Когда закроется священный наш кабак - Блок Лоуренс. Страница 6

Была еще кофейня, называвшаяся «Красное пламя», супермаркет «400 Дели», несколько приличных пиццерий и одно местечко, где продавали сырные бифштексы и куда никто не заходил дважды.

Был спагетти-ресторанчик «У Ральфа» и парочка китайских ресторанов. Скип Дево обожал тайский ресторан. Был еще кабак Джоя Фаррели на 58-й улице, только что открывшийся той зимой. Черт возьми, там было полно всяких мест.

Но самое главное, было заведение Армстронга.

Господи, да я просто жил там. У меня была комната для сна, можно было пойти в другие бары или рестораны, но на несколько лет бар Джимми Армстронга стал моим домом. Те, кто искал меня, заглядывал сюда; иногда они, прежде чем позвонить в отель, звонили в «Армстронг». Это заведение открывалось около одиннадцати, а за дверью стоял филиппинский парнишка по имени Дэннис. Билли Киген начинал работать около семи и закрывался в два, или в три, или в четыре, все зависело от количества народа и его настроения. Так было по будням. В выходные днем работали одни бармены, ночью — другие, и они постоянно менялись.

Официантки приходили и уходили. Они уходили в актрисы. Ругались со своими парнями или заводили новых, уезжали в Лос-Анджелес или домой в Су-Фоллз, дрались с доминиканцем на кухне, их увольняли за кражи или они увольнялись сами, беременели. Сам Джимми Армстронг этим летом там почти не появлялся. Думаю, в том году он искал для покупки землю в Северной Каролине.

Что я могу сказать об этом местечке? Это было помещение с длинным баром с правой стороны от входа и столиками с левой. На столах лежали клетчатые скатерти. Стены были обиты темными деревянными панелями. На них висели картины и вставленные в рамочки рекламки из старых журналов. На дальней стене висела оленья голова, которая смотрелась весьма неуместно, мой любимый столик стоял как раз под ней, поэтому мне не приходилось ею любоваться.

Народ туда заходил разный. Доктора и медсестры из больницы Рузвельта, что напротив, профессора и студенты из университета Фордхэма, служащие телевизионных студий — Си-би-эс находилась в квартале отсюда, а Эй-би-си в нескольких минутах ходьбы. Заходили те, кто жил поблизости или владел магазинами по соседству. Бывали два музыканта, писатель да два ливанца, которые только что открыли обувной магазин.

Здесь было очень мало молодежи. Когда я заглянул в этот бар впервые, там стоял музыкальный автомат с неплохой коллекцией джаза и кантри-блюза, но Джимми быстренько заменил его на стереосистему с классической музыкой на кассетах. Благодаря этому молодежь заходить перестала, к радости официанток, которые терпеть не могли подростков за то, что те оставались допоздна, мало что заказывали и практически не давали чаевых. К тому же в зале стало гораздо тише, и можно было сидеть подолгу и наслаждаться выпивкой.

Поэтому-то я тут и пропадал. Пить я старался в меру, не хотелось напиваться, за исключением раза или двух. Я начинал с того, что смешивал бурбон с кофе, и постепенно повышал градусы, а к концу вечера пил чистый напиток. Здесь я мог почитать газету, перекусить гамбургером или плотно поесть и общаться много или мало, в зависимости от настроения. Я не торчал там дни и ночи напролет, но почти не бывало такого дня, чтобы я хотя бы не заглянул туда. А иногда я входил туда, как только Дэннис открывал дверь, и оставался до тех пор, пока Билли не собирался закрываться. Ведь каждый должен быть в каком-нибудь месте.

Барные друзья...

Я познакомился с Томми Тиллари у Армстронга. Он был завсегдатаем, просиживавшим там три-четыре вечера из семи. Я не помню, когда увидел его в первый раз, но быть с ним в одном помещении и не заметить его практически невозможно. Томми — крупный парень, и его голос ему подстать. И хотя его не назовешь крикливым, но после нескольких рюмок, кроме Томми, уже никого не было слышно.

Он ел много мяса и пил много скотча «Шивас Ригал», и то и другое отражалось на его лице. Ему было около сорока пяти, но он уже имел двойной подбородок, а его щеки покрывал узор лопнувших капилляров.

Никогда не знал, почему его называли Крутым Томми. Наверное, Скип был прав: это прозвище звучало иронично. А Томми Телефон его называли из-за работы. Он торговал по телефону, выбивал инвестиции для специальной биржевой конторы на Уолл-стрит. Я понимаю, почему люди часто бросают занятие такого рода. Способность уговорить по телефону незнакомого человека вложить деньги — это очень специфический талант, и его обладатель может легко получить работу и менять нанимателей по своему желанию.

Тем летом Томми работал на компанию «Таннахил энд Компани», продающую ограниченные товарищества в синдикатах недвижимости. Это давало, по-моему, определенные налоговые льготы и большой доход в перспективе. Я вывел это логически, потому что Томми никогда ничего не продавал ни мне, ни кому-либо еще в баре. Я как-то стал свидетелем того, как один акушер из госпиталя Рузвельта пытался расспросить его о возможных предложениях. Томми только отшучивался.

— Нет, я серьезно, — продолжал настаивать доктор. — Я наконец-то зарабатываю нормальные деньги, и мне пора подумать о вложениях.

— У тебя есть визитка? — спросил Томми.

У доктора не было.

— Тогда напиши на этой свой телефон и когда тебе стоит звонить. Ты хочешь купить, я позвоню тебе и предоставлю полный пакет услуг. Но хочу тебя предупредить: по телефону мне отказать просто невозможно.

Через пару недель они наткнулись друг на друга, и акушер пожаловался, что Томми так и не позвонил ему.

— Господи, я собирался, — отвечал Томми. — Сделаю это в ближайшее время.

Он был вполне хорош в компании, отпускал профессиональные шуточки и делал это довольно удачно, а я, в свою очередь, смеялся над ними. Думаю, некоторые из них были обидными, но не злыми. Если я был в настроении предаваться воспоминаниям о службе в полиции, лучшего слушателя было не сыскать, если история оказывалась достаточно смешной, он оглушительно смеялся.

Он был, возможно, чуть больше, чем нужно, громок и чуть больше, чем нужно, дружелюбен. Он мог говорить чуть больше, чем следовало, и тем действовать на нервы. Как я уже сказал, он появлялся в баре три-четыре раза в неделю, и половину этого времени вместе с ним была она, Кэролин Читэм, Кэролин из Каролины, с мягким акцентом, который, подобно специям, усиливался под воздействием алкоголя. Иногда она приходила с Томми под руку. Иногда он приходил первым, а она присоединялась позже. Она жила по соседству и работала с Томми в одном офисе. Я считал — если вообще задумывался над этим, — что Томми оказался у Армстронга благодаря служебному роману.

Он увлекался спортом. Постоянно заключал пари с букмекерами, преимущественно на бейсбол, иногда — на лошадиные скачки, и всегда сообщал о выигрыше. Он был чуть больше, чем следовало, дружелюбен, дружелюбен без какого бы то ни было разбору, но иногда в его глазах появлялся холодок, опровергавший дружелюбность в голосе. У него были маленькие холодные глазки и округлые складки у рта, придававшие его лицу мягкость, но в голосе ничего такого не было.

Можно было представить, как убедительно звучал его голос по телефону.

Настоящее имя Скипа Дево было Артур, но единственным, кто его так называл, был Бобби Русландер. Бобби мог это себе позволить, ведь они были друзьями с четвертого класса и росли в одном квартале Джексон Хайте. Крещен Скип был под именем Артур, но свою кличку приобрел очень рано. «Потому что он постоянно прогуливал школу» [14], — говорил Бобби, но у Скипа было другое объяснение.

"У меня был дядя, который служил во флоте и обожал свою работу, — как-то рассказал Скип. — Брат моей матери. Он купил мне матросский костюм и игрушечные кораблики. У меня получился целый флот, и он стал называть меня шкипером [15], а вскоре меня уже называли так абсолютно все. Могло бы быть и хуже. В нашем классе был парень, которого все называли Червяком. Не спрашивай меня почему. Только представь, если его до сих пор так называют. Вот он лежит в постели со своей женой, а она ему и говорит: «О, Червячок, войди поглубже»".