Наша древняя столица - Кончаловская Наталья Петровна. Страница 5
Да чужой младенец плачет,
Не даёт Марьяне спать.
Спать Марьяне не даёт,
И она ему поёт:
«Спи, турчонок, баю-бай!
Спи, турчонок, засыпай!
И чего тебе не спать,
У тебя отец и мать,
У тебя богатый дом,
Ты живёшь в краю родном.
Спи, турчонок, баю-бай!
Спи, турчонок, засыпай!»
Большеротый, как галчонок,
И горластый, хоть и мал,
Наконец заснул турчонок,
В круглой зыбке задремал.
Аромат струился пряный
С кипарисовой смолой…
И задумалась Марьяна
Над своей судьбиной злой.
Как же это всё случилось?
Страшно вспомнить ей сейчас.
Хоть бы память помутилась,
Хоть бы свет в очах погас!
Но Марьяна видит снова
Все картины прошлых дней,
Что упорно и сурово
Воскресают перед ней.
Вот отец, кузнец московский,
Добрый, статный, молодой,
После битвы Куликовской
Он пришёл совсем седой.
Вот за прялкой мать Марьяны,
И в ладонях нить шуршит,
И повойник домотканый
Мелким бисером расшит.
Под повойником густая
Втрое скручена коса…
Песня русская, простая:
«Ой ты, девица-краса!»
Жили скромно, жили дружно
На Кузнецкой слободе.
И тогда-то было нужно
Привалить такой беде!..
Рано утром было это,
Было это на заре.
И стояло бабье лето,
Бабье лето на дворе.
Звонко хлопали бичами
На задворках пастухи,
По-осеннему кричали
Молодые петухи.
И на город полусонный,
Что в туманах потонул,
Вдруг нахлынул отдалённый,
Отдалённый, грозный гул.
Вот по улицам столицы
Побежал людской поток.
Обезумевшие лица,
Крики, плач и топот ног.
«Люди добрые, беда!
Тохтамыш идёт сюда!»
Лишь на Кремль одна надежда,
И к нему спешит народ,
Захватив еду, одежду,
А иные даже скот.
Еле-еле поспевая,
Шла Марьяна за отцом.
Он схватил полкаравая,
Два меча, топор и лом.
И, забрав кошёлку хлама,
На столе забыв еду,
Семенила рядом мама,
Причитая на ходу.
Вот они вошли в ворота.
Только пусто отчего-то…
И висят замки повсюду,
На засовах все дворы,
Нет ни княжеского люда,
Ни боярской детворы.
И Марьяна удивилась:
«Батя! Где же Дмитрий-князь?
Не бежала ль княжья милость,
От ордынцев хоронясь?» —
«Нет, — отец ответил строго, —
В Переяславль, в Кострому
Князь поехал за подмогой,
Верен делу своему!» —
«А бояре?» — дочь спросила.
«А бояре — злая сила! —
Как узнали, что беда, —
Разбежались кто куда!»
Ох, не видеть бы Марьяне
И не слышать никогда,
Как гудела за стенами
Тохтамышева орда.
Хриплый клич визирей хана,
Конский топот по мостам,
Лязг оружья, гром тарана
По железным воротам.
Уж отравленные стрелы
Через стены в Кремль летят.
Москвичи упорны, смелы
И сдаваться не хотят.
Все пришли для обороны.
Москвичам неведом страх.
Старики, ребята, жёны
Греют чаны на кострах,
Чтоб расплавленной смолой
Был облит ордынец злой,
Если на стену полезет
С ядовитою стрелой.
А народ собрался всякий:
Кузнецы и гончары,
Мукомолы, кожемяки,
Водовозы, столяры…
Из бойниц в татар стреляют,
Кипятком их обливают,
И грохочет над Кремлём
Русских пушек первый гром.
Третий день осада длится.
Не сдаёт Кремля столица,
Не уходит Тохтамыш.
Наконец настала тишь.
Хан завёл переговоры:
«Мы, татары, мол, не воры.
На кремлёвские соборы
Дайте только нам взглянуть,
Мы пойдём в обратный путь!..»
Как живая ноет рана,
Живо горе ночи той.
Вот тогда-то ты, Марьяна,
И осталась сиротой.
Не забыть тебе, бедняжка,
Как страдали люди тяжко,
Как нашёлся подлый кто-то —
Он открыл в Кремле ворота.
Ты, Марьяна, не забыла,
Не забыла ни на миг,
Как вломилась вражья сила,
Помнишь ты победный крик.
Вспоминать ты не устала,
Как на землю мать упала,
Мать упала неживой,
С рассечённой головой.
Будешь помнить ты ночами,
Напевая «бай-баю»,
Как отец двумя мечами
Семерых сразил в бою.
Враг восьмой взвился с конём
И пронзил отца копьём…
Ты потом и не узнала,
Как в столицу князь пришёл,
В Костроме собрал немало,
Рать хорошую привёл.
Но безмолвен и печален
Вид открылся перед ним.
Нет столицы! Меж развалин
Груды мёртвых, пепел, дым…
И, припав к родной землице,
Зарыдал тут Дмитрий-князь:
«Ой ты, матушка-столица!
Ты меня не дождалась!..»
А Марьяна шла степями,
Руки скручены ремнями.
Так Марьяну гнали к морю
С уцелевшими на горе,
К персам, к туркам повезли,
Погрузив на корабли.
Турки пленных, как товар,
Покупали у татар.
Бедной девочке отныне
Не видать земли своей,
И живёт она рабыней,
Чтоб качать чужих детей.
Всё в чужих краях немило:
Солнце, звёзды, соловьи,
Соловьи поют постыло,
Потому что не свои.
И не радуют цветы
Небывалой красоты.
Нет Марьяне утешенья,
Что ни ночь — встают виденья,
И сегодня, как вчера,
Горевала б до утра,
До утра бы горевала,
Косу девичью плетя,
Да опять вот закричало
Беспокойное дитя.
Спи, турчонок, баю-бай!
Спи, галчонок, засыпай!
Злой татарин всё пожёг,
В плен Марьяну уволок.
Злым татарином она
На базаре продана
За турецкую деньгу;
На чужом на берегу
Твой отец её купил…
Ох, как тяжко, нету сил!..
Лихо горе, затихай!
Спи, турчонок, баю-бай!
ЧТО ПРЕДМЕТЫ СТАРИНЫ РАССКАЗАТЬ ТЕБЕ ДОЛЖНЫ
Мой читатель, в день воскресный
Собери своих друзей,
Поведи их в интересный —
В Исторический музей.
Чей здесь труд и чья забота?
Речь об этом впереди.
В зал тринадцатый по счёту
Ты друзей своих веди.
Там, укрытые от пыли,
За витринами лежат
Те предметы, что служили
Много сотен лет назад.
Вот взгляните-ка, ребята, —
У высокого окна
Под колпак стеклянный взяты
Два дубовые бревна.
Были врублены друг в друга
Эти брёвна на века
И лежат, зажаты туго,
Словно об руку рука.
Обладая даром слова,
Рассказали б два бревна,
Что тогда была дубовой
Вся кремлёвская стена.
Восемь башенок дубовых
Возвышались вкруг холма,
Все ворота на засовах
Охраняли терема.
Под Кремлём вокруг посады
И дворы купцов, бояр.
За высокие ограды
Укрывал купец товар.
И в музее за витриной,
Чтобы каждый видеть мог,
Сохраняется старинный,
Грубо кованный замок.
Им в четырнадцатом веке