Ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Сказки славян. - Автор неизвестен. Страница 4

— Покличь-ка мне Ивана, Романа да третьего — Степана. Смеются гости: какое поручение собаке дают! Такой собаки и на свете нет, чтобы его выполнила!

А пёс степенно из комнаты вышел, недолго пропадал, назад идёт, трёх слуг за собой ведёт.

Паны и смеяться перестали, спрашивают у слуг, как кого зовут.

Один отвечает:

— Я — Иван.

Другой отзывается:

— Я — Роман.

Последний говорит:

— Те двое — Иван да Роман, а я третий — Степан.

Тут паны поверили, какие собаки на свете бывают.

А имениннику ещё мало. Велел собаке уголёк принести, чтобы трубку раскурить. Опять никто не верит: как же тварь четвероногая горячее принесёт?!

Вот пёс входит, в зубах у него ложка, на ложке уголёк тлеет. И подносит тот уголёк хозяину трубку раскурить.

Ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Сказки славян. - i_004.jpg

У панов много времени на забавы, да и забавам конец приходит. Отпраздновали именины, разъехались гости. А главный управляющий остался и принялся просить пса себе в подарок.

Хозяин думает шуткой отговориться:

— Чтобы именинникам подарки делали — знаю. И сам сегодня подарки получил. А чтобы гость у именинника подарка требовал — такого не слыхивал.

Главный управляющий своё гнёт: отдай да отдай ему собаку. Рассердился управляющий, сказал:

— Не достанется тебе мой пёс!

И главный рассердился:

— Коли так, мне не достанется и твоим не останется!

Вскочил в коляску, поскакал к самому князю.

Что он князю наговорил, они вдвоём знают, а только утром уже от князя к управляющему слуги были посланы со строгим наказом: сейчас же пса князю представить.

Батраку с управляющим не спорить, а управляющий против князя ничего не смеет. Отдал он пса, да ещё низко кланялся.

Князь в комнатах пса держать не стал. Сколотили по его велению конуру, просторную, тёплую — к зиме шло дело, во дворе канат протянули, чтобы псу на цепи кругом бегать.

Неспроста так князь сделал. Трёх лет не прошло, как женился князь. Через год родила княгиня сына, и — вот беда! — в первую же ночь пропал младенец, неведомо как, неведомо куда. Никто ничего не слыхал, никто ничего не видал. Искали, искали и следа не нашли.

А теперь княгиня опять ребёнка ждёт. Мало ли что случится?

Князь так думал: если пёс и вправду такой умный, как рассказывают, может, хоть он устережёт от беды неведомой.

Так оно и шло: пёс днём на цепи бегал, еду ему подавали прямо с княжеского стола. Ночью с цепи спускали. Вроде бы вольней, да двор княжеский — что твоя крепость: ограда высокая, ворота на засовы заложены, замками замкнуты. Затосковал пёс, обидно ему, всё-таки он человек! Может, и убежал бы, как-нибудь изловчился, да жаль ему княгиню молодую. Слышал он, как слуги меж собой толковали, что первого её младенца унёс неведомо кто: то ли цыгане, то ли нищие, то ли нечистая сила. «Поживу пока», — думает.

Замолчал тут сказочник, остановился дух перевести. А песенник его торопит:

— Давай говори скорей! Охота знать, что дальше было.

Усмехнулся сказочник:

— Зачем тебе слушать, как я вздор горожу?

— Вздор не вздор, а ты скажи, уберёг пёс младенца или не уберёг. И что с ним потом было?

— Э, нет, — покачал головой сказочник, — зима за весной не наступает, в середине лето да осень будут. И сказка своим чередом идёт.

— Хочешь слушать, так слушай, — пасечник сказал. — А слову не мешай.

Песенник замолк. Сказочник опять сказывает.

Через какое-то время родились у княгини два сына.

Князь от счастья себя не помнит. Созвал на радостях гостей. Пьют, едят гости, и князь с ними. Слуги гостям подносят и себя не забывают.

Пировали почти до полуночи. Потом разошлись, огни погасили, спать легли.

Князь говорит:

— У нас пёс надёжный, устережёт! — и тоже заснул.

Не знал он, что слуга за гульбой да весельем забыл собаку на ночь с цепи спустить.

Бегает пёс вокруг двора по канату, цепью бренчит.

Только полночь минула, сам собой замок на воротах открылся, сам засов отодвинулся. Крадётся в усадьбу ведьма, да прямо к дому. Признал сразу эту ведьму пёс — жёнка это его, та, что псом его оборотила. Рвётся он с привязи, но крепко канаты свиты, прочно цепь скована. Стал канат перегрызать. До половины перегрыз.

А ведьма уже из дому выходит, двух младенцев к себе прижимает. Рванулся тут пёс что было силы — лопнул канат. Зарычал пёс, на ведьму бросился. А у той руки заняты, она младенцев держит, ногами его пинает, к воротам пробивается. Рвёт её пёс острыми клыками, а следу не остаётся и кровь не течёт.

Так бы и унесла детишек, да когда она уже у самых ворот была, запели первые петухи. Тут она младенцев и бросила, сама в ночной тьме будто растаяла.

Пёс подобрал младенцев, отнёс их в конуру и сам рядом прилёг. Обхватил лапами, телом своим греет. Ведь мороз на дворе, стужа лютая.

На рассвете проснулся князь, встал, пошёл своих сынков проведать. Смотрит — обе колыбельки пустые, княгиня спит, и няньки спят.

— Ах, — закричал князь, — пёс окаянный! А я-то на него надеялся! Лучше бы я сам глаз не сомкнул, верней бы уберёг!..

Схватил двустволку заряженную, выбежал на крыльцо. Не раздумывая долго, вскинул ружьё — бах по конуре из одного ствола. Да сгоряча не попал.

Тут пёс младенцев лапами расшевелил. Они и заплакали.

Как услышал князь жалобный плач своих деток, чуть ума не решился. Бросился к конуре, ребяток слезами обливает, пса целует, благодарит.

На выстрел уже все домочадцы выскочили, детишек унесли. И по приказу князя в тот же день надели на пса богатый ошейник, шитый шелками, самоцветными каменьями изукрашенный.

Да пса княжеская милость не радует, лучше бы ему волю подарили!

«Ну, ладно, — думает, — дождусь ночи, сам как-нибудь убегу. Я своё дело сделал!»

Пришла ночь, полночь с собой привела. И опять, как вчера, сами собой ворота растворились. Жёнка его появилась.

— А, — говорит, — тебе псом неплохо живётся. Вишь, как тебя разукрасили! Слушай же меня: ты мою летучую метлу изломал, младенцев у меня отнял, я больше над ними власти не имею… А над тобой имею!

Хлестнула его прутиком и проговорила:

— Побегал ты псом, теперь птицей полетай!

И оборотился пёс соловьем. Да не серым соловушкой, а птицей красоты несказанной, невиданной. Шелка да каменья, что на ошейнике были, засияли перышками разноцветными.

Поднялся на лёгких крыльях соловей, вокруг княжеского двора облетел, сам себе жалуется:

— Было бы время тёплое, лето красное, хорошо бы я прожил. Куда захочу — полечу, где вздумаю — поклюю да воды попью. А теперь зима лютая, стужа великая, все поля, все луга снегом закалило. Ни согреться, ни прокормиться… Чем так мучиться, лучше разом с жизнью расстаться!..

Сложил крылья и пал камнем на землю. Да какой у птахи вес?! Не убился он, даже не расшибся.

Что же делать! Надо дальше жить. Забился под стреху, ночь переждал. Утром полетел, куда крылья понесли, куда ветер направил.

Прилетел в крестьянский двор, а там скирда гречки стоит. Да вся частой сетью-сильём оплетена сверху донизу, чтобы птицы зерно не клевали.

Наша птаха думает: «Хоть с голоду, хоть в силках—всё одно пропадать! Может, зёрнышко изловчусь ухватить!»

Ухватил одно зёрнышко, второе склевал, а на третьем в силках запутался. Что больше бьётся, то крепче волосяные петли держат.

На ту нору вышел из избы хозяйский сын, мальчишечка-малолеток. Приметил птицу, сказал:

— Как же тебя, бедную, глупую, догадало в силках запутаться?

Освободил её и в дом принёс.

А у того мальчишечки сестра была старшая, тихая да ласковая. Глянет — на сердце теплеет, усмехнётся — в тёмной комнате просветлеет, будто солнышко из-за облака выплыло.

Увидела сестра птицу и говорит:

— Подари мне, братец, соловейку. Я тебе отдарю, чем захочешь.

Мальчишечка отвечает:

— Бери так, коли понравилась.