Бедовый мальчишка - Баныкин Виктор Иванович. Страница 68

Пока начбриг сидел над картой, выставив спину с проступившими через гимнастерку лопатками, Лоскутов стоял возле него, затаив дыхание.

— Слушай теперь, — заговорил наконец Чапаев, жестом приглашая командира полка следить за картой. — Оба полка бригады должны перейти в наступление. В решительное наступление. Противники получат удар с тыла, в самое слабое место… Надо сбить спесь этим господам!.. Твоему полку вернуть переправу. А в Карловку к Соболеву сейчас же отправим ординарца с приказом. Разинский полк через Гусиху выйдет в тыл чехам и атакует их вместе с твоими ребятами в Таволжанке.

Рассказав командиру Пугачевского полка о плане предстоящей операции, Василий Иванович постучал по столу циркулем и спросил:

— Понял?

Помолчав, уверенно проговорил:

— Если успешно поведем дело, можно будет и Николаевск освободить от белобандитов, и неприятеля обескровить.

Подписав последние приказы и послав в Карловку ординарца с пакетом, Чапаев с Лоскутовым поехали к передовым цепям.

* * *

Пугачевский полк занимал позицию в поле, в полукилометре от извилистого берега реки.

Батальоны и роты вели перестрелку с неприятелем, закрепившимся у переправы, на этом берегу. С другого, правого, берега, крутого и заросшего тальником, чехи обстреливали красноармейцев из пулеметов.

Два брата Кузнецовы — Семен и Тихон — лежали за одним бугорком. Стреляли редко — берегли патроны. Гимнастерки на спинах братьев почернели от соленого пота, по багровым лицам сбегали мутные струйки.

— Хотя бы солнышко, что ли, скорее закатилось, — проворчал Тихон. — Эко как шпарят! Без передыху!

Семен глубже надвинул на лоб фуражку. Облизав потрескавшиеся губы, нехотя протянул:

— Долго, пожалуй, тут не задержимся…

Тихон не ответил. Еще ниже опустив голову, он надолго застыл, не шевелясь, весь отдавшись глубокому раздумью.

На бугорок прыгнула зеленая саранча и притаилась, прижалась брюшком к земле. Осторожно подняв руку, Семен собрался накрыть саранчу ладонью, но она скакнула и полетела, распустив розовые слюдяные крылышки.

В это время Семена окликнул сосед по левую сторону, старик Власенко. Когда Семен оглянулся, Власенко широко, во все лицо, заулыбался, показывая из-под усов редкие, пожелтевшие зубы:

— Василь Иваныч прискакал!

Весть о приезде Чапаева в несколько секунд облетела всех бойцов. Красноармейцы оглядывались назад, желая поскорее увидеть начбрига. Все оживились, повеселели. Стали перебрасываться словами:

— Теперь, ребята, не тужи!

— Узнает нынче чех, где раки зимуют!

Руководство операцией начбриг взял на себя.

Чапаев приказал сейчас же выдать бойцам запас патронов, обнести цепи водой.

— Предупреждаю: все должны быть готовыми к атаке, — сказал Василий Иванович командирам.

Встав во весь рост в тачанке, Чапаев долго разглядывал в бинокль позиции противника, намечая, куда поставить пулеметы. Посвистывая, пролетели пули, но он, казалось, ничего не замечал.

На солнце набежало дымчатое облачко с белой пенной опушкой, и тут же из степи вдруг налетел ветер и окутал цепи черной пылью.

Начбриг спрыгнул на землю и указал места, где требовалось укрепить пулеметами.

Подошел Исаев с кружкой холодной колодезной воды и, чуть улыбаясь, сказал:

— Испить не хочешь, Василий Иванович?

Чапаев напился и, расправляя усы указательным пальцем правой руки, зашагал. Ординарец последовал за ним.

Прошли в первую цепь. Бойцы посторонились, уступая место, и начбриг с ординарцем легли на землю.

Была дана команда: «К перебежке приготовиться!» И все замерли, готовые в любое мгновение вскочить, броситься вперед. Настороженная тишина длилась секунду, другую, третью. И хотя все только и ждали короткого, отрывистого слова перебежка, оно, оказалось, прозвучало совсем неожиданно.

— Перебежка! — закричал Чапаев, и цепь, как один человек, взметнулась, поднялась. — Бегом!

И все бросились вперед.

Поддерживая левой рукой шашку, начбриг бежал вместе со всеми, то смотря прямо перед собой, то оглядываясь на цепь, ощетинившуюся штыками.

Затарахтело несколько чешских пулеметов.

— Ложись!

С каждой перебежкой расстояние до переправы быстро сокращалось. Уже отчетливо были видны камыши у противоположного берега Большого Иргиза.

Когда Семен Кузнецов осторожно приподнял голову и посмотрел прямо перед собой, у него от изумления широко открылись глаза.

В течение дня Семен не один раз видел Иргиз, но вот почему-то лишь сейчас эта знакомая с детства мелководная, извилистая степная речушка вдруг показалась ему какой-то необыкновенной, трогательно-волнующей.

Точно зачарованные смотрели в эту тихую, небыструю речку и сонно поникшие камыши, и глинистый крутой берег, и кустарник с сизыми обмякшими листочками, и голубеющее бездонное небо. Семен на какое-то мгновение забыл и о войне, и о пролетавших над головой пулях, и о том, что, может быть, его скоро не будет в живых.

Вспомнились Семену мальчишеские поездки в ночное, и рыбалки на заре, и многое, многое другое — такое близкое, родное.

Внезапно что-то прожужжало, и рядом с вытянутой рукой Кузнецова взбугрилась земля.

— Нагни голову! — услышал Семен голос Василенко, строгий и незнакомый, и тут же пришел в себя.

«Ведь это пуля чуть не задела меня», — пронеслось в голове у Семена, и сознание близкой опасности сразу сковало все члены.

Цепи лежали в напряженном молчании. Перебежки кончились. Сейчас начнется атака… И вот наконец наступило то, о чем думал каждый в эти пять минут, показавшиеся вечностью:

— В атаку-у!.. Ур-ра-а!..

Бойцы поднялись, выпрямились и ринулись вперед, сотрясая воздух мощным, непрерывным «ура».

Семен бежал в одной цепи со всеми. Как и все, он кричал «ура» и удивлялся, как это минуту назад он мог поддаться страху. Его настоящим желанием было стремление вперед. Вперед и вперед! Скорее смять, сокрушить врага! О смерти, которая в любое мгновение может оборвать его жизнь, он больше не думал.

Семен увидел Чапаева. Взмахивая шашкой, начбриг бежал на полшага впереди цепи.

«Вот он, наш родной, с нами!» — подумал Семен и, прислушиваясь к привычному, ободряющему топоту, оглянулся назад, на своих товарищей. В тот же миг на виске у брата Тихона он увидел красное расплывшееся пятнышко.

Семен еще не успел спросить себя: «Что с братом? Ранен?», как Тихон пошатнулся и, выронив из рук винтовку, плашмя повалился на землю.

В это время позади наших цепей заработали пулеметы. Несколько чешских солдат выскочили из окопа и кинулись к мосту. Красноармейские цепи еще громче закричали «ура».

Неприятель не выдержал, дрогнул. Бросая винтовки, солдаты лавиной устремились к переправе. На мосту солдат пытались задержать офицеры, но их смяли. В панике офицеры понеслись, гулко топая сапогами по деревянному настилу.

Захватив переправу, Чапаев повел полк к Таволжанке. Разведка донесла, что противник бросил навстречу Пугачевскому полку все свои силы.

— Нам это и нужно, — выслушав начальника разведки, сказал начбриг.

Поздно вечером полк остановился на ночлег. После ужина, проверив выставленные дозоры, Чапаев с Лоскутовым неторопливым шагом проходили по стану. И справа и слева еще слышались приглушенные разговоры расположившихся на отдых бойцов, негромкий смех, а где-то совсем рядом какой-то весельчак что-то распевал себе под нос.

Легонько толкнув командира полка в бок, Василий Иванович полушепотом проговорил:

— Слышишь? — И тут же с упреком добавил: — Как же это ты с такими орлами не смог неприятеля одолеть? Или нашу заповедь забыл — врага бить всегда, но самим от него никогда не бегать!

Василия Ивановича окликнули. От сидевших кружком красноармейцев отделился высокий парень. Приветливым знакомым голосом проговорил:

— А мы на вашу долю похлебки оставили. Думаем, закружится Василий Иванович с делами разными… Может быть, откушаете?

— Семен Кузнецов? — спросил начбриг.