Девочка Прасковья - Лимонов Анатолий Иванович. Страница 37

оглянулся и увидел Пашку. Она карабкалась ко мне, хватаясь руками за корни и

пучки травы. Я помог ей подняться.

— Что там? Вертолет был?

— спросила она, тяжело дыша.

— Нет, самолет. Но он

меня заметил! Теперь живем! О нашем местонахождении сообщат спасателям!

— Здорово! — оживилась

Пашка.

— Как искупалась?

— Потрясающе… Вода

такая живая!

После купания девчонка

выглядела такой свежей, чистой и прекрасной, что я невольно залюбовался ею.

— Зря ты не стал! Так

здорово!

— Зато упустили бы

самолет! А искупаться-то я еще успею! Смотри, какой душ к нам приближается!

Пашка даже ахнула и

перекрестилась, увидев тучу.

— Эх, принесла же ее

нелегкая! — сплюнул я. — Теперь вертолет будет ждать, пока она пройдет! А я

гляжу, она настроена весьма решительно! Как тогда на пароме, помнишь?

— Ой, что же нам делать?

— испуганно поежилась девчонка.

— Надо уходить отсюда,

пока не поздно!

— Но куда?! В лес?

Раздался протяжный удар,

и все небо с юга на север осветилось ослепительно-яркой молнией.

— Ой, мамочки! —

зажмурилась девчонка и, перекрестившись, стала шептать слова молитвы, взяв меня

за левую руку.

— Вот что. Ни в лес, ни

на заимку нам уже не успеть! Давай спустимся опять в подземелье! Там, я думаю, теперь будет самое надежное укрытие, как в бомбоубежище.

— Точно! — обрадовалась

Пашка, и мы, помогая друг другу, стали спешно спускаться к водопаду. Ветер уже

выл и рвал с неистовой силой. В лесу стоял жуткий треск, и он шумел, точно

бурное море, перекатывая зеленые волны крон. Накрыть нас туче так и не удалось!

Когда она, разъяренная нашим бегством, отдала приказ своим стрелкам открыть

огонь на поражение и когда тугие хлесткие струи дождя и яркие стрелы молний

полетели на землю, мы уже лезли в темный прохладный коридор горного лабиринта.

Уходя подальше от бури, снова вернулись в ледяной зал. Однако долго там

задержаться не смогли — начал пронимать холод. Плечи ведь у меня были голые, а

мокрая «ночнушка» Пашки быстро остывала, сковывая все тело. Мы, увидев какой-то

отросток в стене, прошли по нему в кромешной мгле к самому сердцу горы!

Оказавшись в более-менее просторной галерее, где было не так прохладно, мы

разместились пережидать грозу. Когда глаза немного привыкли к темноте, стали

различать причудливые каменные нагромождения. Где-то в отдалении слышалась

водяная капель. Больше никаких звуков не раздавалось. Пахло как в старом

подвале современной многоэтажки. Мы сидели на шершавых камнях и… потихоньку

замерзали. Снова пришла мысль о змеях: где-то же должны и они скрываться от

дождя? Я почиркал зажигалкой, но с таким огоньком мало что увидишь… Да и газ

был уже на исходе. Надо было сэкономить его хотя бы для костра. Здесь же

зажигать было нечего: одни камни, куски льда и глины. Спохватившись, Пашка

достала из кармана огарочек монастырской свечки. Я зажег его, и мы от нечего

делать осмотрели грот. Интересного тут было мало: камни, камни и камни, представляющие из себя разные фигуры и нагромождения. Сосулек было мало и

виднелись они лишь на самом верху темных сводов. Выходов из этого мешка тоже не

оказалось.

Вода просачивалась

откуда-то сверху через невидимую щель в стене, падала на камни и уходила в

глубь горы. Змей, к счастью, мы нигде не заметили, зато наверху в темноте кто-то

зашевелился и запищал. Пашка вскрикнула и спряталась за меня. Над головами

что-то прошелестело, и кто-то вылетел в коридор, через который мы сюда пришли.

— Это, наверно, летучие

мыши! — предположил я.

Мы снова сели на

каменное возвышение. Свечка быстро догорала и уже щипала пальцы. Я положил ее

рядом. Она разлилась небольшой лужицей, погорела еще минут десять и погасла, выбросив напоследок прощальное облачко сладковатого дыма. Снова все погрузилось

во мрак. Пашка все больше и больше замерзала и невольно жалась ко мне, но тепла

от меня исходило маловато, у самого плечи подернулись гусиной кожей. А ей —мокрой, — конечно же, здорово доставалось от холода подземелья.

— Интересно, когда

закончится эта гроза? — тихо произнесла девчонка, и я увидел голубое колечко

пара, вырвавшееся из ее рта.

— Боюсь, что не скоро, —

вздохнул я. — Помнишь, как в ту первую нашу ночь в пещере буря гудела всю ночь?

Эта на нее тоже очень похожа…

— А здесь

прохладненько… — поежилась моя спутница и поплотнее укуталась в свое платье, ее влажные косички понуро повисли на груди.

Мыши изредка пролетали

над нами, пищали, шелестели крыльями — короче, жили своей привычной жизнью, не

обращая на нас никакого внимания.

— Вот, Паш, сидим тут как

Эхнатон и Нефертити, и грот этот — чем не пирамида? И зачем мне в Египет ехать?

— А я бы сейчас,

наверно, согласилась туда отправиться… Там теплее… — и она опять сильно

поежилась.

Желая как-то убить

время, я спросил:

— Паш, а о ком ты читала

тогда на пароме?

— Я читала про нашего

российского богатыря святого Меркурия Смоленского.

— Расскажи, пожалуйста!

— и я осмелился взять ее ледяную ладонь в свои руки.

Девчонка, подрагивая от

холода, начала свой рассказ:

— Это было в XIII веке.

Русь тогда разоряли татары. Много людей было убито и порабощено. Всюду царило

запустение, поля некому было обрабатывать, дикие звери ходили по ним и поедали

трупы, которые тоже некому стало хоронить. Церкви и монастыри были разграблены, а монахи перебиты. Захватчики не знали жалости. Они связывали пленников их

собственными волосами и гнали перед собой, как скот, нанося удары кнутами. Хан

Батый разорил Киев, Москву и подошел к Смоленску.

Передовой отряд врага

уже вышел к стенам города. Командовал этим полком один великан, который воевал

вместе со своим сыном. Сила их была необычной, и многие русичи полегли от их

рук. Ужас охватил жителей Смоленска, когда они увидели этого жестокого исполина

во главе надвигающегося войска. Они поняли, что если враг войдет в город, то

всех их ждет мученическая смерть. И тогда они стали усердно молиться Божией

Матери о заступничестве. В это время в Смоленске жил святой Меркурий. Родился

он на Западе от благородных родителей, державших веру православную. Юношей он

переселился в Смоленск и поступил на службу к местному князю. Меркурий был

высоким, сильным и крепким духовно, так как с детства вел жизнь благочестивую.

Слыша о зверствах татар, святой воин скорбел душою и горел желанием положить

душу свою за веру Христову. И молитва его была услышана. Ночью в соборном храме

города перед иконой Богородицы молился один пономарь и просил Царицу Небесную

избавить город от врагов. И вдруг он услышал голос: «Иди к рабу Моему Меркурию

и тихо скажи ему: “Меркурий! Тебя зовет Владычица! Ступай в военных доспехах

на врагов!”» Пономарь удивился, но повеление исполнил. Он застал Меркурия

на дворе, где святой воин молился Богу. Он был уже во всеоружии. Когда пономарь

передал ему слова Богородицы, то они вместе пошли в храм. Святой упал на колени

перед иконой и стал слезно молиться о помощи и заступлении. И опять раздался

голос: «Раб Мой Меркурий, я посылаю тебя, чтобы ты отразил врагов от града сего

и защитил храм сей. Враги втайне задумали в эту ночь напасть на град и разорить

его. Немедленно ступай навстречу врагам. Не бойся, ты победишь вражеского

воеводу. Я не оставлю тебя. В сей битве ты победишь врагов и сам получишь от

Господа венец победы и вечного блаженства!» Услышав это, Меркурий очень

обрадовался и быстро отправился на указанное место. Была глубокая ночь. Не