В лабиринте замершего города - Близнюк Семен. Страница 19
— А вы, значит, пан Ота… Отакар. Это очень хорошо, что Отакар, — бормотал домоуправ, внимательно разглядывая «аусвайс» Вашела. — Очень хорошо… Ведь это древнее чешское имя… Помните нашего князя Пршемысла Отакара Первого? Приличный был князь… Да, да — тот, который мечтал стать королём и действительно добился королевского титула, но, бедняга, умер. Говорят, подавился пражскими сосисками — очень их любил и пожирал неимоверно много, но вот одна стала ему поперёк горла — и скончался тут же, за столом. А Отакар Второй? Ну, вы, конечно, помните — его в четвёртом классе проходили. Этот Отакар хотел даже сделаться германским императором — на том основании, что бабушка его переспала с австрийским мясником, которого звали не то Шикль, не то Шакль, не то Грабер, не то Грубер…
Вашел улыбнулся и, прислушиваясь к совсем не безобидной болтовне хозяина, продолжал рассматривать комнату.
А пан Мирко, выписывая что-то из его «аусвайса», все не умолкал:
— Так вы, значит, не наш, не брненский?.. А ваш отец случайно не из Брно? Не был он парикмахером в той мастерской, которая возле костёла чёрных монахов? Нет, нет, не у костёла святого Якуба, где иезуиты, а у того, что возле вокзала, в котором капуцины… Был у меня знакомый парикмахер Вашел, он, значит, брил однажды капуцина и порезал ему нос, а капуцин спешил на свидание… Вот, пожалуйста, ваш паспорт, правильный паспорт, — закончил он без перехода. — Я все выписал, что надо. Только дам совет: старайтесь реже пользоваться своим документом. И вообще храните подальше. Знаете, сколько жуликов сейчас развелось…
И посетители вышли. Аккерман улыбнулся: — Видишь, свой человек… Насчёт «отца» — учти. А паспорт, действительно, используй осторожно. Мирко в этих делах разбирается.
Возвратились в подвал. Вашел открыл чемодан, раскинул антенну. Аккерман вышел на улицу, чтобы подежурить. Через полчаса Отакар позвал:
— Сильные помехи. Не могу выйти на связь. Ярослав потёр затылок.
— Ладно, завтра что-нибудь придумаем. Теперь давай спать.
Утром, оставив Вашела в квартире и на всякий случай закрыв на двери висячий замок, Аккерман сел на третий номер трамвая. Потом пересел на одиннадцатый, доехал до предпоследней остановки и пересел на четырнадцатый. Все это он проделывал не раз, добираясь по столь путанному маршруту до Михельской, где жил Пепа — руководитель группы.
Естественно, ни Смекалу, ни Вашелу об этом человеке ничего не говорил. Ведь закон подполья сурово гласил: каждый должен знать только то, что ему необходимо для выполнения задания. Согласившись доставить советского разведчика в Прагу и надёжно устроить его, Аккерман ликовал: он выполнял также задание Пепы, который давно уже стремился заполучить для группы радиста, ибо дел здесь было очень много…
Разговор с руководителем происходил не в доме, а в соседнем дворе, принадлежавшем другому подпольщику — Франте Марзлику. Из предосторожности в дом Пепы связные не являлись, а пройти огородами к соседскому двору не составляло трудности.
Условились, что вначале Аккерман отправил радиста в пригород Праги, к Ладе, члену группы.
Днём на красивых улицах Малой Страны можно было встретить только шинели и мундиры. Здесь, у Градчан, гитлеровцы укрепили каждый дом, каждую подворотню, особенно усердствуя вблизи архитектурных памятников: знали, как дорожат ими в Чехословакии.
Тут, у главного логова эсэсовцев, осмеливались появляться разве что коммерсанты, слетевшиеся в последнее время из различных городов Германии — грабить музеи да дворцы. Видимо, один из них и забрёл сейчас на Малостранске наместе [26]. Щуплый господин в шляпе и мягком пальто, дымя сигарой, разглядывал костёл святого Микулаша. Памятник сильно пострадал ещё в феврале, во время налётов американской авиации, бомбившей отнюдь не стратегические объекты… Господин прошёл под стрельчатые своды, не обращая внимания на артиллеристов, возившихся напротив, у Лихтенштейнского дворца. Он вытащил справочник и начал рассматривать остатки фресок Карела Шкерты… Потом недовольно покачав головой, прошёл дальше и тронул кольцо на дверях иезуитской гимназии. Священник впустил гостя…
Через час священника можно было встретить в магазине текстиля в Старом Месте. Придирчиво выбирал чёрное сукно, советуясь с опытной продавщицей.
А ещё примерно через час в Жидкове к воротам Ольшанского кладбища подошла одна женщина в траурной вуали. Под стеной в длинном ряду старухи продавали подснежники, фиалки и пучки лаврового листа. Женщина, присмотревшись, наконец, остановилась возле самой бойкой цветочницы.
— Мне нужно три букета цветов и два пучка зелени.
— Прошу, пани, у меня остался только один пучок. Пройдите к часовне, там, на пятой скамейке от входа моя сестра продаст вам сколько нужно…
Женщина купила у неё цветы. Торговка, покопавшись в кошельке, дала сдачи скомканными бумажками. И женщина медленно побрела на кладбище…
В три часа дня в комнату, отдуваясь, ввалился Аккерман и снял тесный костюм коммерсанта.
— Собирайся, в пять нас будут ждать. Нашлись приличные соседи.
Вашел, не расспрашивая, начал одеваться. Он понимал, что Аккерман — не простой знакомый Смекала. Он снова убедился, как слаженно и быстро работают в подполье чехословацкие коммунисты, умело используя традиции старой революционной гвардии и накопив опыт борьбы за годы оккупации. Они были точны, немногословны и изобретательны в конспирации, ясно представляли себе главную цель.
Одел модное, с регланом, ворсистое пальто, поправил «альпийку» — традиционную шляпу судетцев: «Готов!»
В этот момент у низкого подвального окна остановились сапоги. Металлически звякнул о камень приклад винтовки. Улицу прорезал пронзительный свисток. Где-то хлопнул выстрел. И тут же в наружную дверь громко постучали.
Вашел выхватил пистолет…
— Спрячь и ложись на койку! — скомандовал Аккерман. — Мы пьянствуем!
Он потянул со стола скатерть, налил в рюмки коньяк.
— Пей!
— Но я же…
— Прополощи рот, шило тебе в бок! Учти — ты пьян, как шумавский лесник, набравшийся сливянки на святого Иозефа, — приказал Ярослав и, повалившись в кресло, положил ноги на стул. За дверью слышалась скороговорка домоуправа. Он первым вкатился в подвальную комнату, за ним вошёл полицейский в каске, с нарукавной повязкой.
— Видите, пан офицер, я же говорил! К этим пьяницам никогда не достучишься. Пан Ярда, поднимитесь! Обход! Пан Ота, вы слышите?.. Даже за квартиру вперёд уплатили, чтоб я их не трогал.
— Кто этот тип? — спросил полицейский, кивнув на Вашела.
— Специалист по лесоторговле. Его дядя имеет в Судетах фабрику хмеля, к тому же из фольксдойчев, — вот и гуляет племянничек в Праге и по две недели. Паспорт на прописке — посмотрите, я книгу захватил…
Полицейский подошёл к Аккерману, тряхнул его за ворот.
— Ваши документы!
— Выпьем за любовь? — Аккерман поднялся, взял два бокала и запел: «Любовь, любовь, что знаешь ты… больше дырявых носков?..»
Полицейский сплюнул, но коньяка выпил. Потом толкнул Аккермана в кресло и уставился на жёлтый чемодан, стоявший под столом.
Аккерман небрежно толкнул чемодан ногой, забормотал:
— Ну, выпьем ещё…
На улице опять раздались выстрелы. Полицейский выскочил…
Ярослав поднялся и, вздохнув, спрятал пистолет: он на всякий случай держал его под мышкой.
— Если это начало, то каково будет продолжение? — мрачно сказал Вашел, подняв чемодан с пола. — Ну и грохнул ты его! Ещё не хватало, чтобы повредил рацию…
— Понимаешь, я ведь отвлекал внимание, — почёсывал затылок Ярослав.
Оба задумались над тем, как бы мог закончиться этот экспромт с выпивкой. Ведь полицай мог оказаться и не таким увальнем…
Вскоре друзья втиснулись в переполненный пригородный поезд, шедший в сторону Добриша. Сошли на станции Клинец.
Не успев познакомиться с Ладой, Вашел расположился в его хате, в спальне, проверил аппаратуру и облегчённо вздохнул: «Север» работал. Составив донесение, отстучал позывные.
26
Малостранскую площадь (чеш.).