Чужие игры - Воробей Вера и Марина. Страница 12

«Я тебе это еще припомню!» – решила Юля и вернулась на свое место. Она представила себе, как вместе с Мариной отправится в магазин одежды и прихватит с собой Ежова. Девушки будут долго ходить по разным отделам, разглядывать вещи и оценивать достоинства и недостатки моделей. Конечно же, сначала Ежов попытается смыться, но она его не отпустит: пусть помается. Но и это еще не все. На обратном пути подруги станут обмениваться впечатлениями, а любые попытки говорить на другие темы Юля будет пресекать. «Он у меня получит!» – Настроение у нее сразу поднялось.

Девушка так замечталась, что не заметила, как за столом страсти закипели всерьез.

– Этого в правилах нет, – вкрадчиво произнес Димыч. – Один кубик на ритрид. Все.

– Да ему все равно! – Толстый подскочил как на пружине. – Понятное дело, Кексу выиграть охота, он пургу и гонит!

– Ну да, конечно! Все как всегда! – Парень, на которого все смотрели, надулся. – Ну все, давайте, я проиграл. Можете успокоиться.

Тут заговорили все сразу. Минут пять в бойлерной стоял жуткий гвалт. Игроки выхватывали друг у друга листочки с английским текстом, тыкали в них пальцами, пытались что-то доказать. Но, кажется, совершенно напрасно. При таком шуме не то что понять, расслышать оппонента было трудно. Вдруг разом все смолкли. Сели, успокоились и как ни в чем не бывало стали опять двигать солдатиков и кидать кубики.

Юля с тоской смотрела на стол и солдатиков. Теперь все это вовсе не казалось ей таким уж красивым. 

«Вот дура, идиотка несчастная! – ругала она себя. – И зачем только притащилась сюда. А все Ежов! Это он меня приволок».

Конечно, она лукавила. В клуб ее никто не тащил, наоборот, Коля сомневался, не будет ли ей скучно. Но кто же вспоминает о таких мелочах, когда часа три просидит на одном месте, не зная, чем заняться. «В конце концов, – объясняла Юля сама себе, – он мог бы постараться, чтобы и мне было весело. Сам ржет как лошадь, и на всех плевать. Только о себе и думает. Кашалот бесчувственный, эгоист! Все, хватит! Если через двадцать минут этот идиотизм не кончится, я уйду. А он как хочет».

Но прошло двадцать минут, и еще двадцать, потом час... Юля уже не надеялась дожить до конца битвы. Игра, казалось, продлится до бесконечности. Оловянные человечки, лошади, деревца теперь никогда не кончатся…

Девушка даже не заметила, как солдатиков перестали двигать. Игра закончилась, шло обсуждение сражения. В конце концов девушка пришла к твердому убеждению: Ежов все это затеял только для того, чтобы унизить ее, показать, как мало места в его жизни она занимает. Теперь оставался последний штрих. Им следовало окончательно выяснить отношения и расстаться, теперь уже навеки.

«Конечно, – думала Юля с ожесточением, – каждый сам решает, что в его жизни ценнее. Насильно мил не будешь. Наверняка в следующий раз кто-нибудь из них, – окинула она враждебным взглядом всю компанию, – кто-нибудь спросит: где, мол, та дурочка. А потом они все вместе посмеются над тем, как Ежов разбил мне сердце».

Юле было очень жаль себя, ей ужасно хотелось расплакаться, затопать ногами, устроить истерику, но делать это при посторонних она не желала. Оставалось дождаться момента, когда они останутся вдвоем, и тогда можно дать себе волю.

Между тем игроки стали складывать солдатиков в коробки. Их заматывали, аккуратно паковали, будто это невесть какая ценность. Наконец стол опустел. Юля вздохнула с облегчением, но, как оказалось, преждевременно.

– Все, пойдем! – Она потянула Колю за рукав, когда почти все разошлись.

Но, кажется, Ежов решил окончательно довести ее.

– Еще чуть-чуть, я, это… – Он потер лоб. – У меня тут заказ хороший наклюнулся.

Он подошел к Толстому, и они еще минут двадцать обсуждали какие-то фигурки, которые Кольке, видите ли, необходимо было налить, обработать и покрасить. Потом Толстый отсчитал деньги, отдал Ежову. Наконец они вышли на улицу.

Юля молчала. Она не считала возможным разговаривать с Колей после всего того, что он устроил. Зато Толстый болтал даже не за двоих, а за троих. Юля только успевала отслеживать темы. Толстый включился как радио и выключился, когда настало время прощаться. Диапазон его трескотни был широк: от последней битвы до новейших музыкальных хитов. Вообще у Юли создалось впечатление, будто у Толстого половина города в друзьях-приятелях, а с остальными он просто знаком. По ходу дела выяснилось, что Толстого звали Олегом.

У Юли на душе немножко полегчало. Конечно, она не отказалась от идеи высказать Ежову свои претензии, но гораздо благосклоннее отнеслась к Колиной компании.

– Ты не слышала, как к нам менты завалили? – вдруг спросил Олег.

Юля покачала головой.

– Это было нечто! – Толстый воодушевился. – Сидим себе играем, и вдруг врываются маски-шоу. Всем на пол, руки за голову. И тут мы дали хита. Димыч одного положил, другого, третьего, пока не оказалось, что их главный – его братан. Тут, конечно, простите-извините, хаотичное братание и глухая пьянка.

– И часто к вам милиция заглядывает? – Ситуация Юле показалась знакомой.

– Да первый раз. Навел кто-то: дескать, наркоши здесь.

Юлины брови сами собой поползли вверх. Ничего себе! Она же видела кассету: ни драки, ни попойки, ни братания.

Девушка покосилась на Колю. Тот только головой крутил: мол, не любо, не слушай, а врать не мешай.

– Ну как тебе? – беспечно поинтересовался Ежов, когда они остались вдвоем.

И тут Юлю прорвало не хуже Толстого. Она отпускала ядовитые замечания, рассказывала о собственных ощущениях, интересовалась, помнит ли Коля ее имя, и т. д. и т.п.

Ежов и рта не мог раскрыть. Несколько раз он порывался вставить хоть слово, но не тут-то было. Юля не желала прерывать свой монолог. Лишь выпустив пар, она остановилась передохнуть.

Ежов стоял перед ней, виновато понурив голову.

– Беда, – только и вымолвил он. – Я думал, тебе, это, понравилось.

– Конечно, понравилось. Я пять часов тупо сидела на одном месте, пока вы развлекались. – Впрочем, теперь она говорила менее энергично: – Ты когда-нибудь в лифте застревал? Ощущения такие же.

Всю дорогу до дому Юля всеми возможными способами уговаривала Ежова бросить эту фигню. Но в ответ он лишь отрицательно качал головой и невразумительно мычал. Наконец у самого ее дома он не выдержал.

– Как ты понять не хочешь? – Коля остановился и в упор поглядел на девушку. – Мне там очень хорошо, мне там интересно.

– Значит, со мной тебе плохо и неинтересно? – Юля почувствовала, как внутри снова нарастает злость.

– Нет, с тобой мне очень хорошо, очень-очень. Но пойми ты, это другое.

Девушка лишь презрительно фыркнула:

– Ладно, до завтра.

Совершенно убитый и понурый, Ежов поплелся прочь. Как не похож он был на того Колю, который сегодня что-то чертил у Кахобера на уроке, который двигал своих дурацких солдатиков, скакал и прыгал вокруг стола. Тогда глаза его горели, плечи распрямлялись, и он становился даже выше ростом. Теперь он как-то весь сгорбился, сдулся, будто проколотый воздушный шарик.

Юле вдруг стало ужасно жалко его. То, что еще минуту назад казалось ей таким правильным и важным, теперь потеряло смысл. Сейчас имело значение только одно: именно она, Юля, сделала его таким несчастным, обидела его.

– Коля, погоди!

Он остановился и, еще сильнее съежившись, медленно, нехотя, поплелся обратно.

– Прости меня, пожалуйста! Все это мои идиотизмы. – Она всхлипнула. – Прости, я больше не буду тебя мучить.

И Коля, тот самый Коля, которого она так хорошо знала и любила, грустно улыбнулся и обнял ее, как тогда на балконе. Они просто стояли, тесно прижавшись друг к другу, и молчали.