Маленькие женщины (другой перевод) - Олкотт Луиза Мэй. Страница 12

Много есть таких Бесс на свете, робких, тихих, сидящих по своим уголкам и живущих для других так радостно, что никто не замечает их самопожертвования, пока маленький сверчок за печью не перестанет стрекотать и присутствие чего-то милого, солнечного не завершится, оставив за собой лишь тень и молчание.

Если бы кто-нибудь спросил Эми, что досаждает ей в жизни больше всего, она, ни минуты не раздумывая, отве­тила бы: «Мой нос». Когда она была младенцем, Джо случайно уронила ее в ведерко с углем, и Эми упорствовала в том, что это падение навеки испортило ее нос. Он не был ни большим, ни красным, а просто немного приплюснутым, но никакое усердное пощипывание не могло придать ему аристократическую форму. Никто, кроме нее, не обращал на это внимания, и нос очень старался вырасти, но Эми глубоко переживала отсутствие греческого носа и покрывала целые листы бумаги изображениями прекрасных носов, что­бы утешиться.

«Маленький Рафаэль», как называли ее сестры, обла­дал явными способностями к рисованию. Больше всего она любила изображать цветы, придумывать и рисовать фей и иллюстрировать книжки необычными образчиками живо­писи. Учителя жаловались, что, вместо того чтобы решать задачи, она рисовала на своей грифельной дощечке живо­тных, на чистых страницах ее географического атласа по­являлись копии карт, а карикатуры самого смехотворного свойства вылетали из ее учебников в самые неподходящие моменты. Она справлялась с учебой как могла и умудрялась избегать замечаний благодаря своему образцовому поведе­нию. Одноклассницы любили ее за спокойный нрав и сча­стливый дар завоевывать симпатию без усилий, а присущая ей некоторая манерность даже вызывала большое восхище­ние, так же как и ее разнообразные таланты, включавшие кроме умения рисовать еще и умение играть двенадцать разных мелодий на фортепьяно, вышивать тамбуром и чи­тать по-французски с неправильным произношением не бо­лее двух третей всех слов. Она имела обыкновение жалобно сообщать: «Когда папа был богат, мы делали то-то и то-то», что было очень трогательно, а ее «умные» слова, которые она так любила употреблять, были, по мнению прочих де­вочек, «совершенно изысканными».

Эми была на верном пути к тому, чтобы сделаться избалованной, так как все потакали ей и ее мелкое тщеславие и эгоизм росли как на дрожжах. Впрочем, одно обстоятель­ство все же несколько умеряло ее самомнение: ей приходи­лось донашивать одежду двоюродной сестры. А так как мама Флоренс не имела ни капли вкуса, то Эми глубоко страдала, надевая красную шляпку вместо синей, некрасивые платья и аляповатые переднички, которые к тому же были не впору. Вся одежда была добротной, хорошо сшитой, мало ношенной, но Эми, с ее художественным вкусом, была в отчаянии, особенно в эту зиму, когда ее школьное платье оказалось мрачного темно-фиолетового цвета в желтую кра­пинку и без какой бы то ни было отделки.

– Единственное мое утешение, – со слезами на гла­зах говорила она Мег, – это то, что мама не подгибает подол моего платья в наказание за плохое поведение, как это делает мама Мэри Парке. Боже мой, это просто ужасно, потому что иногда она так плохо ведет себя, что платье лишь прикрывает колени и она не может пойти в школу. Стоит мне подумать об этой дискриминации, как я чувствую, что могу вынести даже мой приплюснутый нос и фиолетовое платье с желтым фейерверком на нем.

Мег была доверенным лицом и наставницей Эми, а Джо по какому-то странному взаимному влечению противопо­ложностей играла ту же роль в отношении кроткой Бесс, которая с одной лишь Джо делилась своими мыслями и которая неосознанно оказывала на свою порывистую сестру гораздо большее влияние, чем кто-либо иной в семье. Стар­шие девочки были очень привязаны друг к другу, но каждая приняла на себя заботу об одной из младших и опекала ее на свой лад – это называлось у них «играть в мамочку». Тем самым они, повинуясь материнскому инстинкту малень­ких женщин, поставили младших сестер на место забытых кукол.

– Расскажите что-нибудь интересное! День был такой ужасный, что теперь мне до смерти хочется отвлечься, – сказала Мег, когда все четверо уселись за шитье в тот вечер.

– У меня сегодня вышла такая забавная история с тетей, и так как в результате я здорово выиграла, то расскажу вам, как это случилось, – начала Джо, которая страстно любила рассказывать. – Я опять читала ей этого бесконечного Белшема и бубнила без всякого выраже­ния. Я так всегда делаю, чтобы она поскорее задремала и можно было достать какую-нибудь хорошую книжку и пожирать страницу за страницей, пока она не проснется. Но в этот раз я саму себя чуть не вогнала в сон, и, прежде чем она начала клевать носом, я зевнула во весь рот, так что она спросила меня, не собираюсь ли уж я проглотить всю книгу целиком. «Жаль, что я не могу по­кончить с ней таким способом», – сказала я, стараясь не показаться дерзкой. Тут она прочитала мне нудную про­поведь о моих прегрешениях и велела посидеть и поду­мать о них, пока она на минуточку «забудется». Но так как ей обычно нужно много времени, чтобы «вспомнить­ся», то, как только ее чепец начал клониться, словно тя­желая далия на тонком стебле, я выхватила из кармана «Векфильдского священника» [10] и принялась читать, но одним глазом косила на тетю. Я дошла до того места, где все они свалились в воду, и тут не удержалась и расхохоталась. Тетя проснулась, и так как, подремав, сде­лалась более добродушной, то велела мне немного почи­тать вслух, чтобы она могла узнать, какое пустое чтиво я предпочитаю достойному и поучительному Белшему. Тут уж я постаралась, и тете явно понравилось, хотя она ска­зала только: «Не пойму, о чем тут речь. Начни сначала, детка». И я начала с первой главы и постаралась изобра­зить Примрозов как можно интереснее. А один раз я даже остановилась в каком-то захватывающем месте и спросила смиренно, но не без коварства: «Боюсь, это чте­ние утомляет вас, мэм; может быть, не стоит читать дальше?»

Она подхватила вязанье, которое выпало у нее из рук, взглянула на меня сердито через очки и сказала, как всегда, коротко: «Дочитывайте главу, мисс, и не дерзите».

– Она призналась, что ей понравилось? – спросила Мег.

– Ну что ты, конечно нет! Но она оставила в покое старика Белшема, а когда я собиралась домой и забежала назад за перчатками, она все сидела и так увлеклась «Векфильдским священником», что не слышала, как я смеялась и отплясывала джигу в передней от радости, что наступают хорошие времена. Какой приятной она могла бы сделать свою жизнь, если бы только захотела! Я не очень ей за­видую, несмотря на все ее деньги, потому что, на мой взгляд, у богатых ничуть не меньше огорчений, чем у бедных, – заключила Джо.

– Твои слова напомнили мне, – сказала Мег, – что у меня тоже есть о чем рассказать. Правда, это событие совсем не смешное в отличие от истории Джо, но я думала о нем всю дорогу домой. Сегодня у Кингов все были в волнении, и одна из младших девочек сказала, что старший из их братьев сделал что-то ужасное и отец хочет прогнать его. Я слышала, как миссис Кинг плакала, а мистер Кинг кричал, а Грейс и Элен отвернулись, когда столкнулись со мной в коридоре, чтобы я не увидела, какие у них заплаканные лица. Я ни о чем, разумеется, не спрашивала, но мне было так жаль их, и я была рада, что у меня нет никаких распущенных братьев, которые позорили бы семью гадкими поступками.

– А я думаю, что оказаться опозоренной в школе го­раздо мучительнее, чем быть скомпроментированной самым гадким поступком распущенного брата, – сказала Эми, по­качав головой, как особа, умудренная жизненным опытом. – Сузи Перкинс пришла сегодня в школу с прелестным колечком из красного сердолика. Мне ужасно хотелось такое, и я всей душой жалела, что не могу оказаться на ее месте. А потом она нарисовала на своей дощечке мистера Дэвиса с чудовищным носом и горбом на спине, а изо рта у него выходили слова: «Я все вижу!» И мы все смеялись над этой картинкой, когда вдруг оказалось, что он действительно «все видит», и он велел Сузи принести ему ее дощечку. Она была паррилизована страхом, но подошла. И что, вы думаете, он сделал? Он взял ее за ухо – за ухо! только вообразите! какой ужас! – и вывел на помост у классной доски и велел полчаса стоять там с дощечкой в руках так, чтобы все могли видеть.