Пчелиный волк - Веркин Эдуард. Страница 23
– Это не малявка… – оправдывался Дрюпин. – Функциональная наполненность устройства…
– Ма-алчать! – топал ногой Ван Холл. – Почему приходится работать с такими дураками?!!
– Давление челюстей… – бормотал Дрюпин. – Циркулярная пила под нижней челюстью, правда, еще не до конца смонтирована, я могу показать…
Дрюпин тыкал указкой в стоящего на табуретке Сима. Сим был бездвижен и безопасен. Он не устраивал Ван Холла в таком масштабе, а если бы он узнал, что пес еще совершенно безбашенный, то, наверное, Дрюпину досталось бы лютней.
А так Ван Холл обломал лютню о голову своего японца. В этот раз гнев триллионера был так силен, что японец от удара просел и не встал. Седой вздрогнул. Дрюпин стал бледнее мороженого. Сирень, напротив, покраснела от гнева. В последнее время я стал подозревать, что Сирень из породы правдолюбцев и справедливозащитников. Есть такие еще, особенно среди девчонок. На каждые двадцать девчонок – одна правдолюбка в обязательном порядке.
Однако у нее хватило ума не сделать Ван Холлу замечание. Конечно, бить ее лютней он бы не стал, но Седому могло вполне и перепасть. А Седой потом бы отыгрался на нас. На ней бы не отыгрался, а на нас запросто.
Сломав лютню, Ван Холл успокоился.
– Что он умеет? – спросил Ван Холл и брезгливо ткнул в Сима пальцем.
– Все! – нагло соврал Дрюпин. – Ну, почти все. Вы понимаете, в последнее время меня перекинули на дизайн парашюта, и я не смог…
– Понятно, – кивнул Ван Холл. – Демонтировать.
Это он сказал уже Седому.
В брифинг-зале повисла тишина. Тишина. Голографическое изображение металлического чудовища посредине зала, недоделанный кибернетический пес на табуретке, сумасшедший триллионер, только что разбивший лютню о голову своего холуя, Сирень – мать Тереза Калькуттская в молодости, ну и я, скромный и циничный, как мастер спорта по борьбе сумо.
– Кого демонтировать? – почти шепотом спросил Седой.
– Ну, не мальчишку же! – застонал Ван Холл. – Эту железяку! Эту железяку демонтируй!
– Я все исправлю! – пискнул Дрюпин. – Он заработает…
– Лютню мне, лютню!
Японец подобострастно подал Ван Холлу очередную лютню. Запас лютен у Ван Холла был воистину неисчерпаем. Но в этот раз Ван Холл не стал сокрушать музыкальный инструмент о чердаки окружающих его идиотов. Он неожиданно уселся на пол и принялся наигрывать на этой древнефранцузской балалайке удивительно тоскливую мелодию. От этой мелодии у меня даже как-то защемило сердце, засбоил митральный клапан, и я подумал, что надо беречь себя.
А то так никогда и не увижу я Мачу Пикчу, Город Выше Облаков, не узнаю имя свое.
Дрюпин бормотал, что он все исправит, что через месяц подготовит нужное чудовище, с нужным масштабом, а Сим просто модель, все сначала надо строить в маленьком варианте…
Но Ван Холл сказал, что так никаких денег не напасешься, после чего велел все-таки разобрать Сима и сдать ценные запчасти на склад.
Дрюпин умолял.
Не помогло.
На этом брифинг закончился. О наших приключениях с красным волком не было сказано ничего. И тем не менее предчувствие наползающих проблем не покидало меня. Оно даже усилилось. Я чувствую беду затылком, я говорил.
Дрюпин рыдал целую ночь, почему-то я слышал его стенания даже в своей комнате. Утром пришел Седой и сказал, что так и быть, он договорился, разбирать Сима пока не надо, однако необходимо его как следует приструнить. В противном случае Ван Холл его дезинтегрирует.
Дрюпин был термоядерно осчастливлен. Сидел на полу, гладил Сима по голове. Приговаривал, что, мол, какая хорошая собачка, побила плохих змеек, а ничего, плохие змейки сами виноваты, нефиг ползать под ногами, любой из себя выйдет, когда у него ползают туда-сюда под ногами…
Даже эта брукезия, Сирень, и та не выдержала подобного зрелища.
Кстати о Сирени. Так, напоследок.
Сирень.
Сирень-Сирень.
Девчонка. Тундра. Даже хуже. Вечная мерзлота. Ледниковый период. Вмерзшие в лед шерстистые носороги с глупыми глазами, что тут еще можно сказать?
Глава 7. Как я убил скороходов
Заглянул к Дрюпину поболтать, застал Дрюпина за странным занятием.
Дрюпин лежал на койке, подняв на стену ноги, уставив в потолок свои неприличные ступни. На кривые дрюпинские мизинцы были наброшены петли из толстых медицинских резинок. Концы резинок закреплялись вбитыми в стену гвоздями. Дрюпин двигал мизинцы в сторону, резинки растягивались. Дрюпин пыхтел.
Он качал мизинцы.
Это было довольно странно. Тренировки Дрюпин не любил, в спортзал заглядывал редко, подтянуться мог раз двенадцать от силы. И вдруг такая спортивная активность.
Заметив меня, Дрюпин кивнул, но от занятий не отступил, наоборот, приналег на них с удвоенным энтузиазмом. Его механическое чудовище сидело рядом на тумбочке, наблюдало за экзерсисами своего властелина с ровным электронным интересом.
Я устроился в кресле и спросил:
– Мизинцы качаешь?
– Человек должен быть гармонично развит, – ответствовал Дрюпин. – У некоторых бицепсы рубашку рвут, а в мозгу вакуум бродит.
– Зачем тебе накачанные мизинцы?
– Тебе не понять, – надменно ответил Дрюпин.
Он вытащил пальцы из своего тренажера, перекувырнулся и встал на ноги.
– Смотри!
И Дрюпин принялся с гордостью шевелить своими пальцами.
Пальцы у него шевелились и впрямь знатно, с широкой амплитудой, я, например, так не мог.
– Волосато, – сказал я. – Но какая в этом практическая цель?
– Ты вряд ли поймешь художника, – выдал Дрюпин. – В тебе нет…
– Ты что, картины ими рисовать собираешься?
Я представил. Дрюпин лежит на диване, растопырив перепачканные красками ножные пальцы. Правой ногой рисует «Утро в сосновом лесу», левой «Купание красного коня». Ценители тонкой живописи толпятся в прихожей, хрустя чековыми книжками. Сальвадор Дали похохатывает в гробу, являя миру татуировку в виде надписи: «Щедра дураками Русь-матушка»
– Дрюпинг, зачем ты все-таки тренируешь мизинцы?
Дрюпин сделал задумчивое лицо, будто прикидывал по-быстрому, выдать мне эту страшную тайну или все-таки унести ее в могилу. Подумав немножко, он все-таки раскололся.
– Пальцы я тренирую для скороходов, – выложил он.
– Для чего?
– Для скороходов.
– Для сапог, что ли?
– Угу, – кивнул Дрюпин. – Для них. Ты же знаешь, я их усовершенствовал. Сегодня из лаборатории поднял.
Дрюпин открыл дверцу шкафа и вытащил коробку с сапогами. Вообще, сапогами их было можно назвать только с большой долей условности. От настоящих сапог у скороходов сохранилась лишь подошва. Толстая, резиново-металлическая подошва. К подошве крепились мощные толкательные рычаги, такие же толстые тяги, резервуары с топливом, еще что-то техническое. Нелепое сооружение, громоздкое на первый взгляд, но с его помощью можно легко обогнать мопед. И запрыгнуть на двухметровую высоту.
Дрюпин напялил сапоги и, пыхтя, затянул ремни.
– Для того чтобы активировать сапоги, теперь не надо нагибаться и нажимать на кнопку. Легким движением мизинца…
Сапоги не включались. Дрюпин морщился и пыхтел, видимо, вовсю работал мизинцем.
Сапоги не срабатывали.
– Все вы так, – грустно сказал я. – Говорите, что изобрели вечный двигатель, а получается обычная картофелечистка… Я хотел с тобой все ж таки обсудить…
Дрюпин рыкнул, присел, выплюнул отвертку и стал ковыряться в правом скороходе.
– Иди, Джеки, тренируйся, – посоветовал я. – Ты недостаточно утруждал себя занятиями…
– Сейчас я… Ага!
В сапогах щелкнуло, и из носков выскочили два длинных ножа. Судя по тонким треугольным узорам на лезвии, это был супербулат. Перекристаллизованная сверхуглеродистая сталь, так, кажется. Такой ножик при должном усилии может разрубить рельсу узкоколейки. Опасная вещь. У меня самого такой есть. За голенищем.
– Это бонус. – Дрюпин подмигнул. – Я и тебе, кстати, сделал.
– Это какой палец? – спросил я.