Вредитель Витька Черенок - Добряков Владимир Андреевич. Страница 21
Выговорилась Шура, и, видно, легче ей стало. Не многим доверяла она свою тайну. Только самым близким подругам, каким очень верила. В школе, где до этого училась, лишь две девочки знали о ее жизни. И вот теперь — Саша.
— Только никому-никому не рассказывай про это, — предупредила Шура.
— Хорошо, никому не скажу, — пообещала Саша.
— А фонарик уже скоро распустится. — Шура принялась разглядывать цветок. — Вот бутончик уже зреет…
Саша отщипнула тонкий стебелек фонарика, потом отрезала ножницами сочный стебель цветка с лиловыми листьями. Осторожно завернула все это в газету.
— А я традесканцию тебе принесу, — сказала Шура. — Листочки у нее серебристые-серебристые и будто из бархата.
Шура взяла газетный сверток, собралась уходить, но, увидев на Сашином письменном столе маленькие дневнички, вдруг вспомнила что-то, остановилась.
— Я ваши парты видела, — сказала она.
— Где? — живо обернулась Саша.
— В овраге. Мама послала нарвать щавелю, и я увидела их.
— Давно это было?
— Неделю назад. Нет, больше… Только ящики поломаны были. Для парт уже не годятся.
— Может, это были другие ящики? — недоверчиво спросила Саша.
— Нет, те самые. Я же видела. Там и карандашом было написано: 1+2=3…
Шура ушла. Вернувшись в свою комнату, Саша еще долго сидела у письменного стола. Думала о Шуре, о нелегкой ее жизни. Листала дневнички, не нужные теперь никому и забытые. Кто же все-таки разорил их школу? Дворничиха? Ох, и вредная! Так уж будто и мешали мы! И ящики со зла разломала…
Кучи на асфальте
Двор, по сравнению с тем, каким он был две недели назад, сейчас и не узнать. Бесчисленные кучи чернозема бульдозер растащил по всей площади двора, будто нарядным черным ковром накрыл землю. И газоны лежали у дома ровными длинными прямоугольниками.
«Как доска в классе, когда ее чисто вытрешь мокрой тряпкой, — подумала Саша и некстати вспомнила свое позорное дежурство. — А мел воровал тогда Черенок. Его работа…»
Да, много с тех пор случилось всяких событий. Иногда Саше казалось, что Витька стал уже другим, а иногда… Вот будто все хорошо, хорошо, и вдруг опять сорвался. Что с ним творится? Не понять… Звонок зачем-то отнял. С письмом тоже. Для чего ему потребовалось, чтобы Саша срочно писала письмо?
Сплошные загадки…
«А, буду еще голову ломать!» — Саша махнула рукой и снова принялась рассматривать двор. Итак, что же осталось? Ну, конечно, осталось самое главное: посадить деревья, кусты. Вон сколько ямок бульдозер накопал. Для деревьев, наверное. И цветочные клумбы можно сделать. А на газонах лучше всего посеять траву, чтобы густая была, ровная. Очень красиво будет… Только вот землю с асфальта убрали бы. Зачем тут земля? Ее на газон надо было точнее сваливать. Правда, и шоферов винить трудно: на узкой асфальтовой дороге машинам развернуться было негде, и потому часть земли на газон не попала.
Солнце за три дня подсушило лежавшие на асфальте земляные бугры, они уже не чернели сочными кучками. Вот удивительное дело: пока не обращала на них внимания, то, казалось, так и должно быть. Лежат себе земляные навалы и лежат.
А сейчас они просто глаза ей мозолили. До чего же, в самом деле, некрасиво. И сколько их! Саша вытянула шею, посчитала: четырнадцать куч. Весь двор уродуют. Неужели тетя Паша не видит? Да разве одна только тетя Паша! Все жильцы мимо ходят, и будто никого это не касается, будто никому они не мешают. А ведь мешают. Вон Леля наехала своим трехколесным велосипедом на кучу. На таком бугорке ее неуклюжему тихоходу и перевернуться ничего не стоит. Тогда уж на весь двор будет реву! И Сережка не видит, что его проказница творит. Сидит на лавочке, бумажку стеклом прожигает. Тоже занятие!
— Сережа! — крикнула сверху Саша. — Гляди: свалится твоя сестричка.
— Да ну ее! — отмахнулся Сережка.
Не успел он круглым увеличительным стеклом вновь собрать солнышко в яркую точку, послышался звонкий плач Лели. Свалилась все-таки неосторожная наездница. Лежит, раскинув руки, и заливается.
Подбежавший Сережка сначала успокаивал сестренку, потом, рассердившись, шлепнул ее и снова отправился на лавочку — прожигать бумажку. На Лелю, продолжавшую плакать, уже не обращал внимания.
«Брат заботливый! — Саша ругнула про себя Сережку. — Чем колотить сестренку, взял бы лопату и поработал…»
Но ждать от Сережки такого подвига было бесполезно. От бумажки, которую он жег стеклом, уже вился сизый дымок.
Саша отыскала в кладовке лопату, надела туфли на толстой подошве и отправилась на улицу.
Если бы сразу перекидать землю на газон, как только ее привезли и свалили здесь, то это бы и труда никакого не составило. А теперь земля подсохла, немало ног прошлось по ней, и потому лопата никак не желала входить в твердый грунт. Изо всех сил помогая ногой, Саша кое-как отковырнула первый крохотный комок чернозема и бросила его на газон. Затем дело пошло лучше. Через минуту ямка углубилась, расширилась — сделалась маленькой ямой.
— И я хочу.
Рядом с Сашей стояла Леля. Слезы на глазах ее уже высохли.
— Иди домой, — сказала Саша, — и возьми лопатку. У тебя есть маленькая лопатка?
— Есть маленькая лопатка.
Леля со всех ног кинулась к своему подъезду.
…Саша не могла надивиться: это просто какое-то чудо! Иначе не назовешь. Столько дней у всех на виду лежали эти кучи земли, под ногами мешались, и никто, решительно никто не обращал на них внимания. А сейчас чуть не дерутся из-за лопат. Все хотят работать. Сережка уже давно забыл о своем стекле и долбит ломом кучи — то у Саши, то у Веры. Помогает. Чтобы землю им было легче на лопаты подхватывать. Невдалеке и Женя трудится. Она не сразу принялась за работу. Сначала все смотрела, раздумывала. И лишь потом, когда тетя Эмма с улыбкой сказала ей: «Бери, бери лопату, не стесняйся, тебе особенно полезно поработать», Женя взялась за дело. А Саше тетя Эмма подмигнула веселым карим глазом и шепнула:
— Умница! Такое хорошее дело придумала!
И Вадик работал. Лопатка у него была детская, жестяная, но трудился он на совесть. Даже бусинки пота выступили на высоком лбу.
Шура тоже спустилась во двор. Подошла к Саше:
— Дай я покопаю. Отдохни.
Саша с удовольствием отдала ей лопату. Она и в самом деле устала, и приятно было, что Шура, кажется, совсем перестала чуждаться ее. И не только ее. Раньше и к ребятам не подходила, словно боялась их. Все стороной старалась прошмыгнуть да побыстрей.
Работа двигалась. Только и слышно было, как звенят и шаркают по асфальту лопаты. С пяток куч уже окончательно переселились на газоны, а другие так похудели, что и кучами их назвать было смешно.
И как раз в это время появился на своем пропыленном велосипеде Витька Черенок.
— Привет, хлопцы! Вот это поработали! — проезжая мимо ребят, похвалил он. Руль Черенок молодецки держал одной рукой, а другой приветственно помахивал в воздухе. — Хорошую расчистили мне дорогу!
— Ты, путешественник, лучше слезай поскорей, — заметила Саша, — да бери лопату. А то на твою долю ничего не останется.
— Думаешь, плакать буду! — Черенок, показав редкие зубы, рассмеялся. — Как-нибудь переживу. Верно, Сереж?
Сережка воткнул лом в землю, вытер рукавом мокрые волосы.
— Будет тебе, хватит, — не слезая с машины, посочувствовал Витька. — Вон как пропотел. Идем ко мне.
— А он не пойдет с тобой! — с вызовом сказала Вера. — Он мне помогает!
— Сиди уж! — покривился Витька. — Помогает! Раба себе нашла!.. Идем, Сереж, вещь одну покажу.
И тогда Саша, будто огнем, резанула Витьку взглядом:
— Черенок! Если сам не хочешь работать, зачем других сбиваешь?
Витька на секунду осекся. Но лишь на секунду. Обняв свободной рукой Сережку за плечи, крутнул педаль.
— Да ну их… эксплуататоров! Идем, Серега, не пожалеешь.