Наша древняя столица - Кончаловская Наталья Петровна. Страница 27

«Коль вы слуг боярских сильнее,

Коли челядь моя досаждает вам,

Справляйтесь вы сами с нею!»

И пошли бунтари на боярский двор,

На Морозов двор на богатый, —

У кого колун, у кого топор, —

И вломились они в палаты,

И давай ломать, рубить, разорять,

Сундуки да лари из окон швырять.

И когда весь дом подожгли они,

Запылали ковры дорогие,

На Плещеев двор подались одни

И к Чистому, дьяку, — другие.

По бревну разнесли Плещеев дом;

Хозяин спрятался где-то с трудом.

У Чистого, дьяка, разграбили двор,

Амбары сожгли и овины;

Хозяин, что в доме таился, как вор,

Убит был ударом дубины.

И шли бунтари, бушуя, крича,

И ненависть в людях пылала.

Полсотни домов разнесли сгоряча.

К ночи толпа устала…

Царь не мог ночью спать.

А наутро — опять

Колокольный набат,

Снова люди кричат,

В окна, в двери стучат

Всё настойчивее, всё злее:

«Выдавай, государь, нам Плещея!»

Не пристало царям

Уступать бунтарям,

Но пришлось, плачь не плачь.

Поп и царский палач,

Окружённые стражей — стрельцами,

Выводили Плещеева сами.

И схватили врага,

И была недолга

С ним расправа:

Дождался мести —

Рассчитались дубинкой на месте.

Думал царь, что конец,

Что теперь во дворец

Он спокойно уйдёт,

Что утихнет народ

И теперь замолчит.

А народ знай кричит:

«Полно, царь! Не обманывай, хватит!

Выдавай нам Морозова-зятя!»

И тогда Алексей

Вышел сам поскорей

И без шапки, как был,

Со слезами просил

Пощадить старика

(Хоть вина велика).

И, дыша тяжело,

Подивилися зло

На царя бунтари:

«Ишь как плачут цари!

Ну, коль дядьки Морозова нету,

Траханиотова выдай за это!»

Уступил Алексей

Воле тех бунтарей:

Обезглавлен был так

Люда бедного враг —

Траханиотов-паук,

Зятя царского друг.

А Морозов, прежде чем скрыться,

Приказал подпалить столицу.

Море, море огня

Бушевало три дня!

А Морозов в возке

Был уже вдалеке.

Он ни свет ни заря

Под защитой царя

Ускакал поскорей

От толпы бунтарей

Спрятать шкуру свою

В Белозерском краю.

В этот край он не раз

Отсылал с царских глаз

Всех, кто к милостям царским стремился,

Кто меж ним и царём становился.

1649 год

ОБ ОКОНЦЕ ДЛЯ ПРОШЕНИИ, О СОБОРНОМ УЛОЖЕНЬЕ

В царских покоях все двери резные,

В окнах узорчатых стёкла цветные,

В ярких разводах половики,

Ярко расписаны все потолки.

Что там за роспись чудесная!

На небе солнце — ив тереме солнце.

На небе месяц — ив тереме месяц,

На небе звёзды — ив тереме звёзды,

Вся красота поднебесная!

В пышно разубранном царском покое

Есть небольшое оконце такое;

В этом окне для прошений, для дел

Ящик на длинной верёвке висел.

Люди к нему во дворе подходили,

Клали прошенья, других приводили.

Вечно у ящика бродит народ,

Смотрит в окошко, надеется, ждёт —

Скоро ли ящик поднимется?

Скоро ли дело подвинется?

Скоро ли царь разберёт челобитные?

Скоро ли снимет доносы обидные?

Скоро ли будет прочитана жалоба?

Эх, каб недолго она там лежала бы!

Люди несут да несут, и, бывало,

В ящике доверху дел набегало.

Смотрит народ — ящик полон давно,

Что-то верёвку не тянут в окно.

Ящику те, кто страдал в ожиданье,

«Долгого ящика» дали прозванье.

Вот отчего поговорка была:

«В ящике долгом лежали дела».

Люди за них волновались недаром:

Царь отдавал разбирать их боярам,

Не по закону — за выкуп, за взятки;

Вечно в приказах грабёж, беспорядки.

Снова идти ко дворцу на поклон,

К ящику — бить государю челом.

Так и тянулось несчётные годы,

Стало расти недовольство народа.

Видят бояре — плохие дела:

Как бы толпа бунтовать не пошла!

Эти волненья боярам знакомы,

Надо скорее упрочить законы!

И созывается Земский собор:

Думные дьяки явились во двор.

Сердятся, спорят, бранятся, кричат,

Перья писцов на бумаге строчат,

Роются думные в сборниках разных,

В старых судебниках, в книгах указных,

В древних приказах, в законах всё рыщут

Да подходящих порядков всё ищут.

То, что им выгодно, то и берут.

Книга огромная выросла тут;

В ней все законы господского права

Были статьями уложены в главы.

То Уложенье, увидевши свет,

Прожило двести без малого лет.

Только всё это не к пользе народной —

Были законы дворянам угодны,

А уж крестьянам несло Уложенье

Столько позора, беды, униженья,

Так забрала кабала мужиков,

Как не бывало с начала веков.

Где б ни скрывались холопы отныне,

Числились всё ж при своём господине;

Где бы ни сеяли хлеб на земле,

Хлеб был господский, холоп — в кабале.

Стали законы безжалостно строги,

Тащат с народа оброки, налоги.

Деньги двору государя нужны,

Где бы достать их для царской казны?

Лучшего средства, пожалуй, и нету,

Как отобрать у народа монету,

Брать по оброкам одно серебро,

Медью на рынках платить за добро.

И постепенно исчезло с базаров

Всё серебро. А в оплату товаров

Вместо серебряных денег пошли

Медные, быстрой чеканки рубли…

Царь Алексей запирался в моленной,

Богу молясь о «грехах всей вселенной»,

Будто не знал, что вокруг в час моленья

Именем царским творят преступленья.

Что ему было до скорбей людских!

Вечер у всенощной благостен, тих,

Ладана дымка чудесная…

На небе солнце — ив тереме солнце,

На небе месяц — ив тереме месяц,

На небе звёзды — ив тереме звёзды,

Вся красота поднебесная!

Завтра к обедне пойдёт он с утра.

В царских подвалах полно серебра…

Царская власть эти деньги копила,

Царская власть — это хитрая сила.

Годы прошли. На тринадцатый год

Поднял обманутый русский народ

Знамя бунтарское, вечно живое,

Над непокорной своей головою.

1662 год

МЕДНЫЙ БУНТ

Был ли в Коломенском ты под Москвою?

Там повстречался ль с легендой живою?

Древняя сказка живёт до сих пор —

Белый воздушный старинный собор.

Больше таких мы, пожалуй, не встретим.

Выстроен он при Василии Третьем.

Тут простоял он четыреста лет,

Много он видел событий и бед.

А под холмами несчётные годы

Катит Москва-река древние воды.

В утренней дымке собор в серебре,

Возле собора стоит во дворе

Башня, что звонницей прежде служила.

В этих постройках великая сила

Русского зодчества. Тут же как раз

Маленький домик — Стрелецкий приказ.

Входишь — и сразу от двери, с порога

Неумолимо, спокойно и строго

Прошлое наше встаёт пред тобою

С горькой, кровавой народной судьбою.

Тут под решётчатым низким окном 

Лавки, покрытые красным сукном,

Образ чернеет над низкою дверью, 

Книги и свитки, гусиные перья,

Свечи в шандалах на длинных столах, 

Зелень и ржа на цепях-кандалах.

Что же тут было? Стрелецкий приказ 

Всё нам, читатель, напомнит сейчас…

Чудный дворец близ коломенской церкви 

Выстроил царь. Все хоромы померкли

Перед дворцом деревянным резным,