Джинкс - Блэквуд Сэйдж. Страница 51
На другом берегу показались, крича, два человека.
– Джинкс! – один из них был Симон. Он бросился вброд через мелкий рукав реки к лежавшему на камнях телу Джинкса.
Маслобойка Дамы Гламмер совершила могучий прыжок и приземлилась рядом с Эльфвиной, сама же Дама сквозь взбаламученные волны, в которые превратился Джинкс, протянула руки к внучке. Прижав Эльфвину к себе, Дама Гламмер скакнула туда, где у тела Джинкса стоял на коленях Симон.
Теперь Джинкс снова обрел способность видеть и слышать все ясно. Он подплыл к людям, окружившим тело, и, наконец, разглядел его. Зрелище оказалось не из приятных.
Лицо у Симона было цвета пергамента, – наверное, боль от раны продолжает мучить его, подумал Джинкс.
– Боюсь, здесь уже ничего сделать нельзя, – сказала Дама Гламмер.
Симон обернулся к ней:
– Заткнись! Если бы ты не послала его сюда…
– Манеры, Симон, манеры, – это был голос Костоправа. – Разве я не объяснял тебе множество раз, насколько важны хорошие манеры?
Он висел, вцепившись в бедренную кость, на мосту, в тридцати футах [26] над их головами. Мост свисал вдоль стены обрыва, как веревочная лестница.
– Заткнись и ты, – ответил Симон. – Тобой я займусь попозже.
– Не понимаю, чем ты расстроен, – сказал Костоправ. – У тебя же осталась бутылка с его жизнью, не так ли? Хотя, должен сказать, я никогда не думал, что ты сумеешь справиться с таким сложным заклятием, Симон.
– Нишкни!
На Костоправа Симон не смотрел, он не сводил глаз с Джинкса, которого это немного смущало, поскольку тело его выглядело не лучшим образом. Джинкс предпочитал смотреть на кого угодно, только не на себя – на Даму Гламмер, стоявшую в своей маслобойке, на Костоправа, висевшего на мосту, на Эльфвину, которая вглядывалась в лицо Симона так, словно пыталась понять, такой же ли он злой, как Костоправ, на Ривена, который стоял с топором в руках прямо за спиной Симона…
Джинкс опять попытался закричать, увидев, как Ривен заносит топор над головой. Но никто его не услышал – кроме Дамы Гламмер, тут же оторвавшей взгляд от тела.
Джинкс, бросившись вперед, попытался оттолкнуть Симона, но оказался внутри чародея и перед глазами все опять замутилось. Сквозь затылок Симона он видел, как неторопливо опускается поблескивающее лезвие топора, и ощущал совершенную беспомощность.
Палка Дамы Гламмер хлестнула по рукам Ривена. Топор пролетел по воздуху несколько ярдов и рухнул наземь.
Симон, круто поворотясь, заморозил одежду Ривена. Затем встал, шагнул, освободив Джинкса, к Ривену и ухватил его за ворот:
– Кто ты?
– Он не может этого сказать, – ответила за Ривена Эльфвина.
– Конечно, могу. Я Ривен. Убери руку, злой чародей.
– О небеса, даже если он злой, он всего только Симон, – сказала Дама Гламмер. – И рубить его топором ты не вправе.
– Ты злой, Симон? – спросила Эльфвина.
– Нет, конечно, – резко ответил Симон. – Скажи, девочка, это не одеяла там лежат?
– Одеяла.
– Принеси их.
Взгляд Эльфвины так и остался недоверчивым, но одеяла она принесла.
– Ты собираешься похоронить в них Джинкса?
– Разумеется, нет! Сложи каждое вдвое и расстели по земле.
– Зачем? – спросила Эльфвина.
– Ты когда-нибудь делаешь то, что тебе говорят?
– Случается, – сказала Эльфвина. – А ты не собираешься разморозить Ривена?
– Нет, потому что он может снова попытаться убить меня.
Дама Гламмер слушала их разговор с большим удовольствием.
– Возможно, если ты попробуешь объяснить птенчику, что происходит, ему расхочется превращать тебя в филе.
Симон бросил на нее неприязненный взгляд.
– Послушай, мальчик…
– Ривен, – сквозь стиснутые зубы поправил его Ривен.
– Хорошо, Ривен. Я пришел не для того, чтобы навредить кому-то. И не собираюсь никому вредить, при условии, что на меня не будут кидаться с топорами. Устроит тебя это?
– Ты убил Джинкса, – сказал Ривен.
– Вот уж чего я не делал.
– Доверьтесь Симону, утятки, – сказала Дама Гламмер и пощекотала Ривена под подбородком, пользуясь тем, что он не мог увернуться. – Не на долгий срок, разумеется. Сейчас, в сей момент, он ничего дурного не замышляет.
Тут только Симон заметил бутылку, торчавшую из замороженного кармана Ривена, вытащил ее, на миг вгляделся в себя, крошечного, и сунул бутылку в свой карман. И направился к топору. А Джинкс увидел, что к Ривену вернулась свобода движений.
– Поторопись, расстели одеяла, – сказал Симон. – Сделай из них тюфяк.
– Ты когда-нибудь произносишь слово «пожалуйста»? – поинтересовалась Эльфвина.
«Нет, – сообразил вдруг Джинкс, – не произносит. Но не потому, что он злой, а просто потому что грубый».
Симон сунул топор под мышку, опустился на колени и помог Эльфвине сложить из одеял что-то вроде тюфяка длиной в рост Джинкса. Ривен тоже взялся помогать им, что, впрочем, не мешало ему метать в Симона гневные взгляды. Дама Гламмер, не покидая своей маслобойки, осталась наблюдать за ними.
– Теперь нужно подсунуть тюфяк под Джинкса, постаравшись как можно меньше потревожить его, – сказал Симон.
– О, ты заставил их затвердеть, – заметила Эльфвина. – Это то же заклинание, что и для одежды?
– Да, – ответил Симон. – Так вот, я приподниму… Джинкса, а вы как можно быстрее подтяните под него одеяла, но только не прикасайтесь к нему.
Джинкс подлетел поближе, чтобы лучше видеть. Симон сосредоточился, нахмурившись. Он собирался творить магию над живым человеком, ведь так? А она самая трудная.
«Хотя, – подумал Джинкс, взглянув на себя, – разве это – живой человек?»
В первый миг не произошло ничего. Джинкс чувствовал, что Симон пытается притянуть силу, которой здесь не было. Потом он достал из кармана бутылку с самим собою внутри. Покривился, увидев свою плененную жизнь, – сила и сосредоточенность, вспомнил Джинкс. Симон берет в подспорье свою упрятанную в бутылку жизненную силу. А ты бы так смог?
И внезапно Джинкс понял, что научился чувствовать, какую силу использует чародей.
Симон пытался расшевелить ее, сидящую в бутылке, однако она была вялой, неподатливой, и потому Джинкс ссудил ему свою, пусть и малую. Часть этой силы была порождена его собственной… ну, в общем, смертью. Часть исходила от освободившихся мертвых жизней, – некоторые из них еще оставались поблизости, медленно возносясь в небеса. Джинкс позаимствовал ее, как когда-то заимствовал силу Урвальда, только эта была чуть более скользкой, увертливой.
Симон, похоже, испугался. Он уставился точно туда, где плавал в воздухе Джинкс, и на секунду тому показалось, что чародей способен видеть его. Но тут Симон тряхнул головой, собрал воедино полученную от Джинкса силу и направил ее на тело, лежавшее на камнях.
По телу пробежала легкая дрожь, как по ткани, плавающей на поверхности воды, затем оно поднялось на несколько дюймов в воздух. Эльфвина подсунула под него тюфяк, на который тело мягко опустилось.
Теперь Симон поднял в воздух тюфяк вместе с телом. Потом распрямился, вынул из-под мышки топор.
– Похоже, тут образовался силовой вакуум [27], Костоправ, – сказал он.
– Правда? Я не заметил.
– Что-то уничтожило почти всю силу, какая у тебя была. Не хочешь сказать мне – что?
– Чушь. Просто я нашел способ скрывать и оберегать мою силу, – сказал Костоправ. – Будь ты искусным магом, тебе это тоже удавалось бы.
– Да что ты! – отозвался Симон. – А откуда здесь столько битого стекла? Похоже на бутылочное.
Рука его опустилась в карман, сжала там бутылку. Он повернулся к Эльфвине.
– Возьми… Джинкса и уходи по ущелью. Я тебя нагоню.
– Ты собираешься оставить Костоправа так и болтаться в воздухе? – сердито спросила Эльфвина. – Он же Джинкса убил!
– Что я собираюсь сделать, тебя не касается. Забирай Джинкса и будь с ним до крайности осторожна. А ты помоги ей, мальчик. Ступайте.
26
Приблизительно 9 м.
27
Здесь слово вакуум употребляется в значении «пустота».