Маскировка для злодейки - Вильмонт Екатерина Николаевна. Страница 16
– Гошка, ты можешь пойти со мной, я сказала, что приду с братом…
– Нет, иди лучше одна. Лишнее это, – поморщился Гошка. – А мы лучше тут побудем, подождем тебя.
– Слушай, не знаю, как вы, а я сейчас коньки отброшу, так жратеньки хочется! – простонал Леха.
– Вообще-то да, – согласился с другом Гошка. – Перекусить не мешает!
– Пошли, пирожков каких-нибудь купим, – предложила Маня, которой вдруг тоже захотелось есть.
– Да, нелегкая вообще-то жизнь у сыщиков, – заметил Леха, стряхивая крошки с футболки. – Бегаешь, как жучка, даже поесть нормально не получается. Я все-таки, наверное, сыщиком быть не хочу.
– Тогда почему за нами таскаешься? – не без яда спросила Маня.
– Так интересно же! И потом, когда все распутаешь, кому-то поможешь, на душе такая удовлетворенка… Кайф!
– Леха, ты какой-то непоследовательный, – хмыкнул Гошка.
– Просто я думаю, что пока нам все-таки везло, все удавалось, но ведь когда-нибудь пруха кончится, и тогда будет так кисло… так хреново…
– Надо просто верить, что все получится! – твердо заявила Маня.
– А если не верится?
– Тебе не верится? Во что? В то, что мы найдем шантажистку? – рассердилась Маня. – Найдем, я просто уверена, что найдем! А если ты не веришь, езжай домой! Нам пессимисты не нужны!
– Маняша, ты не злись, – примирительно сказал Гошка. – У Лехи просто пирожки еще в пузе не осели, а как осядут, он тоже во все хорошее поверит.
– Ну, Гуляев, ты даешь – пирожки в пузе не осели! – расхохотался Леха. – Но, как говорят, доля правды в твоих словах есть. Я, когда голодный, злиться начинаю. Есть такой грех, а сейчас вроде жизнь уже веселее кажется, тем более пирожки классные были!
Время пролетело быстро. Маня собралась идти к Елизавете.
– Значит, со мной не пойдешь? – спросила она Гошку.
– Нет. Зачем? У тебя одной лучше получится.
Маня решительно вошла в подъезд.
Женщина, открывшая ей дверь, ничем не напоминала Ираиду Керженцеву. Маня незаметно перевела дух.
– Здравствуйте! – улыбнулась она.
– Заходи, девочка. Как тебя зовут?
– Маня.
Женщина очень пристально на нее посмотрела, словно что-то припоминая. Но ничего не сказала. Провела Маню в большую комнату, обставленную старинной мебелью. Книг в ее квартире тоже было много.
– Садись. Рассказывай!
Маня еще раз повторила все, что видела и слышала.
– А как они выглядели, во что были одеты?
– Ну, один – обычный парень лет двадцати, наверное, в черной майке с надписью «У вас губа не дура!». Волосы у него темные, каштановые, очень коротко стриженные, на левой щеке родинка небольшая, нос картошкой, глаза маленькие, цвет не разберешь. Плечи широкие, накачанные. А второй… как бы это сказать… Он такой гнилой шмендрик…
– А татуировка у него на руке есть?
– Да! Есть!
– Какая, ты не заметила?
– Заметила! На левой руке повыше запястья какая-то надпись. Но что написано, я не разглядела.
– Очень интересно, – тихо проговорила женщина.
– Вы его знаете? – удивленно спросила Маня.
– Боюсь, что да. Я только не думала, что он… Да ты, девочка, права, он действительно гнилой шмендрик. Надо же, ты как только это сказала, я сразу поняла, о ком речь… Что ж, будет мне урок, нельзя связываться с такими типами, у него же все на его поганой морде написано. Ну ничего, я с ним разберусь!
– Вы теперь на него в милицию заявите, чтобы поймать с поличным, да?
– Ты, я вижу, детективы любишь?
– Люблю, кто ж их не любит!
– Слушай, а твоя фамилия случайно не Малыгина? – вдруг спросила Елизавета Платоновна.
Маня от неожиданности рот раскрыла:
– Откуда вы знаете?
– Значит, я не ошиблась? У меня отличная зрительная память! Я недавно у отца твоего была и видела твою фотографию. У тебя ведь еще сестра есть, верно?
– Верно. А вы папу знаете?
– Я у него брала интервью. Помню, еще он мне фотографию дочек показывал, а я подумала: какие разные девочки, одна красавица, а другая, наверное, умница. А ты и вправду умница! Да ты не огорчайся, умной в нашей жизни быть лучше, чем красивой, к тому же через годика три-четыре неизвестно еще, за кем парни больше бегать будут, за твоей сестрой или за тобой. У тебя черти в глазах пляшут, это очень ценное качество. Но подумать только, до чего же тесен мир! Вот брала интервью у знаменитого артиста, а через две недели его дочка ко мне с таким делом явилась. Это папа такой неравнодушной тебя воспитал?
– Мама! – твердо ответила Маня.
Елизавета Платоновна улыбнулась. И вдруг ужасно понравилась Мане. Она почувствовала, что этой женщине можно доверять.
– Ну, Манечка, пойдем-ка на кухню, я тебя чаем хоть напою. У меня пирожные вкусные есть.
– Спасибо, с удовольствием, – быстро согласилась Маня.
– А у тебя в соседнем подъезде мальчик живет, я правильно поняла?
– Нет, я это придумала, для вашей соседки!
– То есть как? – нахмурилась Елизавета Платоновна. – Что это значит?
– Это очень сложная история… Понимаете, я вообще-то вас ждала, а потом вдруг услыхала разговор и поняла, что надо торопиться. Вот и пошла к вашей сеседке и придумала про свиданку…
– Ты меня ждала?
– Да!
– Зачем?
– Поговорить… Понимаете, я про вас только сегодня узнала и решила кое-что выяснить.
– Ничего не понимаю! А про гнилого шмендрика – это выдумка?
– Да нет же! Чистая правда! Только я его уже и раньше видела.
– И где же?
– Вы Маргариту Сергеевну Велленберг знаете?
– Велленберг? Первый раз слышу, а кто это?
– Она – невеста Владислава Игоревича Комова, – без запинки проговорила Маня.
Елизавета Платоновна вдруг побледнела.
– Невеста? Ее фамилия, значит, Велленберг? Нет, я ее даже никогда не видела. Но при чем тут она? Я совершенно ничего не понимаю!
– Я вам сейчас объясню! Этот шмендрик шантажирует Маргариту Сергеевну, деньги у нее вымогает и относит одной женщине, которая живет по чужим документам…
И Маня рассказала Елизавете Платоновне все, умолчав только о той истории в Омском университете. Зачем рассказывать о том, чего на самом деле не было?
– С ума сойти! – пробормотала Елизавета Платоновна. – Да вы целое расследование провели… И чем же этот мерзавец шантажирует госпожу Велленберг? У нее есть какие-то страшные тайны?
– Наверное, у всех есть какие-то тайны… – неопределенно ответила Маня.
Елизавета Платоновна грустно улыбнулась:
– И никому не хочется, чтобы эти тайны всплыли. А ты, значит, решила, что за этим шантажом стою я?
– Я не решила, а предположила!
– Нет, деточка, я слишком хорошо понимаю, что заставить себя полюбить невозможно, даже если вылить грязь на счастливую соперницу. Выйти замуж так можно, а стать любимой и единственной – нет!
У Мани комок стоял в горле.
– Но ведь как-то заслужить любовь, наверное, можно?
Елизавета Платоновна внимательно взглянула Мане в глаза и поняла, что девочка говорит о своем.
– Ах, Маня, любовь такая странная штука. Если бы любовь можно было заслужить, все было бы несколько проще. Хотя такое тоже бывает, но редко. И знаешь, я еще поняла… Когда говорят – я люблю ее или его за то-то и за то-то, это не любовь. Любовь – штука странная, непредсказуемая… Иной раз смотришь – всем человек хорош, а тебе он не нужен. А другой – одни сплошные недостатки, а ты вдруг взглянула ему в глаза и – бац – полюбила.
– Но если безответно… это больно…
– Господи, да неужели у тебя безответная любовь? – ахнула Елизавета Платоновна.
Маня только молча кивнула.
– Ничего, надежда всегда есть. У него ведь тоже могут глаза открыться. В один прекрасный момент он на тебя посмотрит и подумает: а где у меня глаза были? Как же я не замечал эту чудесную девчонку?
– А так бывает?
– Да сплошь и рядом!
Они посмотрели друг другу в глаза и засмеялись. Правда, смех был не очень веселым.
– Ты мне нравишься, Маня. И давай-ка подумаем, что нам теперь делать.