Шарло Бантар - Яхнина Евгения Иосифовна. Страница 11

Своими увлекательными рассказами о прочитанном Гастон вскоре завоевал уважение Кри-Кри. Вместе с уважением росла и горячая привязанность к Гастону.

Мадам Дидье по-своему оценила «долговязого», как она окрестила Гастона с первого дня. Он очень угодил ей своей работой, и она требовала от сапожника, чтобы её ботинки непременно чинил Гастон. И в самом деле, юноша с крестьянским долготерпением готов был десять раз переделать заплатку, если она почему-либо не нравилась ему самому или заказчику.

Восемнадцатое марта ещё теснее сблизило мальчиков.

В тот памятный день, когда Кри-Кри рука об руку с дядей Жозефом бесстрашно стоял перед солдатскими штыками, Гастон вдруг заметил поблизости офицера, который вытащил из кобуры револьвер и стал целиться в одного из Бантаров. Гастон тотчас бросился к офицеру, но его опередили: чей-то приклад опустился на плечо врага и оружие выпало из его рук.

Гастон подобрал револьвер.

Когда солдаты опустили ружья и стали брататься с восставшими парижанами, Гастон подбежал к другу, держа в руках оружие.

— Возьми, Шарло! — крикнул он. — Это твой трофей! В нём пуля, которая предназначалась тебе или дяде Жозефу.

И Гастон рассказал всё, что видел.

Оружие, правда, не досталось мальчикам: его отобрал Жозеф Бантар. Но трофейный револьвер связал их нерушимой дружбой.

Все недоразумения и обиды первых дней знакомства казались давно минувшими. Да и были ли они когда! Ни Кри-Кри, ни Гастон не помнили об этом…

— Ты что? Камни выворачиваешь? Это дело! — обратился Гастон к Шарло. — Послушай, что я тебе предложу: давай-ка запишемся в батальон школьников. Я уже договорился с командиром. Да чего там, в самом деле! И Пьер, и Антуан, и Леон уже в батальоне. Сначала туда не принимали до пятнадцати лет, а теперь берут уже и четырнадцатилетних.

— Вот это здорово! — протянул Кри-Кри, с завистью глядя на товарища. — И я пошёл бы, да… — И Кри-Кри смущённо почесал затылок.

— Боишься хозяйки? — насмешливо спросил Гастон.

— Что там хозяйка! — рассердился Кри-Кри. — Очень она мне нужна! Ты же знаешь, мне не велит дядя Жозеф. Не пускает ни за что и всё приговаривает: «Я сам позову тебя, Шарло, на баррикады, когда настанет время». Видно, время ещё не наступило! — в голосе Кри-Кри послышалась досада.

— Д-да… — протянул Гастон. — Жозеф Бантар — это дело серьёзное.

— И потом, как оставить Мари? Ей так плохо приходится! Мать всё время хворает.

— Да, Мари без тебя будет трудно, — серьёзно подтвердил Гастон. — Но всё-таки жаль, что ты не пойдёшь со мной в батальон!

Прислушиваясь к орудийному гулу, он добавил:

— Не унимаются, негодяи! Когда же наконец мы заставим их замолчать! Дядя Жозеф тебе ничего не рассказывал? Ему небось всё известно…

— Кому же, как не члену Коммуны, всё знать! — снова оживился Кри-Кри. — Дядя говорит, что версальцам никогда не пройти в Париж.

— Так-то оно так! Но когда наконец наши погонят их подальше от Парижа? — продолжал допытываться Гастон.

— Чудак ты! Версальцам помогают пруссаки, а Париж — один, — объяснял Кри-Кри своему другу. — Надо подождать, пока не придёт помощь других городов.

— Хорошо бы! Да вот в Лионе и Марселе восстание уже подавлено.

— Ну и что ж из этого! — возразил Кри-Кри с оттенком упрёка в голосе. — Сегодня подавлено, а завтра снова начнётся. Только бы удержаться, и тогда рабочие повсюду сделают то же, что и в Париже.

— Я и сам так думаю, — согласился Гастон с мнением более осведомлённого Кри-Кри: официанту кафе чаще выпадает случай услышать интересную новость, чем подмастерью сапожника. Всё же Гастон добавил: — Плохо только, что мы подпустили версальцев так близко к Парижу!

Но И Кри-Кри не сдавался.

— Это ещё ничего не значит, — с важностью сказал он. — Ты позабыл, что первого марта пруссаки вошли даже в самый Париж. Тогда и вовсе им ничто не мешало, никто в них не стрелял. А долго они тут погуляли? Через два дня убрались восвояси! Невесело им тогда показалось в Париже!

— Ещё бы! — подхватил Гастон. — В какой магазин ни сунутся, всюду висит надпись в чёрной раме: «Закрыто по случаю национального траура». Один молодчик пришёл к тётушке Пишу — у неё своя коза — и просит продать молока, а она ему: «У козы молоко пропало по случаю национального траура». Немец как завопит: «Разрази вас гром! Проклятый город весь населён ведьмами да дьяволами!»

Мальчики весело рассмеялись, вспомнив, какую суровую встречу приготовило население Парижа немецким оккупационным войскам, занявшим район Елисейских полей [28] после позорного перемирия.

Вдруг оба насторожённо прислушались к звонкому голосу, донёсшемуся издалека:

— Душистые фиалки!

— Это Мари! — воскликнул Гастон.

В самом деле, пересекая площадь, к ним приближалась стройная, лёгкая фигурка цветочницы Мари. Слегка согнувшись под тяжестью корзинки с цветами, девочка шла, время от времени выкрикивая мелодичным голосом:

— Купите душистых фиалок! Всего два су!..

— Мари, Мари, сюда!

Вскочив на груду камней, Кри-Кри стал махать рукой.

Заметив его, девочка ускорила шаг.

Гастон двинулся ей навстречу.

— Мадемуазель, — церемонно начал он, — позвольте представиться: Гастон Клер, бывший подмастерье сапожника Буле, ныне рядовой батальона школьников. Прощай колодки! Прощай передник!

— Может ли это быть! — с чувством произнесла Мари. Её лицо выразило искреннее восхищение. Она забросала Гастона вопросами: — У тебя будет настоящая военная форма? Ты придёшь мне показаться? Когда ты уходишь? Неужели ты получишь ружьё? Разве ты умеешь стрелять?..

Гастон хотел сказать, что умеет, но, бросив взгляд на Кри-Кри, не решился солгать.

— Не знаю, не пробовал, — честно признался он. — Но хорошо бросаю камни, на лету сшибаю воробья.

— Версальцы мало похожи на воробьёв, — язвительно заметил Шарло. — Вот я так стреляю без промаха. Жаль патронов, а то я показал бы, как надо сшибать воробья не камнем, а пулей. Верно, Мари?

Но девочка не слушала Кри-Кри. Она больше интересовалась Гастоном, которому было приятно её внимание.

— Не такое уж это трудное дело, — сказал он, взглянув с укором на Кри-Кри. — Научусь и я. На школьников пока никто не жаловался. Они патронов зря не тратят!.. Но мне пора. Заболтался я тут с вами. Снесу сейчас хозяину вот эти игрушки, — он показал на колодки, — и… прямо на редут!.. Послушай, Мари, подари мне что-нибудь на память. Уходящим на войну всегда дают какой-либо пустячок на счастье. Так уж водится…

— С удовольствием! — вспыхнула Мари. — Но что я могу тебе дать? Вот разве цветы. Смотри, какие свежие! Сегодня я раненько пробралась в лес, пока не началась стрельба. Солнце ещё не вставало, а у меня уже были готовы букеты.

Она выбрала самый пышный букетик крупных фиалок, затем наклонилась и чуть коснулась цветов губами.

Это не укрылось от насмешливого взгляда Шарло. Равнодушным тоном он сказал:

— Уж не Аннет ли Ромар ты подражаешь? Она тоже целовала цветы, передавая их Грегуару, когда он уходил на форт Нейи. Но ведь Аннет его невеста.

— Кто знает, может быть, я не вернусь, — сказал Гастон, чтобы выручить Мари.

В его голосе не было страха, но Мари вздрогнула и схватила обеими руками руку Гастона. Взволнованная, она не находила слов, чтобы выразить переполнявшие её чувства.

После небольшой паузы она ещё раз поцеловала цветы и передала их юному коммунару.

Лицо Гастона просияло.

— До свидания, друзья! Убегаю! — заторопился он.

Стараясь скрыть беспокойство, Мари спросила:

— Ты ещё придёшь, Гастон?

— Непременно! — весело ответил Гастон и пошёл, не оборачиваясь, быстрыми шагами.

Кри-Кри молча смотрел ему вслед.

Мари привыкла читать мысли своего друга, всегда отражавшиеся на его открытом, подвижном лице. Она без труда поняла, как хотел бы сейчас Кри-Кри вместе с Гастоном и другими школьниками схватиться с врагом. Она выбрала ещё букет фиалок и протянула его Шарло: