Девочка Прасковья - Лимонов Анатолий Иванович. Страница 38
ожидая
скорого нападения врагов, жители спали крепким сном. Тихо и незаметно прошел
Меркурий около стражи, дремавшей у ворот, и пришел в стан врага, готовящегося к
нападению. Выхватил воин свой меч и со словами «Пресвятая Богородица, помоги
мне!» кинулся на врага.
Первым он поразил
наглого и безжалостного великана. Тот, увидев вдруг перед собой русского воина, опешил и лишился сил. Много и других врагов из передового отряда положил
Меркурий. Остальные в ужасе разбежались. Отойдя в сторонку, святой стал молиться
и благодарить Богородицу за дивное и славное заступление.
Тем временем враги
получили подкрепление и снова устремились на Меркурия. Но воин Христов, призывая имя Господне, опять поразил их. Враги со срамом побежали.
«Горе нам! — вопили они.
— Нельзя нам устоять против сего воина, ибо вместе с ним нас поражают некие
молниеносные мужи! А над ними видим мы лучезарную Жену!» Сын убитого великана, желая отомстить за гибель своего отца, подкрался и коварно напал на святого
Меркурия! — тут Прасковья вздохнула и замолчала.
— Ну и что же дальше?
Дальше-то что было? — спросил я с интересом.
— А дальше?.. Дальше ты
уронил бутылку… — печально произнесла девчонка и опять вздохнула, стуча
зубами. — Я так до конца и не дочитала…
Мне стало очень стыдно и
неловко за тот мой поступок на пароме, но гордость все же вновь взыграла во мне
и, желая оправдаться, я выпалил:
— Ну, я же не
специально! Паром тогда сильно качало ветром… — и еще больше покраснел от
того, что еще и солгал.
Благо, что в гроте было
темно и девчонка ничего не заметила. Какое-то время мы молчали, только Пашка
шмыгала носом и тяжело дышала от холода.
— Вот что, Паш, пойду-ка
я посмотрю, не прошла ли буря, — сказал я, вставая с камней.
— Я с тобой! — поднялась
следом и девчонка.
— Да сиди! Я быстро! Никто
тебя тут не тронет, не бойся. Одни мышки, да и те — летающие! Они, видишь, не
злые.
— Нет, я тоже пойду!
Надо поразмяться, а то я совсем замерзла.
— Ну ладно, пошли.
Мы осторожно выбрались
из каменного мешка, миновали черный коридор, а затем прошли ледяной зал. Пашка
плелась следом, постукивала зубами и постанывала от холода. Бедняжка, ей так
хотелось искупаться под водопадом, а вот обсохнуть так и не пришлось… Хорошо
еще, что я не намок. Приблизившись к выходу из горы, мы отчетливо услышали
грохот падающих камней, удары молний, рев ветра и раскаты грома. Буря, похоже, была еще в самом разгаре! Вдали виднелся тусклый свет, проникающий через выход
к водопаду. Оставив девчонку на месте, я продвинулся вперед на разведку. Здесь
был страшный сквозняк, снаружи залетали крупные холодные брызги, остро пахло
хвоей и мокрой землей. Выход оказался почти полностью завален сошедшим с горы
оползнем.
«Эге! — подумал я. — Да
там, видать, творится нечто ужасное! И лучше нам на поверхность не
высовываться!»
И еще подумал, что надо
бы сходить проверить другой вход в гору, через щель, а то еще замурует нас
здесь, как фараонов, и превратимся мы в закоченевшие мумии. Я вернулся к Пашке, и мы тронулись в обратный путь. Хуже всего нам было идти через ледяной зал.
Холод здесь пронимал до самых костей. И уже было совсем не до дивных красот
природы… Добравшись до щели, я отметил, что здесь пока все в порядке, только
сверху так сильно льет, похлеще Пашкиного водопада, что и головы не высунуть.
Коридор ближе к выходу уже заливало грязной водой, поэтому, чтобы не промочить
еще и ног, я близко подходить не стал. У входа-выхода было светлее, чем в
гроте, зато тут сильно сквозило, что было гораздо опаснее тихого холода. Делать
нечего, пришлось возвращаться к мышам. Мы снова забрались на каменный выступ и
прилегли на нем, тесно прижавшись друг к другу озябшими спинами. Девчонка
сильно дрожала и никак не могла согреться. А я не знал, чем ей помочь, как
согреть, ободрить и утешить. От холода голос мой вновь сел, и стал острее
чувствоваться голод. Пашка, боясь прикусить от дрожи свой язык, тоже молчала, лишь судорога часто пробегала по ее хрупкому телу. Время тянулось мучительно
долго. Здесь, в этой гробнице, мы не знали, что происходит вокруг, день сейчас
или уже ночь. Ни звука, ни запаха, никакой весточки снаружи…Только холод, голод, тьма да действующая на нервы монотонная капель в отдалении… Карцер да
и только, для особо провинившихся преступников, средневековый каземат… Эх, зря Пашка не взяла с собой побольше еды. Сухарики бы и то нам сейчас здорово
пригодились бы! А то, поди, теперь сидит в нашей заимке какой-нибудь довольный
сасквач и навертывает тараночку, причем вместе со всеми потрохами… От этих
мыслей рот наполнился слюной. Желая отключиться от плохих мыслей, я стал думать
только о хорошем. Однако это давалось с трудом. А подумалось, что вот недельку
мы уже отгуляли, и тур дает курс на второй круг: опять внезапная ранняя буря, пещера, тоскливая ночь и холод, проникающий повсюду… А что же потом? Опять
болото, шалаш, поляна, Берендей? Ну уж нет! И я прогнал дурные мысли. Завтра
уже все будет кончено. Лишь выйдет солнышко на небосклон, так вертолет сразу и
прилетит. Ориентир ими уже получен, и, кружа над грядой, они нас вмиг заметят.
Пережить бы вот только эту ледяную бесконечность…
Еще не хватало нам
замерзнуть среди лета! А что, если летчики «кукурузника» не знают о нашей
пропаже? Нет же и нет! — снова успокоил я себя. Поди уж, весь Урал на ушах!
Тетя Клава никому покоя не даст! Должны все знать и искать — от геологов и
браконьеров до спасателей и туристов…
Мысли все путались и
роились, только усиливая тревогу и озноб. И тогда я стал думать о Пашке, о том
зрелище, что открылось мне совсем недавно у водопада. Как это только ей удается
перевоплощаться: то она такая дивная и прекрасная, то опять серая и обычная…
Какая она была классная под водопадом — точно вся вылитая из золота в кружеве
драгоценных каменьев! И вот теперь в своем старомодном платье лежит рядом и
трясется от холода и голода, шмыгает носом и ловит ОРЗ. И совсем не похожа на
сказочную нимфу мещерских лесов… Какое-то время я лежал в сладостной дремоте
и изо всех сил старался согреться. Потом забылся. А заснув, видимо, замерз еще
сильнее. Вскочив, я принялся яростно лупить невидимого врага и выкидывать в
темноте такие коленца, что вездесущие мышки весело засмеялись над моим
выступлением. Освободившись от пут холода, я наклонился над девчонкой. Она
лежала тихо, согнувшись в три погибели, спрятав застывшие ладони в складках
платья. Похоже, Пашка спала тревожным сном. Как бы она окончательно не
замерзла… Я, решив, что времени прошло уже достаточно, пошел к щели взглянуть
на мир Божий. У входа уже не так дуло, но было очень сыро.
И пока мои обмотки
держали воду, я решился выглянуть наружу.
Высунувшись из горы,
огляделся. Буря, кажется, прошла. Ветер почти совсем стих, натешившись вдоволь
над беззащитным лесом. Дождь еще шел — нудный, мелкий и прохладный. Небо было
затянуто густыми свинцово-синими облаками. На одну минутку прямо у горизонта
выглянуло красноватое солнце и, напоровшись на верх сосны, снова скрылось во
влажных лохмотьях неба. Так как солнце почти уже село, то это могло означать
лишь то, что времени сейчас около девяти часов вечера! Повсюду виднелись следы
бури: глубокие размывы на склоне горы и холмов, оползни, мутные ручьи, бегущие
с вершины. Окрестный лес представлял печальное зрелище. Всюду виднелись
поваленные или поломанные деревья, кустарник спутался до неузнаваемости, и
кругом — сучья, хвоя, листья, кора, шишки, куски мха и лишайников. Все