Девочка Прасковья - Лимонов Анатолий Иванович. Страница 21

— Так, сейчас определим,

где тут север, — сказала Прасковья и, оглядевшись, подошла, наверное, к

столетней сосне. — Вот смотри: комель деревьев на северной стороне обрастает

мхом и лишайниками, и кора на дереве должна быть тут более темной и шершавой.

Камни, валежник, пни тоже обрастают на севере. А ночью северная сторона неба

светлее южной. Жаль, у нас нет часов, а то тоже можно было бы определить нужное

направление.

— Как это?

— Надо днем часовую

стрелку направить на солнце. Линия, делящая угол между стрелкой и цифрой два (а

зимой будет цифра один) пополам, покажет направление на юг! Понятно?

— Здорово! А я этого и

не знал, — сказал я и почесал затылок. — Ну, тогда вперед, моя умная Пятница!

— Идемте, сеньор

Робинзон!

В Пашкиных онучах идти

стало гораздо веселей. Правда, опять заворочался предательский голод. Палец

ныть перестал, и настроение у меня вновь улучшилось. Скоро в лесу стало совсем

как в бане. Остро запахло смолой и испарениями земли. Захотелось пить. Ветер

почти не залетал к подножию высоченных сосен, и поэтому нам стало не хватать

кислорода. Мучила испарина. Чтоб не думать об этих временных неудобствах

лесного быта, мы шли и болтали о школе. Рассказывали друг другу о любимых и

нелюбимых предметах, об учителях, об одноклассниках, о своей успеваемости…

Так незаметно мы прошли несколько километров. За это время разыгрался уже

совсем волчий аппетит, жажда постепенно вынудила нас замолчать, пот противно

промочил одежонку. Один раз вновь появлялся гул в небе. Но теперь это было

западнее нас. Еще мы как-то заметили на небе белую полосу — след от реактивного

самолета. Захотелось поскорее выбраться из-под душного полога леса и, достигнув

высот, вновь осмотреть разом все окрестности, да и самих себя открыть всему

миру. Сколько уже натикало времени, мы не знали. Отдыхали. Снова брели. Летний

день долог… Наконец, перерывы стали все более частыми и продолжительными. И

лишь когда солнце угомонилось, в лесу сделалось несколько прохладнее. Я понял, что и сегодня нам спасателей не дождаться и до гор не добраться. Палец от долгой

ходьбы опять разболелся и закровоточил. Пашке пришлось сменить повязку. Я был

ей так благодарен за это. И зачем я только обижал эту девчонку? Ведь ей сейчас

было нелегко: таскаться тут по лесам и болотам голодной и уставшей, да еще и со

мной возиться — с человеком, часто ее обижавшим… Хотелось сделать для нее

что-нибудь доброе, приятное, чтобы она хотя бы улыбнулась, расслабилась. Но что

я мог? Когда солнце стало скатываться с небосклона, все мои мысли переключились

на решение проблемы нашего вероятного ночлега в лесу. Перспектива была

малоприятная: коротать темное время суток в компании змей, клещей, комаров да

муравьев.

А ведь в этих лесах еще

и медведи, и волки, и кабаны водятся! Тайга все-таки! Тут кое-кто даже с

сасквачами встречался! От столь грустных дум доброе мое настроение сильно

испортилось. Я взглянул на Пашку. Она выглядела крайне уставшей. Брела как-то

понуро, держа в руке сосновую веточку с шишкой на конце, и даже не отбивалась

от мошек. Всегда живые косички теперь как-то беспомощно свисали на расстегнутое

платье, из-под которого белела кружевная «ночнушка». Девчонка стоически

переносила все испытания. И это придавало сил и мне самому. И тут меня осенило: да ведь она, наверно, молится! Просит о помощи свою Параскеву! Интересно, что

она для нее сделает? Да и вообще интересно, кто она такая — эта святая Пятница?

Что за страдания претерпела, чтобы считаться великой мученицей? Как, где жила и

что делала? Надо было бы расспросить об этом у Пашки. Ход моих мыслей прервался

самым неожиданным образом, так как мы вдруг вышли на большую поляну, окруженную

елями и кустарником. Но не это нас удивило, а то, что прямо посреди этого

пространства, размером со школьный спортзал, красовалась аккуратно спиленная и

уложенная на земле толстая сосна, а прямо возле нее чернел здоровенный круг

кострища!

— Ого! — присвистнул я.

— Да тут, оказывается, были люди!

Однако, подбежав к

центру поляны, я увидел, что на обгоревшей земле уже растут какие-то

коричневые, оранжевые, ярко-красные, похожие на чайные чашечки, грибы.

— Жор, а здесь правда

кто-то отдыхал! — воскликнула Пашка, поднимая из травы пустую бутылку.

— Отдыхать-то отдыхал,

но боюсь, что это было еще прошлым летом.

— Да, жаль, конечно, но

ты прав… — согласилась девчонка, осматривая странные грибы.

— Какие забавные!

Впервые такие встречаю.

— Вот если б они были

еще и съедобны! — вздохнул я и прошелся по поляне.

На лес уже опускался

тихий золотистый вечер. Похоже, нам следовало бы заночевать именно здесь.

Разведем без опаски большой костер и как-нибудь возле него и перекантуемся до

рассвета. Главное, запасти дровец побольше. Я доложил свое решение Прасковье, и

она, тихо вздохнув, согласилась. Пошли, как говорится, в лес по дрова.

Осторожно, чтобы не напороться на разомлевшую от дневной жары змею, перетряхивали

валежник и стаскивали его к центру поляны. Потом я решил нарезать еловой лапки

для лежанки и удалился чуть подальше в глубь леса к скоплению молоденьких

изумрудных красавиц. Здесь я неожиданно наткнулся на небольшую полянку и — о, чудо! — увидел, что тут повсюду торчат крепыши-боровички!

— Ура! — издал я

счастливый вопль и, забыв обо всем на свете, вытащил поскорее ножичек и

принялся с удовольствием надрезать толстые ножки.

Обшарив всю поляну и ее

окрестности, я навалил довольно приличную горку белых грибов. Слюни густо

заполнили мой рот, когда я понял, что сытный ужин нам обеспечен! Вот

повезло-то! Похоже, это мой Георгий Небесный помог или же Параскева постаралась

обрадовать свою земную тезку! Не зря же девчонка так долго и усердно молилась!

И место для ночлега так неожиданно нашли, а вот теперь и пищу, да еще какую!

— Паш, иди сюда скорее!

— позвал я свою спутницу.

Однако девчонка,

взволнованная моим длительным отсутствием, уже сама искала меня среди мохнатых

елей.

— Что случилось? —

спросила она.

— Паш, смотри-ка, что я

нашел! Живем теперь!

— Ой, какие милые! —

искренне обрадовалась Пятница.

Я стянул с себя майку и,

завязав ее, набил грибами до отказа. Но не все боровики уместились. Тогда Пашка

завернула подол платья и уложила в него оставшиеся два десятка грибов.

Довольные, мы быстро

вернулись на большую поляну. Потом я сходил за еловыми ветками и срезал еще

несколько крепких прутов для шампуров. После этого мы принялись готовить ужин.

Пашка чистила грибы и аккуратно нанизывала их на прутья, а я разводил костер. А

тем временем вечереющий лес уже окутали прозрачные и благоуханные сумерки.

Когда совсем стемнело и окрестности наполнились тревожными голосами ночных

обитателей тайги, над поляной, весело затрещав, взвился алый столбик огня.

— Паш, а расскажи о

своей небесной покровительнице! — предложил я, принимая из рук девчонки прут с

нанизанными на него грибочками.

— А тебе это будет

интересно? — как-то безразлично отозвалась Прасковья, обрывая с поваленной

сосны клочки сухого мха.

— Еще бы! Ведь мне нужно

знать, кому ты можешь пожаловаться на мои проделки! — пошутил я.

Пашка сразу же оживилась

— видимо, мое предложение ей очень понравилось. Она подсела ко мне поближе, и я

заметил, как ее серые глаза радостно засветились.

— Ну, хорошо, тогда

слушай! Я этот рассказ люблю больше всего! — она тоже взяла в руки прут с

грибами и приблизила его к огню.