что когда-либо слышал о гамильтонианцах. В первые годы космических путешествий они были чем-то вроде республиканской секты. Тогда был большой шум в обществе. Гамильтонианцы пытались расширить свои ряды… правительственное неодобрение, затем запрет… хм… Все это было так давно, что Амальфи даже не был уверен, что не перепутал события, связанные с гамильтонианцами, с какими-то другими событиями Земной истории. Но исход гамильтонианцев все же _и_м_е_л_ место. Отправляясь в переполненных кораблях на колонизацию других планет, они пытались устроить жизнь на них по своему образцу. Одна из наций, живших в то время на Земле, исповедовала разновидность гамильтонианства, которая получила название тимократии. Просуществовала она недолго и вскоре исчезла, но не без следов. Почти все основные политические события после очередного космического полета отзывались где-то в населенной людьми части вселенной.

Утопию, видимо, колонизировали одной из первых. Представители Хрунтанской Империи, прибудь _о_н_и_ сюда первыми, как само собой разумеющееся, разместили бы свои гарнизоны на обоих планетах.

Воспоминания об империи Хрунты были весьма отчетливыми, поскольку относились к более позднему времени. Однако и вспоминать о ней особенно было нечего. Когда жизнь на Земле начала окончательно разваливаться, в воздух ежедневно поднимались дюжины разных опереточных империй, отправлявшихся искать счастья в самых отдаленных уголках вселенной. Просто Алоиз Хрунтан оказался самым удачливым из всех самозваных императоров. Его владения расширялись со скоростью создания средств сообщений — только они сдерживали распространение абсолютной автократии. Но потом, незадолго до того, как самого Хрунтана убили собственные сыновья, поделив его владения на отдельные княжества, империя стала загнивать. Со временем эти герцогства в свою очередь подпали под номинальную, хотя непреодолимую власть Земли, оставив, точно также, как и Гамильтонианцы, наследство в виде нескольких заброшенных колоний — миры, где люди испытывали наслаждение от бессмысленных мечтаний.