Ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Сказки славян. - Автор неизвестен. Страница 6

КAК ВАСИЛИСА НА ВОЙНУ ПОЕХАЛА

Русская сказка

Зачинается, начинается добрая сказка, славная байка. В чистом поле, в широком раздолье, за тёмными лесами, за зелёными лугами, за быстрыми реками, за крутыми берегами утка крякнула, берега звякнули, море взболталось, сказка сказалась. Да это ещё не сказка, а присказка. А теперь сказку слушайте.

В одном селе жили муж с женой. И вырастили они трёх дочек. Старшую как звали — не знаем, среднюю — не помним, а младшая дочь была Василиса Прекрасная.

Жили не тужили, да тут война началась. А с чего война? Про то цари знают. Царства у них поделены с дедов да прадедов, и межа ровно по ниточке идёт. Так, вишь, заспорили, кто когда межевой камень положил и кто теперь им владеть должен. Поспорили, поспорили и пошли войной друг на друга. Да негоже царям самим кулаками махать, на то солдаты есть — всех молодых парней на войну и угнали.

А у нашего крестьянина три девки, ни одного парня. Собрались сельчане, судили-рядили и так приговорили:

— Кабы у тебя не три девки, а трое сыновей росло, все трое на войну бы пошли. А раз никто не идёт, должен ты крестьянскому миру на утешенье, селу на увеселенье три бочки мёду выкатить.

Услышала про это старшая дочь и сказала:

— Не ставь ты за меня мёду. Иди в город, купи мне коня неезженого, седло несиженое, плётку нехлёстаную, ружьё нестреляное. Сама на войну отправлюсь, воевать буду. Всё равно всех женихов угнали, замуж идти не за кого.

Отец с матерью её и так и сяк уговаривают. Она на своём стоит. Делать нечего. Купил отец, что она просила.

Снарядилась старшая дочь, на войну поехала.

А отец вперёд забежал, у Ремень-реки на мостике остановился. Тулуп вывернул, вверх шерстью надел, голову в выдолбленную тыкву сунул, горящую головешку в зубах держит.

Доехала старшая дочь до Ремень-реки, видит — на мостике стоит лохматое, голова круглая, из пасти искры летят, дым валит. Может, оно медведь, может, чудище какое неведомое. Что бы ни было, а страху не оберёшься. Повернула она коня, домой поскакала.

Назавтра средняя дочь говорит:

— Купи мне, батюшка, коня неезженого, седло несиженое…

Махнул отец рукой.

— И слушать дальше не хочу. Всё уже куплено, да храбрость, вишь, на ярмарке не продаётся.

— А мне храбрости не занимать! — похвалилась средняя дочь.

Села на коня и поехала на войну. Доехала до Ремень-реки, видит, на мостике медведь не медведь — чудище лохматое, лапами машет, путь загораживает.

— Так вот отчего сестра домой вернулась! Ну, я не из таковских.

Сорвала с головы шапку, зажмурилась, да и кинула наугад куда попадя. Только ворон всполошила да сама их карканья испугалась. Хлестнула коня плёткой и поворотила назад.

А младшая сестра Василиса Прекрасная ничего у отца не просила, ничего сестрам не молвила, мужское платье надела, русые косы под шапку спрятала, мать обняла и на коня вскочила.

Едет на коне езженом, сидит в седле сиженом, плёткой помахивает хлёстаной, ружьё нестреляное за плечами. Чем не парень, чем не молодей!

А отец, как и в те разы, на мостике через Ремень-реку дочку поджидает.

Увидала Василиса Прекрасная чудище косматое, да не испугалась. Схватила белой ручкой плётку покрепче и ну лохматого хлестать, по бокам охаживать.

Взревело чудище дурным голосом, в кусты с мостика бросилось, затаилось. Василиса мост переехала, дальше путь держит.

А отец-бедняга домой ни с чем приплёлся. Залез на печь, лежит, кряхтит.

Жена спрашивает:

— Ты где был?

— По грибы ходил.

— А чего охаешь?

— Да на ёлках этот год шишки велики выросли. Тронул ненароком ёлку, так они и посыпались, все бока-плечи обколотили.

— Василиса-то где?

— Уехала наша Василиса. Уже за Ремень-рекой скачет.

Мать только заплакала.

А Василиса до распутья доскакала, тут коня остановила. Смотрит — три дороги перед ней, посредине столб стоит, а на столбе написано:

«Вправо поедешь — коня потеряешь!»

— Не поеду вправо, — Василиса себе говорит, — конь-то не мой, а батюшкин. — И дальше читает:

«Влево поедешь — сам пропадёшь!»

— Это уж и вовсе ни к чему! — рассудила Василиса.

Смотрит опять:

«Прямо поедешь — увидишь, что будет!»

— Вот это по мне! — обрадовалась Василиса.

И пустила коня прямо.

Сколько ехала, столько ехала — день до вечера. Ночь настала, туман пал, а кругом шумит тёмный лес-дубравушка. Совы да филины разухались, волки развылись, а человечьим духом и не пахнет. Отпустила Василиса поводья — пусть конь идёт куда знает.

И принёс её конь к избушке, где жила шишига лесная с сыном Ванюшкой да с собачкой Викушкой.

Василиса шишиге-хозяйке до земли поклонилась, Ванюшке в пояс, собачку Викушку по шерсти погладила.

Шишига её в дом впустила, за дубовый стол усадила, принялась спрашивать:

— Как звать тебя, добрый молодец? Далеко ли едешь? Куда путь держишь?

— Кличут меня Василием-Васей, а еду я ни далеко, ни близко, на войну воевать.

— Зачем тебе на войну ехать, лучше с нами оставайся. Будешь мне сынком названым, моему Ванюшке братцем любимым. Ему одному в лесу скучно.

— Нет, поеду!.

— Ну, так хоть погости, — шишига говорит.

А Ванюшка с Васи-Василисы глаз не сводит. Шишиге потихоньку шепчет:

— Эх, кабы девица была, взял бы замуж.

— Что болтать попусту — парень это, — шишига отвечает.

— А мне сердце сказывает-подсказывает — девица.

Тут шишига призадумалась, испугалась. А чего испугалась, о том речь не сейчас пойдёт, вперёд забегать не будем.

Стала шишига гостя спать укладывать. На лавке ему постелила. Взяла семьдесят семь трав, в изголовье сунула и шепчет Ванюшке:

— Коли девица, зацветёт к утру трава-мурава ярким цветом, что бисером разошьётся.

А у собачки Викушки ушки на макушке, всё она услыхала, Василисе перешептала. Как загасили лучину, спать легли, Василиса вынула тихонько траву-мураву, на окошечко положила.

Утром смотрит шишига и головой качает.

— Нет, — говорит Ванюшке, — молодец это. Сам гляди: ни одна травинка цвета не дала, ни красного, ни синего, ни белого.

А Ванюшка своё:

— Девица!

— Что ж, — отвечает шишига, — испытаем ещё раз.

Сама на печь легла, разохалась.

— Ох, детушки, разломило меня всю. Который-нибудь из вас воды наносите.

А Ванюшке шепчет:

— Не носи. Пускай Вася принесёт. Коли девица, по воду пойдёт с коромыслом. Коли парень, понесёт вёдра в руках.

Василиса — за коромысло, а собачка Викушка ей тихонько тявкает:

— Оставь коромысло, где стоит. Бери вёдра руками.

Так Василиса и сделала. Коромысло за дверью оставила, с ведрами к ручью пошла. И Ванюшка за ней.

Не уезжай, — говорит, — братец названый, живи с нами. Вместе нам веселей будет.

— Мне в лесу не жить, — Вася-Василиса отвечает. — Я не лесного роду-племени.

— Да ведь и я не лесного роду-племени. Рос, как ты, в деревне, у отца с матушкой. Как-то ехали мы на сенокос, я ещё мальцом был, забаловался, крынку с водой разбил. Рассердилась матушка да в сердцах и скажи: «Возьми тебя шишига лесная!». В тот же вечер и уволокла меня шишига.

— А ты бы убежал! — Вася-Василиса советует.

— И рад бы, да не могу. Только девица-красавица, что замуж за меня пойдёт, из беды меня вызволить может.

Смотрит на Ванюшку Вася-Василиса, а стан-то у него ладный, плечи широкие, волосы так и вьются. Однако не дала волю девичьему сердцу, не призналась.

Наносила воды Василиса, а шишига и говорит Ванюшке:

— Теперь сам видишь, что молодец.

— Видать-то вижу, а сердце не то подсказывает.

— Ладно, в последний раз испытаю, истоплю баньку. Коли, парень, пойдёт с тобой мыться. Коли девица, со мной попарится.

Только банька истопилась, Ванюшка стал собираться, а Вася-Василиса вперёд побежала. Коня привязала у баньки, сама — скорёхонько мыться да париться.