Когда закроется священный наш кабак - Блок Лоуренс. Страница 7

Скипу было около тридцати четырех — тридцати пяти, он был примерно моего роста, но тощий и мускулистый. На его руках очень сильно выделялись вены. А череп был обтянут кожей так, словно мяса на костях и вовсе не было, поэтому его щеки глубоко западали. Ястребиный нос, пронзительные голубые глаза, кажущиеся немного зелеными при естественном освещении, — все это в сочетании с уверенностью и простотой в поведении делали его привлекательным для женщин. Ему не составляло никакого труда найти себе девушку, чтобы пригласить ее домой, если он того хотел. Но жил он один и никогда не завязывал ни с кем серьезных отношений, предпочитая мужскую компанию. Он то ли жил с кем-то, то ли был женат, но все это закончилось несколько лет назад и, казалось, отбило у него всякую охоту связывать с кем-либо свою жизнь.

Томми Тиллари называли Крутым Томми, и у него были манеры крутого парня. Скип Дево на самом деле был крутым парнем, но это было спрятано глубоко внутри и не выставлялось напоказ.

Скип служил в армии, но не во флоте, как бы ни желал того его дядя, в специальных войсках, «зеленых беретах». Он завербовался на службу сразу после школы и был послан в Юго-Восточную Азию при Кеннеди. Вернулся домой в конце шестидесятых, попытался учиться в колледже, но бросил. Потом долгое время работал за барной стойкой в клубе встреч на Аппер-Ист-Сайд. Через пару лет он и Джон Касабиан объединили свои сбережения, подписали долгосрочный договор об аренде заброшенного склада скобяных изделий, потратили оставшиеся деньги на его переоборудование и открыли «Мисс Китти».

Иногда я виделся с ним в его баре, но гораздо чаще у Армстронга, куда он частенько заскакивал, когда не работал. Он был приятным собеседником, с которым легко находиться рядом, не утомляясь его болтовней.

И все же было в нем нечто, что я бы назвал хладнокровной компетентностью. Чувствовалось, что он может уладить все, что угодно, и даже не вспотеет. Скип производил впечатление человека, могущего сделать все, способного принимать решения на ходу. Может быть, он приобрел это качество, нося зеленый берет во Вьетнаме, а может, это я видел его таким, зная, что он там был.

Чаще я встречал подобные способности у людей из криминального мира, знал нескольких серьезных грабителей с похожим характером — ребят, что брали банки и бронированные машины. Был еще один такой шофер-дальнобойщик. Я познакомился с ним, после того как он вернулся досрочно из рейса с Побережья, застал жену в постели с любовником и придушил обоих собственными руками.

Глава 3

В газетах ничего об ограблении Моррисси не появилось, но несколько дней потом по соседству только о них и говорили. Воображаемые потери Тима Пэта и его братьев неуклонно возрастали. Цифры, которые я слышал, варьировались от десяти до ста тысяч долларов. А так как точную сумму знали только Моррисси и грабители и никто из них не спешил делиться этой информацией, то любая сумма звучала правдоподобно.

— Думаю, они унесли с собой около пятидесяти тысяч, — говорил мне Билли Киген ночью четвертого июля. — С каждым днем сумма все увеличивается. Конечно, ведь там был просто-таки каждый, да еще и с братом, и все всё видели.

— Что ты имеешь в виду?

— Только представь, уже три человека убеждали меня, что они там были и все видели, но я-то там был и могу поклясться, что их не было. А они выдают разные подробности, которые ускользнули от меня. Ты знаешь, что один из грабителей дал женщине пощечину?

— Серьезно?

— Так мне сказали. Да, и еще: в одного из братьев Моррисси попали, но это было только касательное ранение. Думаю, все происшествие было достаточно ярко, и для кого-то настоящая трагедия, что это случилось без них. Что ж, через десять лет после восстания 1916 года во всем Дублине невозможно было найти человека, который бы не принимал в нем участия. Утром того славного понедельника тридцать храбрых человек вошли в здание почты, а вышли оттуда уже десять тысяч героев. Как ты думаешь, Мэтт? Пятьдесят тысяч — это верная сумма?

Томми Тиллари тоже был неподалеку, он обедал. Я не видел его пару дней, а когда мы потом встретились, он не вспоминал об ограблении. Он открыл секрет бейсбольных пари и рассказывал его всем желающим. Нужно просто ставить на противников «Метс» и «Янки», а они сделают все необходимое.

В начале следующей недели Скип зашел в «Армстронг» днем и обнаружил меня за моим любимым столиком. Он купил темное пиво в баре и подошел ко мне. Сев напротив, Скип сказал, что был у Моррисси прошлой ночью.

— Я не был у них с того последнего раза вместе с тобой, — заметил я.

— Ну, я тоже там побывал впервые с тех пор. Они починили потолок. Тим Пэт спрашивал о тебе.

— Обо мне?

— Хм, — Скип прикурил, — он был бы тебе признателен, если бы ты зашел к нему.

— Зачем?

— Он не сказал. Ты ведь детектив, верно? Может, он хочет, чтобы ты что-нибудь нашел для него. Как ты думаешь, что он мог потерять?

— Я не хочу влезать во все это.

— Можешь мне не говорить.

— Меньше всего мне хотелось бы быть замешанным в этой их ирландской войне.

Скип пожал плечами.

— Тебе не обязательно идти. Он сказал, что просит тебя зайти в любое время после восьми вечера.

— Думаю, что они до этого времени спят.

— Если они вообще спят.

Он отпил пива и вытер нижнюю губу тыльной стороной ладони.

— Ты там был этой ночью, — спросил я. — Как у них дела?

— Все как всегда. Я уже сказал тебе, что они залатали потолок, довольно неплохо работают после всего. Тим Пэт и его братья, как обычно, дружелюбно вежливы и предупредительны. Я только сказал, что передам тебе его слова, если встречу. Ты можешь пойти, а можешь и не ходить.

— Не думаю, что мне стоит идти, — ответил я.

Но на следующий вечер, ближе к половине одиннадцатого, я подумал, почему бы и нет, и пошел к Моррисси. На первом этаже театральная труппа репетировала «Мирового парня» Брендана Бихана. Премьера должна была состояться в четверг вечером. Я позвонил в звонок и подождал, пока один из братьев не спустился вниз и не открыл мне дверь. Он сказал мне, что они пока закрыты и не откроются до двух ночи. Я ответил, что меня зовут Мэтью Скаддер и что Тим Пэт хотел меня видеть.

— О, конечно, я не узнал вас при этом свете, — ответил он. — Проходите внутрь, я скажу брату, что вы пришли.

Я остался ждать в большом зале на втором этаже. Я как раз изучал залатанные в потолке дыры от пуль, когда вошел Тим Пэт и включил побольше света. Он был одет как обычно, разве что только без фартука мясника.

— Хорошо, что ты пришел, — сказал он. — Выпьешь со мной? Ты ведь предпочитаешь бурбон, верно?

Он налил выпить, и мы сели за столик. По-моему, именно за тот, на который налетел один из его братьев, споткнувшись о порог во время ограбления. Тим Пэт поднес свой стакан к свету, поболтал и осушил залпом.

— Ты был здесь ночью, когда произошел тот инцидент?

— Да.

— Один из этих замечательных молодых людей забыл здесь шляпу, но, к несчастью, мама не приучила его пришивать к своим вещам бирки с именем, поэтому я не могу ему ее вернуть.

— Понимаю.

— Если бы я только знал, кто он и где живет, то смог бы проследить, чтобы он получил свое обратно.

«Держу пари, что смог бы», — подумал я.

— Ты работал полицейским.

— Больше не работаю.

— Ты мог кое-что слышать. Люди много говорят, верно? А тот, кто держит глаза и уши открытыми, может неплохо заработать.

Я ничего не ответил.

Тим Пэт пригладил бороду кончиками пальцев.

— Мои братья и я, — его глаза были устремлены на точку где-то на уровне моего плеча, — с радостью заплатили бы десять тысяч долларов за имена и адреса тех двух парней, что посетили нас второго июля.

— Только для того, чтобы вернуть шляпу?

— У нас есть чувство долга, — ответил он. — Разве ваш Джордж Вашингтон не прошел несколько миль в снегопад, чтобы вернуть пенни покупателю?