Пчелиный волк - Веркин Эдуард. Страница 72

– Ладно, иди отсюда, Тулуз-Лотрек [24], – ведущий сделал презрительно-прогоняющий жест. – Не полагается… Так и я могу сбацать. Следующий!

Снегирь удалился, а его место занял другой претендент, с бородой и без чернильницы, в пиджаке, однако.

– Претендент Тытырин, – объявил претендент. – Прочту настоящие стихи.

Тытырин закрыл на секунду глаза, затем сразу выдал:

В последующих строфах рассказывалось про копны, лихую молодецкую удаль и глубокую грусть, про запах свежесрубленных берез и про разливающийся по вечерам малиновый перезвон и песни соловья.

Грусть… Но грусть не отменяет беспощадности. Скоро я узнаю.

На ристалище развернулся экшн – перед самыми песнями соловья Тытырин выхватил из-за пазухи шапку и быстро надел ее на голову.

Тытырин охнул и лихо хлопнул шапку оземь. Трибуны захлопали оживленней. Свинья хрюкнула. Пендрагон одобрительно кивал.

– Молодец! – Ведущий хлопнул Тытырина по плечу. – Персиваль был бы тобой доволен. Только не в тему немного. При чем тут Россия, мы в Деспотате.

– Я могу по-другому, – Тытырин схватил ведущего за руку. – Вот так.

– Это хуже, – поморщился конферансье. – Карпаты какие-то… Шагай, Гарин-Михайловский [25], шагай!

Претендент Тытырин поклонился и удалился на трибуны.

– Претендент Ямомото, сёгун Внутреннего Предела, – объявил конферансье. – Почетный лауреат Первого Открытого Поэтического Турнира. Приветствуем.

Трибуны приветливо приветствовали прошлогоднего лауреата, весьма походившего на самурая.

Как бы подтверждая свою самурайскую сущность, Ямомото выхватил меч, произвел несколько выпадов. Свинья с опаской посторонилась на окраину арены. Зрители одобрительно загудели. Ямомото резко спрятал меч в ножны и хриплым гортанным голосом произнес:

А этот Ямомото оказался блюдолизом. Глаза дракона – это круто, глаза дракона – это звучит.

– Неправильный размер, – покачал головой Коровин. – Хайку не так сочиняется…

– А мне понравилось, – сказал Кипчак. – Только что такое сакура?

– Это черешня, – объяснил я.

– А что такое черешня?

Что такое черешня, я объяснить не успел. Трибуны взорвались аплодисментами. Хлопал даже Пендрагон. Потихоньку так, значительно.

Свинья вздрогнула.

Я надеялся, что после такого триумфа Ямомото, как всякий честный самурай, покончит с собой, но Ямомото меня разочаровал. Кодекс Буси-до был ему явно чужд. Ямомото сделал сердитое лицо и вышел в калитку.

– Претендент Ракитченко, – объявил ведущий.

На арену выбрался здоровенный слонообразный парень. Какой-то нечесаный и немытый, в больших, похожих на корыта сапогах.

– Ракита, давай побыстрее, – попросил ведущий.

– Хорошо, – сказал Ракитченко. – Мое стихотворение называется «Без ушей».

Ракитченко достал из-за пазухи листок бумаги и начал тихо и без выражения читать:

Там было еще несколько куплетов, то есть строф. Стихи были какие-то грустные и мне не глянулись. Но это дело вкуса. Вполне допускаю, что какой-нибудь там восьмилетней Сирени они вполне бы понравились. Может быть, она даже всплакнула бы.

Кипчак во всяком случае зашмыгал носом. Коровин молчал.

Я же наблюдал за Пендрагоном. Пендрагон сделал отмашку большим пальцем левой руки. Трибуны засвистели. В претендента Ракитченко попали два яйца, несколько помидоров и голова дохлой кошки. Ракитченко кивнул трибунам и удалился в калитку.

После Ракитченко выступали еще несколько претендентов со своими мадригалами, не имевшими большого успеха у публики. Публика подустала и хлопала уже неохотно. Все как-то ерзали и оглядывались, видимо, ожидали появления Иггдрасиля.

Вот и седьмой претендент под свист удалился в калитку. С трибуны спустился сам Пендрагон. Стало тихо.

– Сегодня я прочитаю поэму, – тихо сказал он.

– Да!!! – завопил ведущий. – Пронзи нас поэмой!

Пендрагон терпеливо посмотрел на ведущего, ведущий мелко поклонился и тоже убрался в калитку.

– История этой поэмы похожа на нашу жизнь, – издалека начал Пендрагон. – Ее идею мне подсказал сам Персиваль во время наших бесконечных странствий по бескрайним просторам. Эта история про человека, до конца оставшегося преданным своим идеалам. В чем-то эта история про самого Персиваля…

Пендрагон погрузился в раздумья. Произнес:

– А недавно, несколько дней назад, мне во сне явился мой друг. И сказал. Сочиняй. Сочиняй поэму. Я взял бумагу и погрузился в сладкую пытку творчества. И создал. Поэма называется «Беспредел медведей в Тевтобургском лесу».

Пендрагон поклонился, тряхнул головой, как бы отбрасывая со лба несуществующую челку. Очки шлема блеснули.

И начал:

Читал Пендрагон на удивление хорошо. С выражением. С любовью. Прямо Качалов [26], суперджей, актер высокой исполнительской культуры.

Я подумал даже, что Пендрагон, пожалуй, занимался в хоре. Или в кружке народной самодеятельности.

Так часто бывает. У самого сочинялка туго работает, зато читает так, хучь в прорубь прыгай.

Пендрагон продолжал. На нас обрушивались правдивые, искренние строки о нелегкой доле римлян, заблудившихся в Тевтобургском лесу. О нехватке чистой пресной воды и продовольствия, о происках многочисленных медведей, не одобривших вторжение римских центурионов в свою среду обитания.