Загадка Большой тропы - Сергеев Дмитрий. Страница 5
В другом месте мальчика окликнул строгий девичий голос:
— Петя, ты куда?
Гриша не отозвался.
— Это, наверно, не Петька, — негромко произнес мужской голос.
Завернув в переулок, по которому они проходили утром, Гриша увидел дом, одиноко возвышающийся на бугре. При первом беглом взгляде на него какая-то неуловимая деталь вдруг создала иллюзию обитаемости дома. Гриша застыл на месте. Долго приглядывался и, наконец, понял ошибку. Как раз над крышей на фоне черно-синего звездного неба повисло небольшое облако, и мальчик вначале принял его за дым, выходящий из трубы. Теперь же, когда он понял этот оптический обман, дом показался еще более зловещим.
Гриша нащупал в кармане рукоятку ножа и, стараясь ступать бесшумно, пошел дальше. Остановился в конце переулка. От Степанова дома его отделяла только пустынная широкая улица, заросшая травой. Свет луны падал на дом из ограды, и стена, обращенная в улицу, находилась в тени.
Тишина.
Гриша собрался уже перебежать пустырь, как со стороны дома раздался неприятный резкий металлический скрежет. Этот звук пригвоздил мальчика к месту. Лихорадочно заколотилось сердце. Несколько минут Гриша прислушивался. Ничего подозрительного. Что это было? Идти дальше он не решался. Если бы вместе с ним был еще кто-нибудь, пусть бы даже Наташа, она хоть и девчонка, а вдвоем все лучше.
Наконец, пересилив страх, Гриша бесшумной рысью пересек улицу и скрылся в тени заплота, огораживающего Степанов дом. Теперь до стены дома оставалось несколько шагов. Гриша прокрался к стене и осторожно стал приближаться к крайнему окну. Вдруг он вздрогнул, и страх холодными струйками растекся по спине — из-под самых ног мальчика выскочила разбуженная коза. Она торопливо отбежала на середину улицы и с нахальным любопытством обернулась в сторону Гриши. Потом, гордо задрав рога, степенным шагом перешла через улицу и улеглась на новом месте. Гриша замер, прижавшись к бревенчатой стене; сумасшедше билось сердце, оглушающе стучал пульс в висках.
Долго внимательно смотрел Гриша на ближнее окно. Решительно сделал еще два шага и прильнул глазами к щели в ставне. Вначале он не видел ничего, кроме пугающей темноты, но, приглядевшись, различил неяркую полосу света, которая падала на пол комнаты из двери, ведущей, по-видимому, в кухню.
«Наверно, лунный свет», — подумал он. Но отчего свет становится ярче и ярче, словно у луны усиливается накал? «Нет, это не луна», — решил он.
Страх пронизывал холодом, заставлял неметь кончики пальцев, гнал прочь от опасного дома — любопытство удерживало у окна. Вдруг он ясно расслышал скрип половиц в доме и чьи-то тяжелые шаги. В то же время в полосу света вынырнула неуклюжая длинная тень, похожая на фигуру человека, но только с непомерно большим горбом. Донесся приглушенный говор. Тень колебалась и становилась то резче, темнее, то туманно расплывалась. Резким ударом по нервам прозвучал негромкий крик:
— Держи, держи! Вот черт!
Не помня себя, мальчик кинулся бежать. Лунный свет искажает очертания предметов: Гриша не заметил небольшой ямы под ногами, оступился и во весь рост вытянулся на земле.
Вокруг стояла невозмутимая тишина и только в ушах все еще гремел незнакомый тревожный голос:
— Держи, держи!
Гриша обернулся лицом к страшному дому: сквозь, щели ставен во всех четырех окнах просвечивало яркое красноватое пламя. Послышался резкий треск — один ставень со стуком распахнулся, и из окна выскочили двое. «Привидения», — пронеслось в мыслях. Все происходящее начинало казаться нелепым сном, и только боль от ссадин на локтях была чересчур реальна для сновидения. Оба человека темными силуэтами замелькали вдоль забора и скрылись за углом.
Потом Гриша увидел их на бугре за изгородью. Там они на миг задержались и неожиданно исчезли, словно растворились в темноте.
А пламя тем временем длинными языками выплескивалось в окна и лизало крышу из прогнившего дранья. Это уже мало походило на волшебные огни.
«Пожар»! — сообразил Гриша.
Подтверждая его догадку, где-то за домами раздался истошный женский крик:
— Караул! Пожар!
А еще через минуту пустынная улица перед пылающим домом заполнилась народом. Гриша вскочил на ноги и незаметно для себя влился в толпу. Тут были мужчины, женщины, сновали ребятишки. Многие повыскакивали на улицу полуодетыми. Какой-то старичок протиснулся к дому и не то огорченно, не то, напротив, обрадованно сказал:
— Загорелась чертова горница!
В другом конце деревни слышались тревожные частые удары во что то металлическое. Люди все прибывали и прибывали. Вокруг горящего дома образовалось вздрагивающее освещенное пространство, за пределами которого темнота была еще гуще. Все, кто подходил, появлялись из нее внезапно. Глаза у людей, ослепленные пламенем, казались огромными, а лица, все время меняющие очертания из-за колеблющихся теней, необычными. Многие в руках держали топоры, багры, вилы. Начали ломать забор. Разгоняя толпу сигналами, подъехала автомашина. На ней стояли бочки с водой, гремели ведра.
— Нечего тушить его. Нехай горит, — громко заявил кто-то.
На крышу ближнего дома взобрались добровольцы, держа наготове ведра с водой, — следили, чтобы огонь не переметнулся на другие избы. К счастью, стояло полное безветрие. В стороне от всех Гриша увидел угрюмое лицо одного из братьев Елизовых, но кого именно, не мог сказать. Елизов безучастно смотрел, как полыхала постройка. Под ногами людей вертелись вездесущие собаки. Среди них Гриша приметил Байкала.
Пожар так и не смогли затушить. Гриша протолкался в хороводе зевак до рассвета. От угрюмого дома остались только тлеющие головешки, когда мальчик, усталый и возбужденный, возвратился на сеновал. О своем ночном приключении он никому не рассказал: боялся — не поверят.
На следующий день в деревне только и было разговоров, что о ночном происшествии.
— Дедушка, а правда, будто в этом доме по ночам черти водились? — с затаенным смехом в глазах спросила Наташа у конюха Васильева.
— Ты, внучка, не смейся. Не гоже над этим смеяться.
— Я не смеюсь, деда.
— По глазам вижу.
— А кто же дом поджег? — снова спросила она.
— Зачем его поджигать. Сам сгорел.
— Как же может сам загореться?
— Да уж так. Пришло время и сгорел.
Больше от деда ничего нельзя было добиться. И в деревне многие, особенно старики, склонны были думать, что дом загорелся по причине, к которой люди не причастны. Ночной пожар особенно никого не огорчил. Даже Степан Елизов проявил полное равнодушие.
— Что, дом-то сгорел? — спрашивали у него.
— Сгорел, стало быть, — равнодушно отвечал он так, словно ничего другого и не ожидал.
Пожалуй, один только Гриша знал чуточку больше других.
На Большой тропе
Линия деревянных столбов с электропроводами обрывалась у молочной фермы, в трех километрах за южной окраиной Перевального. Здесь граница цивилизации: дальше в горы уходит только конная тропа — знаменитая Большая тропа. Когда-то все село кормилось ею: парни сызмалетства водили в Монголию и Китай обозы низкорослых монгольских лошадок, груженных разными товарами. Постройка железной дороги нанесла непоправимый ущерб жителям Перевального все товары пошли другим, быстрым и дешевым, путем. Пахотных земель вокруг села нет, но старожилы не захотели покидать обжитых мест: кто стал разводить скотину, кто занялся охотничьим промыслом. О былой славе села помнят немногие.
Впереди ехали Павел Осипович и конюх Васильев, сзади всех коллектор Прагин и вновь нанятый рабочий. Остальным места в караване не определены строго, только наказано следить друг за другом, и, если нужно почему-либо задержаться, предупреждать товарищей. Единственный новичок в путешествии Гриша, все остальные — люди бывалые. Даже Наташе трехдневная прогулка верхом через тайгу и горы не в диковинку. Накануне она выплакала-таки у отца разрешение на поездку. Правда, с первым же обратным рейсом она должна возвратиться в село. Отец нередко делал и раньше для дочери подобные уступки.