Между нами девочками, говоря… - Эргле Зента. Страница 25

Познакомившись с биографией трехкратной чемпионки Римской олимпиады американской спортсменки Вильмы Рудольф, Янис решил достичь успеха в нескольких видах спорта, начав с бокса. Не беда, что у него не развиты мышцы. Вильма Рудольф в детстве болела полиомиелитом, с трудом ходила и только благодаря сильной воле и настойчивости стала «черной газелью» — одной из выдающихся спортсменок мира. А наш Валерий Брумель! Рекордсмен мира по прыжкам в высоту! После тяжелейшей аварии, в которую он попал, родные и друзья думали, что он не выживет, а о его возвращении в большой спорт никто и не мечтал. Он раньше срока начал ходить, вторично сломал лодыжку, перенес еще несколько сложных операций, но нашел в себе силы вернуться на спортивную арену.

— Лучше цацкайся со своей химией, там у тебя, по крайней мере, получается, — от души посоветовал Имант Профессору. — С такими, как у тебя, граблями в бокс и соваться нечего.

— Поспорим, через год нокаутирую, — завелся Профессор. Имант отвернулся, не желая больше разговаривать на эту тему.

— Даумант исправился, — рассматривая новый номер стенной газеты, констатировала Зайга.

— Ты только что заметила? — удивилась Байба.

— А вдруг он все это делает для того только, чтобы угодить тебе?

— Почему мне? — не поняла Байба.

— Ну, потому что... — замялась Зайга, — девочки утверждают, что он тебя... что ты...

Байба вспыхнула.

— Помешались вы все окончательно! Сами же поручили с ним заниматься, а теперь насочиняли невесть что, — рассердилась она. — Можете сами с ним нянчиться! С меня хватит!

И, схватив портфель, Байба бросилась по коридору бегом.

— Чего ты психуешь? Постой! — крикнула Зайга вслед. Несколько дней Даумант ходил недоумевая — никак не мог понять,

что стряслось с его соседкой. Байба почти не разговаривала, отворачивалась, даже не смотрела в его сторону, словно между ними выросла невидимая стена.

* * *

В четверг, как обычно, из школы оба вышли вместе. Был теплый апрельский день.

— Пройдемся по парку! — предложил Даумант.

— Можно, — безучастно согласилась Байба.

Вода в канале серебрилась на солнце. Возвратившиеся домой скворцы раскачивались на ветках и радостно щебетали. Старушки расположились на освещенной солнцем скамейке, кормили крошками голубей и изредка переговаривались. Из земли, словно зеленые острые копья, пробивались ростки тюльпанов.

— Ты заметила, ранней весной у каждого дерева свой оттенок. Березы издали кажутся фиолетовыми, плакучие ивы — зеленовато-серыми, верба — красной и даже оранжевой. — Даумант обладал удивительным чувством цвета. — Каждый человек тоже имеет свой цвет, который выражает его сущность. Санита, например, желтая, Анна — красная, Близнецы — розовые, Даце — зеленая, Профессор и Клав — синие.

— А мой цвет какой?

— Белый.

— Почему? Мой любимый цвет — голубой,

— Потому что в моем восприятии ты белая и чистая, как цветущая яблоня.

Байба смутилась. А что если Зайга сказала правду? — не в первый раз подумала она.

— В последние дни ты такая мрачная. У тебя что-нибудь болит? Или дома что-нибудь случилось?

Байба помотала головой.

— Если отчим тебя тронет, только скажи, я ему...

— Даумант, я должна тебе что-то сказать, — замялась Байба. —

Мы не сможем больше вместе заниматься.

— Почему?

— Видишь ли, по четвергам, именно в это время, у меня музыка Да и особой необходимости больше нет, отметки ты исправил. И вообще подтянулся.

Даумант молчал. Те часы, что они проводили вдвоем, он каждую неделю ждал с нетерпением. Они были как солнечный день, тепла которого хватало до следующей встречи.

— Почему ты молчишь? — Байба глянула на помрачневшего товарища.

А что ему говорить? Сказать правду? Ни за что. И так все ясно. Он для Байбы только объект, для которого надо урывать время. Он — всего лишь неприятное общественное поручение, от которого она наконец хочет отделаться.

— Все ясно, — процедил он сквозь зубы. — Что я для тебя — ноль, пустое место по сравнению с этим...

— С кем?

— Не притворяйся, врать ты все равно не умеешь! Все девчонки болтают, что ты из-за этого пижона голову потеряла. Где уж мне с ним равняться! Да я и сам понимаю — слишком прост для будущей эстрадной звезды.

— Не кричи так, люди смотрят! Давай сядем, поговорим. — Байба взяла Дауманта за руку. — Кто это тебе наговорил таких глупостей? Вероятно, Санита?

Даумант молчал и, опустив голову, мрачно глядел в землю. Подскочил воробей, с надеждой посмотрел на них своими блестящими бусинками, взъерошил перышки и, не дождавшись крошек, поскакал за подачкой к другим.

«Клянчит крошки, так же как я дружбу Байбы», — с издевкой подумал о себе Даумант.

— Ты ведь любишь бокс? А я так же люблю петь, — искренне сказала Байба. — Ты можешь меня понять?

— Тебе что, школьного ансамбля не хватает?

— Не хватает. В клубе занимаются гораздо больше, есть и консультанты по вокалу и движению.

— Тогда другое дело, — Даумант медленно поднялся, словно бы ожидая приглашения посидеть еще минутку. — Я пошел! Чао!

Байба задумчиво смотрела, как мальчик исчезает за поворотом, несчастный, с опущенной головой.

«Что я наделала! Обманула товарища! А все почему? Из-за чьей-то глупой выдумки. Даумант в меня влюблен?! Смешно просто. Зайга сама это придумала. Непонятно, что с девочками стало. Раньше вместе собирались, болтали. А теперь все ходят парочками, шепчутся. Марга с Ритой, Санита с Анной, Даце с Петерисом. Анна записки от старшеклассников читает теперь только Саните. И Санита хороша, вешается Тагилу на шею. А он ее терпеть не может. Тагил... Отчего у меня горят щеки, когда он на меня смотрит? Разве это любовь? Нет и нет, тысячу раз нет!»

Под порывом ветра качнулись деревья. Черная туча, ослепляя молниями, стремительно затягивала небо.

— Гром на голые деревья — быть голодному лету, — пробормотала старушка на соседней скамейке и засеменила домой.

Посыпались крупные капли. Байба припустила бегом, подняв над головой вместо зонтика портфель.

* * *

Даумант весь вечер пролежал на диване лицом к стене.

— Заниматься не надо? — спросил старший брат.

— К черту все занятия!

— Опять за старое. Показалось было, что ты за ум взялся.

«Какой смысл зубрить, ходить на курсы рисования, если единственному в мире человеку на это наплевать? — размышлял Даумант. — Дружба, любовь! Все пустые слова, писательские фантазии».

* * *

— Принес карикатуры? — спросил на следующий день Петерис, редактор стенной газеты.

— Нет.

— Как нет? — не понял Петерис.

— Очень просто — нет и не будет.

— У тебя что, не все дома?

— Ни одного, если хочешь знать! — Даумант отвернулся от Петериса.

— Я о вас была лучшего мнения, Петерсон, — с упреком сказала учительница химии Мара Петровна, ставя ему двойку.

— Что с тобой? — Байба посмотрела на соседа своими большими ясными глазами.

— А тебе что за дело? — зло хмыкнув, отрезал Даумант. — Может быть, я безнадежно влюблен?

«Пусть Зайга и остальные девочки думают, что хотят, я не должна его бросать, — решила Байба. — Надо, чтобы Даумант сдал экзамены и поступил или в школу Розенталя, или в прикладное училище».

— Извини меня, если можешь, — подошла она на переменке к Дауманту. — Я тебя обманула, в четверг у меня нет никаких занятий. Девчонки стали болтать, что ты... что мы... Вот я и решила, что вместе мы больше заниматься не будем.

Лицо Дауманта осветилось радостью. Он смущенно молчал.