Инженеры - Гарин-Михайловский Николай Георгиевич. Страница 44

- Нескромный вопрос, - сказал Савинский, смотря на Карташева, - вообще благосклонно дамы к вам относятся?

Карташев смутился и только махнул рукой, а Савинский, смеясь, сказал Лостеру:

- Что, Николай Павлович, совсем ведь еще юноша?

Он ласково смотрел в глаза Карташева и, пододвигая к нему чашу с ботвиньей, говорил:

- Пожалуйста!

- Вино белое или красное? - спросил Савинский.

- Белое, конечно, - сказал авторитетно Лостер.

- Белое, - сказал и Карташев.

- Дайте нам... дайте нам... ну, гут-дор.

- Вы знаете, - обратился он к Карташеву, - разницу в винах? Если вы хотите быть веселее - пейте рейнское. Если хотите крепко спать - бордо. Если хотите ухаживать за женщинами - пейте бургонское. Англичане предпочитают это вино, и так как я имею слабость к англичанам...

Савинский выставлял себя пьяницей, но пил очень мало, еще меньше пил Лостер.

Прощаясь, Савинский сказал Карташеву:

- Очень вам благодарен за все сообщенное. Я ответное письмо сегодня же напишу и пришлю к вам. Вы дома будете?

- Да, я прямо домой еду.

Савинский записал адрес Карташева.

- Это ваша сестра сегодня утром была с вами?

"Черт побери, - подумал Карташев, - он в окно, значит, увидел".

- Да, сестра.

- Сходство есть.

У выхода Карташев столкнулся с братом.

- Ну, едем скорее, - устало проговорил Сережа. - Тебе там хорошо было прохлаждаться, а у меня, братец мой, только слюнки текли, и теперь брюхо так подвело...

Сережа хотел было сесть на извозчика, но Карташев, сделав знак извозчику, сказал:

- Пройдем немного пешком.

- Это еще зачем?

- Я тебе потом объясню.

Пройдя и сев на извозчика, он рассказал, как Савинский в окно увидел сегодня Маню.

- Ну, так в чем же дело? - обиделся Сережа. - Тебе совестно, что ли, что я твой брат и ты со мной едешь?

- О, чучело! - рассмеялся Карташев. - За твой голод я хочу тебя вознаградить. Я куплю тебе свежей икры, балыка...

- Валяй!

- Куплю персиков, всяких фрукт...

- Валяй, валяй!

- И подарю тебе сто рублей.

- А вот это и совсем умно, - развеселился окончательно Сережа. - Это очень умно, пожалуйста, почаще приезжай.

В фруктовых лавках Сережа говорил брату:

- Смотри, смотри, свежие фисташки в кожуре, а вот уже и виноград константинопольский, и свежие орехи.

Накупили всего. Увидел Сережа на улице продающийся альвачик и обратил и на него внимание брата.

- Мне и его надо, - сказал старший Карташев.

- А теперь, знаешь, - предложил Сережа, - чтобы закончить, заедем и выпьем квасу на углу Успенской и Александровской. Ты, наверно, давно его не пил?

- С гимназических времен.

- Любил его?..

- Очень.

Старший Карташев, отпив, сидя на зеленой скамье под навесом у входа в погреб, где разливали квас, сказал:

- Прежде он был вкуснее.

- Погоди еще годков десяток, - ответил Сережа, - и еще вкуснее станет тот прежний. Отличный квас.

И Сережа жадно тянул розовую ароматную холодную влагу, смешанную с пеной.

Домой приехали братья нагруженные выше головы.

У подъезда Сережа таинственно заметил брату:

- Если ты не забудешь своего щедрого подарка, то сделай это так, чтоб твоя правая рука не знала, что творит левая...

Старший Карташев достал сторублевую бумажку и в левой руке, сам отвернувшись, протянул ее брату.

- Правильно, - ответил брат, пряча бумажку в то время, как девушка отворяла дверь.

Все уже пообедали и теперь усадили обедать Сережу, а старший брат с Маней пошли наверх с визитом.

Генерал и Евгения Борисовна радушно приняли Карташева и горячо поздравляли его.

К четырем часам они спустились вниз на террасу к общему чаю, к которому приехал и дядя Митя послушать о результате визита племянника к Савинскому.

У Сережи с Аней шли обычные пререкания.

Он говорил брату:

- Ты совершенно напрасно подарил ей сто рублей. Ведь так и будут лежать, пока не сгниют.

- А что ж, лучше так, как ты, выбросить за окошко? - отвечала бойко, тараща на брата глаза, Аня.

- Умница, Аня! - говорила мать.

- Так я, по крайней мере, живу, - говорил Сережа и потянулся за громадным персиком, - а ты что? Прозябаешь. Стираешь воротнички свои - жизнь прачки.

Аня обиделась и, поджав губы, сказала:

- По крайней мере, у мужа моего будет всегда чистая рубаха.

Это вызвало громкий смех, и среди смеха Аглаида Васильевна твердила:

- Умница моя, умница...

В это время вдруг приехал, никем не ожиданный, Савинский. Это внимание с его стороны было очень оценено и Аглаидой Васильевной, и братом ее, а Сережу это так поразило, что, пока знакомились с Савинским старшие, он, прикрыв рот, торопился справиться с непомерно большим персиком, который от неожиданности сразу засунул себе в рот.

Дядя Митя, торопливо застегивая свой пиджак, почтительно раскланялся с Савинским. Савинский был в форме с погонами действительного статского советника, Владимиром на шее и шпагой.

Как светский, умный и образованный человек, он быстро уловил общий тон и не только не стеснил общество, но еще прибавил оживления.

Усаживаясь и принимая стакан чаю, он весело говорил:

- Я из передней услыхал такой подмывающий, беззаветный смех, какой в России редко слышишь. И сразу оставили меня всякие мысли, заботы, и мне захотелось самому смеяться, и я рассмеялся. Вероятно, ваша горничная приняла меня за ненормального, судя, по крайней мере, по ее лицу.

Виновница смеха, Аня, залилась ярким румянцем, когда остановился на ней взгляд Савинского, а так как и все посмотрели на Аню, то опять последовал взрыв смеха, а Аня, вскочив, убежала.

Когда Савинскому объяснили, в чем дело, он сказал:

- Это так прелестно, что я, заклятый враг до сих пор женитьбы, переменил бы свое решение, если б не был уже стариком.

Маня ответила ему:

- Своими седыми волосами, во-первых, не кокетничайте, а во-вторых, позвольте притянуть вас к ответу: что в таком случае вы понимаете под женой?

Дядя Митя, все время настороженный, недовольно смотрел на Маню.

- Под хорошей женой, подходящей женой? Под хорошей женой, как и под всяким подходящим товарищем, я понимаю человека, могущего по возможности обходиться без посторонней помощи, годного на все, - от самой черной работы до высшей.